Он странно посмотрел на командира и задумчиво изрек: – Никогда не угадаешь, когда случай превращается в предопределенность судьбы. Донцов аж поперхнулся дымом от подобной максимы. Фраучи любил пофилософствовать на досуге, цитируя Маркса, Гегеля и еще бог знает кого. Здесь было не время и не место для этого. Но Алексей хорошо изучил свой контингент и осознавал, что Гришка в данной ситуации просто так болтать не будет. – Ты что-то придумал? – Донцов в упор посмотрел на Фраучи. – Мы тут намедни деревеньку проезжали. Помнишь полевую кухню на окраине? Я спросил одного крестьянина, пока вы торчали у колодца, откуда, мол, эта штука. Оказалось, что там ограбили обоз. Какой и кто, пейзанин не знает. Сказал, что подводы с грузом и трупами увезли, а кухню бросили. – Ну и..? – не удержался Донцов. – Так это же бомба! Напичкать ее взрывчаткой, выставить посередь моста и взорвать его к чертовой бабушке вместе с техникой, которая по нему попрется, – заявил Фраучи. У Донцова аж брови вздернулись от столь неожиданного предложения. Мигель же оценил эту идею без лишних эмоций, лишь улыбнулся и сказал: – А что? Вполне рабочий вариант. – Надо с Джигой обсудить, когда вернется. Взрывчатки у нас предостаточно, – сказал Донцов. – Да только как мы ее притащим, эту кухню? На машине по полям напрямую не проедешь, а вокруг по проселкам километров двадцать пять тянуть, да еще с приключениями. Тут по окрестностям всякий народ бродит. Вон обоз какие-то ухари ограбили. – На конной тяге, – предложил Мигель. – Попросим пару лошадок у Фернандеса. Напрямую тут всего километров пять ехать. – А ты с лошадьми управишься? – спросил Донцов и усмехнулся. – Водитель управится. Он из крестьян, с детства этому обучен, – успокоил его Мигель. От Фернандеса никаких возражений не последовало. Вскоре вернулся Джига, немного подумал и одобрил Гришкин вариант. Кухня была притащена уже по темноте. При свете автомобильных фар диверсанты превратили ее во взрывное устройство, переместили на мост и поставили прямо над центральными опорами, рядом с перилами, чтобы могла проехать техника. Провод питания они продернули вдоль реки на несколько десятков метров и вырыли там окоп для Джиги. Лошадей водитель вернул в лощинку. Он действительно умел с ними управляться. На ночь вся группа разместилась в землянке, вырытой по приказу Фернандеса специально для нее. Погода стояла прохладная, но здесь все-таки была не Россия с ее снегами и морозами. Донцов посмотрел в бинокль на противоположный берег реки и увидел, как из утренней дымки показались толпы народа вперемешку с техникой. – Наши побежали, – констатировал он и взглянул на Фернандеса, стоявшего рядом с ним. – А ваша машинка не сработает, когда не надо? – спросил тот. – Джига не ошибается. Пропустим своих, а потом рванем. Мигель непрерывно переводил, переходил с одного языка на другой, но Донцов и сам уже достаточно хорошо понимал по-испански. Фернандес взглянул на радиста, сидящего невдалеке, и распорядился: – Передай на позиции, как только наши минуют мост, огонь из всех стволов. – Он повернулся к Донцову, тяжело вздохнул и добавил: – Лишь бы успели. Стрельбы уже не слышно. Франкисты перебили наши заслоны. По мосту пронеслись две бронемашины. Вслед за ними как стадо баранов бежали республиканские бойцы. Некоторые выбрасывали в реку оружие. – Плоховато у них с боевым духом, – сказал Мигель. – Новобранцы. Толком войны не нюхали, – пояснил Фернандес. – Паника – заразная штука. Из утреннего тумана выползли два вражеских танка и несколько броневиков «Бильбао». За ними следовали пехотинцы. Последние республиканцы пересекали мост. Донцов вновь поднес к глазам бинокль и увидел, что люки танков были открыты. Из них торчали головы в шлемах. «Победители, мать их так!» – подумал Алексей и крикнул Фраучи, залегшему невдалеке: – Гриша, отрабатывай танкистов! Раздались два выстрела, и оба победителя как тряпки повисли на броне. Тут же словно по сигналу заухали сорокапятки. Один из танков задымился. Бронеавтомобиль, следовавший за ним, подскочил и перевернулся, вращая колесами. Ударили пулеметы, вражеская пехота залегла. На тот берег реки выскочили еще несколько танков. Они тут же открыли беглый огонь по высоткам. Началась артиллерийская дуэль. Стволов у противника было на порядок больше, но республиканцы очень основательно закопались в землю. Достать их можно было разве что прямым попаданием. – Сейчас они будут прорываться через мост, – заявил Донцов. – Поживем – увидим, как у них это получится. Так оно и вышло. Сразу три бронемашины выскочили на мостовой настил. Следом за ними бежали пехотинцы. Никто из них не обратил никакого внимания на полевую кухню, сиротливо стоящую на середине моста. А напрасно. Как только первая машина миновала импровизированную бомбу, раздался мощнейший взрыв. Мост переломился пополам и ухнул в реку вместе с техникой и людьми. Противник на некоторое время даже прекратил стрельбу, пораженный подобной развязкой боя. Это была именно она. Атака захлебнулась, организовывать переправу под убийственным огнем с высоток не имело никакого смысла. Вскоре франкисты отступили. – Это ненадолго, – сказал по данному поводу Фернандес. – Они подтянут сюда серьезную артиллерию и размолотят наши позиции в хлам. Фалангисты вряд ли будут форсировать реку в другом месте, скорее всего, вернутся сюда. Здесь мелководье. Противник попытается переправиться без моста. – Товарищ командир, – неожиданно раздался голос радиста. – Через пару часов прибудет подкрепление. С техникой. Оно уже на подходе. – Ну вот, теперь можно и чайку заварить, – сказал Донцов и посмотрел вдаль. Туман рассеялся. Равнина, поросшая кустарником и редкими купами деревьев, была пуста. – И не только чайку, – сказал Фернандес. – Жизнь дана не для страданий, а для наслаждений. Так звучит национальный девиз Испании. Вот и надо пользоваться моментом. У нас есть орухо, испанская водка. Она крепче русской на целых двадцать градусов. – Но слабее русского самогона под кодовым названием первач, – заявил Донцов и хохотнул. – Давай свою оруху. Сейчас мы ее попробуем. Фернандес отдал распоряжение ординарцу. – Один момент, – сказал тот. Вскоре на куске брезента, расстеленном возле разожженного костра, появились несколько бутылок с красочными этикетками, горка фруктов, нарезанный хлеб и вскрытые банки мясных консервов. – Выпивайте и закусывайте, чем бог послал. А мне пора подкрепление встречать, – сказал Фернандес, встал и направился в сторону дороги. Подкрепление с пушками и бронемашинами подоспело вовремя. Противник после этого на переправу даже не пытался сунуться. Диверсанты проспали всю ночь, а с рассветом отправились на базу. Когда они проезжали мимо сожженной деревни, покинутой жителями, Джига внезапно встрепенулся и заявил: – Там какое-то шевеление. – Где? – Донцов выдернул из сумки бинокль и стал смотреть в направлении, указанном Джигой. «Теперь руина, а раньше домик был приличный, судя по высоте трубы, – оценивал он то, что видел. Горелые деревья, какой-то бугорок, в нем деревянная дверка. Похоже на овощной погреб. Мальчишка выглядывает, чумазый весь. А вот и девчонка появилась. Тоже грязная. Одни они, что ли, здесь? Вот ведь незадача!» На Донцова нахлынули воспоминания из далекого детства. Отец Алексея Николай Игнатович держал швейную мастерскую в Юзовке. Это заведение находилось недалеко от центра города, в двухэтажном особнячке, доставшемся ему по наследству. Мать Донцова сначала работала там просто закройщицей. Позднее она вышла замуж за Николая Игнатовича и стала, по сути дела, хозяйкой предприятия. Женщина не бросила своей основной специальности, кроме того, успевала руководить белошвейками и прочим персоналом, следила за домом и прилегающим участком, оставив финансовые дела мужу. Сама мастерская располагалась на первом этаже и имела отдельный вход. Семья Донцовых проживала на втором, все пять человек – родители, мальчик и две девочки. Алексей по возрасту был средним ребенком. Когда началась российская смута, ему исполнилось девять лет. Юзовка в ходе гражданской войны несколько раз переходила из рук в руки. Когда в город впервые пришли красные, сразу начались грабежи. Обувную фабричку, находившуюся на соседней улице, борцы за диктатуру пролетариата сожгли, а ее владельца расстреляли как буржуя и эксплуататора. Причем сделали они это демонстративно, на площади, при скоплении народа. Николай Игнатович был с ним достаточно близко знаком. Он осмыслил этот прецедент и понял, что так и до него скоро очередь дойдет. Но на этот раз пронесло. Потом власть сменилась. Город захватили антоновцы, которые тоже грабили население. Если они и отличались от красных, то только тем, что публично не расстреливали так называемых буржуев. Случилось так, что этим отрядом командовал одноклассник Николая Игнатовича, который быстро растолковал ему, кто есть кто в этой войне, и уговаривал вступить в отряд. Тот вспомнил про судьбу коллеги по коммерции, поразмыслил и согласился. «Его самого казнили, а семью не тронули. Даст бог, и мою не тронут. А красным недолго бегать осталось. Как победим, так и вернусь», – подумал отец Алексея. Перед уходом он жестко проинструктировал жену, велел ей закрыть мастерскую, работников распустить и жить потихоньку, как обычные обыватели. Деньги не светить, тратить умеренно. Николай Игнатович строго следовал заветам своей бабушки, купеческой дочери. «Дом сожгут, землю отберут, ассигнации превратятся в простую бумагу, а вот золото, оно вечно», – наставляла она внука. Именно поэтому часть своих накоплений он держал в золотых червонцах. Ох, как права оказалась бабушка. Семья Донцовых жила на них безбедно, а сам Николай Игнатович канул в небытие на просторах Малороссии. Позднее Алексей пытался прояснить его судьбу, но так и не смог. Мало ли безвестных могил, с крестами и без, расплодилось на юге России. Потом власть еще пару раз менялась. Все армии стреляли из пушек, и город постепенно превращался в руины. Алексей вместе с соседскими пацанами лазил по развалинам в поисках ценных вещичек и внезапно услышал взрывы. Один, второй, третий!.. Они его особо не пугали, привык уже, но ему следовало вернуться домой. Мало ли что! Он и вернулся, да только вот дома уже не было. Алексей увидел груду дымящихся развалин вокруг печной трубы, потолочные балки, торчащие в разные стороны, двор, усыпанный черепицей и прочим хламом. Мальчик постоял несколько минут и бросился бежать куда глаза глядят, утирая по дороге сопли и слезы. Он знал, что его семья в это время находилась в доме, значит, все теперь были мертвы. «Мамы нет, сестричек нет. Как дальше жить?»