— Ты знаешь, Вероника, я это даже под дулом его пушки сразу заметил. — А ведь бабы на нем так и виснут. О нем тут легенды ходят. Знаменитая личность — майор Половников. Другому бы уже давно за аморалку звездочки посшибали, а этому все сходит, как с гуся вода. Молчат о нем бабы здешние, терпят. Почему его фальшивость другим не видна? — Они Рембрантов не смотрели, красоте не обучены, люди простые — темные. — Пошутил я. — Возможно, ты прав, — серьезно сказала Вероника. — В этом их беда. Рыночный лубок с лебедями — вот вершина искусства. Ну да, ладно, пошли дальше. Сказала начальнику, мол возвращаюсь в свой город, к родителям. — К родителям… Папочке и мамочке… А папочка и мамочка, — Сюсюкал он улыбаясь подлой, змеящейся по тонким мокрым губкам усмешкой, — В это время вещички распродают, билетики на Вену покупают… — За бугор собрались, сволочи! — Заорал вдруг майор диким голосом, — Родину предавать! Испугавшись ора я отпрянула от стола к двери, но начальник оказался быстрее и преградил путь к отступлению. — Они думают, что тихонько-тихонько соберут свои бэбихи и зададут деру. Нет уж. — Ткнул в меня пальцем. — Мы все про вашего брата знаем. Вот она оперативочка, еще вчера пришла. Ты только вещички собирала, а бумажечка тебя уже здесь лежала — поджидала, — Захихикал он каламбуря. И закончил спокойно, — Так просто отсюда не уйдешь, мамина дочечка. Я лично устрою твой отъезд в теплые края. — Тут он осмотрел меня с ног до головы. Перевел взгляд на часы и с сожалением заявил, — Можно было бы и в кабинете начать, но — совещание. Не успеем порезвиться. Вечером жди. Приеду на ночь. И пока не сочту нужным, не отпущу из области. Пока не надоешь. Тогда получишь под зад и свободна… На мотоцикл и прямиком домой, не заезжая в село, — промелькнуло в голове. — Э, нет! Не пройдет! — засмеялся начальник. — Без финтов со мной. Хуже будет. Здесь я хозяин. — Защелкам тумблерами селекторной связи и передал на все посты ГАИ, на вокзал и аэропорт мои данные и словесный портрет, а от себя добавил — Она подозревается в совершении особо тяжкого преступления… — Выключил селектор и продолжил. — А преступление тебе организуем. Это не проблема. Например, собъешь свои мотоциклом детишек маленьких, детдомовских на прогулке, скроешься с места преступления не оказав маленьким страдальцам помощь. — Он ерничая смахнул с глаза воображаемую слезинку. Детишек, конечно жалко, но для такой красивой девушки — не очень. Жди вечером. — Жестко закончил он. — В голове метались не мысли, но какие-то обрывки, — Господи, разве это со мной происходит? Как хоть отстрочить его визит, что же придумать? — Сегодня не получиться, — месячные у меня, — Брякнула начальнику первое пришедшее в голову. Правда… может Вы ко всему и вампир… — Тьфу, черт, — Стукнул тот по столу кулаком, — Чуть вечер не просрал зря. Ладно, трех дней тебе хватит. Через три дня буду. И не дергайся. Нарвешься на неприятности. Будешь паинькой — поладим. А теперь двигай отсюда, папенькина дочечька. — Дальше ты знаешь сам. Этот нетерпеливый хмырь, приперся на день раньше. Я не смогла ничего придумать. Ты не успел улететь. Влипли. Я то думала, за тобой прилетят ни сегодня — завтра… Так нехорошо все получилось. Извини, лейтенант. Вероника закурила новую сигарету. — Он зашел неожиданно, дверь оставалась открытой. — Дай — говорит, — проверю, лично, не врешь-ли насчет красной гостьи. Полез… Я пыталась отбиться, да куда там. Разорвал платье, сорвал все… Вошел ты… Увидела пистолет, испугалась. Тут бутылка под руку попалась… Но я не раскаиваюсь. Жалею только, что сразу не порешила — сил не хватило, а может головы крепкие. Пусть пока сидят в сарае. Ты улетишь, я их спалю к чертям собачим, мразей. Мне все равно теперь. Над выгоном, куда выходили окна комнаты, раздалось знакомое завывание винтов идущего на посадку вертолета. Раздвинул шторы и сразу узнал родной борт. Командир выбирал место посуше и поближе. Особо близко не получалось, по низинке протекал небольшой ручеек с полузасыпанной бетонной трубой вместо мостика. — Вещи сложены? — Сложены. Что ты задумал? Подхватил со служившего временным ложем кожушка фуражку, пристроил на ремень кабуру с пистолетом. Закинул на одно плечо инструментальную сумку, сунув туда предварительно остатки пайка, сигареты и книжку мемуаров. Прошелся по комнате, проверяя не остались ли какиеникакие следы присутствия ВВС. Подхватил на другое плечо заранее уложенный Вероникой коричневый кожанный чемодан. Она стояла готовая к движению, сжимая в руке набитый портфель и закинув на плечи зеленый туристический рюкзак, с выпирающими сквозь тонкий брезент уголками книг и альбомов. В потолке виднелась дырка от пули, где то валялась стрелянная гильза. Но выстрел был произведен из ментовского оружия и это в конечном счете их, а не мои проблемы. — Готова? Пошли. — А, что с этими? — она дернула плечом в сторону сарайчика. — Прийдут соседи за добром — выпустят. В крайнем случае можно позвонить из города в сельсовет. Посидят, ничего не случится. Немного поголодают да остынут. Пистолет я их не трогал, так на полу и валяется. Думаю шум поднимать не станут — не в их интересах. В другой области слюнявый такой силы не имеет. Да и выглядит мильтон в этой ситуации как последний дурак. Все обойдется. Только мотоцикл… — Бог с ним. Василий заберет, по полям гасать, ни регистрации, ни номеров особо не надо. Пусть ездит. — Деньги? Документы? — Все взяла. — Порядок. Двинули. Мы пошли быстрым шагом к приземлившемуся за ручейком вертолету. Около машины уже топтался, в ожидании командира, второй пилот. Вместо обычной куртки на нем был китель, в руках, известное дело, бутылка. Ребята настроились на теплый прием и отдых в женской компании. Прийдется их немного разочаровать. Мне совсем не хотелось, чтобы состоялось знакомство экипажа с подбитыми ментами. Не успели мы пройти и половину расстояния до вертолета как позади раздался истошный вопль — Стой! Гады! — И хлопнул выстрел Макарова. — К вертолету! — скомандывал я Веронике, и сунул ей в свободную руку чемодан. — Бегом! — А ты? — Я за тобой! — А сам повернулся назад, вытаскивая на ходу пистолет. От дома Вероники за нами бежали трое. Один из них размахивал пистолетом — начальник. Около сараюшки стоял уазик с брезентовым верхом. Следовательно, третий был шофер. Не дождавшись начальства — решил проверить где они, а может выпить захотелось. Подъехал задами, те услыхали движок, подняли шум. Вероника говорила о пистолете, а я, раззява, не догодался обыскать второго. Черт. Начальник на бегу выстрелил навскидку. За спиной раздался шлепок и вскрик Вероники. — Попали! — пронеслось в голове. Обернулся к вертолету. Вероника, согнувшись под тяжестью вещей, продолжала ковылять к машине. Застыв как столб, с удивлением наблюдал за происходящим второй пилот. — Запускай, — заорал я, что было силы. Менты пульнули еще раз и пуля чмокнулась во влажную землю у моих ног. Макаров не то оружие, чтобы нетренированный или слабо тренированный человек мог на бегу попасть в цель на таком расстоянии. Главный мильтон явно не был снайпером. Но преследователи уже сократили расстояние примерно вдвое. Убивать их я не собирался, но остановить было необходимо. Кинув сумки на землю, стал поустойчивее, обхватил для упора кисть правой руки с пистолетом пальцами левой, взял прицел чуть повыше голов и открыл огонь. Не жалея патронов, спалил сразу пол обоймы. Пусть пульки посвистят над дурной башкой — это хорошо остужает. Вроде действительно остудило. Не ожидали отпора. Бросились на землю и на карачках поспешили обратно к домам, ища укрытия. За моей спиной зашлепали шаги и рядом остановился взволнованный командир тоже с пистолетом в руке. — Жив? — Порядок, товарищ подполковник! — Чечены? Нападавшие были в гражданском, лица и масть неопределенная. На таком расстоянии разглядеть подробности сложно. Пусть будут чечены. — Похоже, они. На таком расстоянии трудно сказать наверняка… — Надо сообщить в МВД. Но сначала лучше отсюда убраться. Вдвоем подхватили брошенную поклажу и побежали к вертолету. Пару раз оглянулись. Однако преследования не было. — Как Вероника? Не ранена? Слышал она вскрикнула… — Спросил я на бегу. — Пуля угодила в рюкзак набитый книгами. В музее видел Островского с застрявшей немецкой пулей, а здесь — Рембранта подстрелили. Смех, а она плачет. Нервы. Сейчас выйдем на связь с МВД, пусть возьмут гадов с поличным, совсем распустились. — Пустое товарищ подполковник, здесь дело в том… Украсть невесту решили. Обычай у них такой. А она не захотела. Да и я помешал. — Вдохновенно врал, не смущаясь. — А оружие? А стрельба? Наконец, как я отчитаюсь за отстрелянные патроны? — Последние слова командир произнес уже в вертолете. Заскочив следом, я по привычке втянул трапик и закрыл дверку. — За патроны не волнуйтесь, найдем, — Вмешался второй пилот. — У меня есть маленько. Все знали, что капитан страстный охотник. Он сам набивал охотничьи патроны, не доверяя покупным. Сам отливал пули. Мастерил прицелы. Имел хорошие отношения с вооруженцами и артмастерами всех частей гарнизона. Его частенько приглашали пристреливать оружие. Патроны у него водились. Это все знали. Из-за них произошло даже столкновение с особистом. Капитан одолжил контрику на охоте патроны для карабина, а тот, естественно, в благодарность его же и заложил. Пришлось откупиться бутылкой коньяка да пригоршней патронов, врученными тому же гаду-контрику. Но видать отдал не все и сейчас лучился довольной улыбкой. — Ты сколько спалил? Обойму? — Меньше, штук пять. — Получи, — Капитан отсчитал и протянул мне на ладони пять новеньких патронов. — Не забудь только пистолет почистить после пальбы, ковбой. — Зачем ты эту контрабанду с собой возишь, — Недовольно поморщился командир, собираясь пройти на свое место в кокпите. — Пороха здесь не достать, а сайгачатину все любят. Особенно шашлыки и особенно начальство, — Уточнил капитан. Он и всегда таскал с собой в вертолете охотничье ружье, снабжал нас сайгачатиной. А патроны, естественно, набивал сам, какой-то страшной гремучей смесью, заменяющей дефицитный охотничий порох. Говорили о патронах, отодвигая неприятный разговор о Веронике. Девушка на борту военного вертолета, попавшая сюда под аккомпанемент выстрелов — это ЧП. Сама виновница происшедшего сидела на скамейке в десантном, временно пассажирском отсеке, зажав в руках альбом Рембрандта с развороченными девятимиллиметровой пулей страницами и тихонько плакала. По щекам неспешно катились, догоняя одна другую крупные слезинки. — Ладно, такси подано. Куда летим? — Спросил командир, обращаясь к девушке. Вероника тихонько всхлипнула вместо ответа. — Вообще-то мы идем в Целиноград за запчастями, — Уточнил маршрут капитан. Целина есть целина и наша машина, прикрепленная к руководству опергруппы, зачастую действительно моталась по области словно воздушное такси, сообщая о маршруте задним числом. Нас знали, и диспетчеры не волновались, замечая незапланированные отклонения от маршрута. Начальство позволяло себе и поохотиться, и порыбачить, и выпить. Под эту лавочку мы тоже иногда дозволяли себе отдохнуть. Могли сесть в этом селе по дороге в Целинноград, например. — В Целинноград? Ура! Это же мой родной город! Я туда и собиралась. Возьмите меня с собой, пожалуйста… — Житья ей здесь не стало от чеченов, — перебил я радостное излияние Вероники, дабы она ненароком не проговорилась о действительном положении дел. — Жениться хотят. Пришлось все продать, все вещи, мотоцикл, рассчитаться со школой. Хорошо, что Вы велели мне охранять Веронику, а то они бы ее выкрали и увезли в свой аул. Там уже жених ждет. — Выдал я на одном дыхании подробности легенды, не столько для ребят, сколько для Вероники. Вероника только всхлипывала, не прерывая моих разглагольствований о ее страшной участи. — Отвезем ее к родителям, раз все равно по пути, — Согласился командир. — Остановит ВАИ, скажем, — Он подмигнул мне, — Невеста лейтенанта. — Старшего лейтенанта, — Поправила его Вероника, входя в роль невесты. — Конечно, старшего, извините девушка. Ну невеста у тебя — класс. Сразу горой встает на защиту. Не понижай, мол, в чине. Ну ты асс, старшой, украл у чеченов невесту! — Если бы, — подумал я. — А может и так, чем черт не шутит. Вдруг согласится. Бросит свою дурь насчет отъезда. Отвезу ее к родителям в Харьков. Потом поедем домой, мебель купим, люстру. Обклеим комнату обоями… — Ладно, полетели. — Решительно сказал командир, — А ты, — Ткнул в меня пальцем, — Оставайся в салоне. Обойдемся без тебя…пока. Успокаивай невесту. Утирай слезы. Но без глупостей в воздухе, — Покачал пальцем перед моим носом. — Для глупостей вам предоставляется земля. Да уж, чего-чего, а глупостей на земле мы наворотили изрядно. Правда, не тех, что имел в виду командир. Все время полета я держал напряженное тело Вероники в своих объятиях, грел ее руки, гладил волосы, пытался унять сотрясавшее ее тело нервную дрожь. Разговора не получалось, да и что за разговор в гуле двигателей и вибрации корпуса военного вертолета на полной скорости режущего свистящими винтами воздух над степью. Мы подошли к Целиннограду под вечер, сели в сумерках, зарулили на стоянку в сгущающейся темноте. Совершая обычный посадочный ритуал, я откатил дверку и навесил трап. Затем вынес вещи и подал руку Веронике.