– Не делай этого, – предостерегает он, и секунду кажется, что сейчас она сокрушит и его. Но в конце концов она просто качает головой и со вздохом опускает руку. Флинт падает вниз головой, не успев ни превратиться в дракона, ни перевернуться. Я вскрикиваю и бросаюсь к нему, но Джексон уже тут как тут, и его ноги в черных ботинках твердо стоят на скользком льду. Флинт с глухим звуком приземляется на него, и мгновение кажется, будто время остановилось. Но тут Флинт рычит: – Отвали от меня, мать твою, – и толкает Джексона в грудь. Джексон отпускает его, едва ноги Флинта касаются земли, но продолжает придерживать дракона за локоть – до тех пор, пока Флинт не стряхивает его руку. В пещере повисает молчание, пока мы пытаемся свыкнуться с тем фактом, что Кровопускательница еще могущественнее, чем мы думали. Что несмотря на ее сегодняшнее комедиантство, когда она корчила из себя хрупкую старушку, она способна по щелчку пальцев расправиться со всеми нами. Это непросто переварить, если учесть то, что она только что сказала. Но теперь, когда потрясение от ее первого откровения прошло – или хотя бы немного притупилось, – мне хочется поспорить с ней, сказать ей, что мы не можем быть родней. Но тут она поворачивается ко мне, и я вижу в ее поблескивающих зеленых глазах что-то новое. Что-то, очень похожее на уязвимость. Во всяком случае, мне так кажется, особенно когда я думаю о том, что она назвала меня своей внучкой. Моя голова раскалывается от боли, под ложечкой сосет, колени дрожат. Богиня хаоса. Она Богиня хаоса? Я даже не подозревала, что такое возможно. Что хоть что-то из этого возможно. Да, Карга рассказала нам историю о том, как Богиня хаоса создала сверхъестественных существ, но я полагала, что это всего лишь сказка. Я знаю, что этот мир полон существ и вещей, о существовании которых до моего прибытия в Кэтмир я даже не подозревала, но реально существующие боги и богини? Хаоса и кто знает чего еще? Да, это очень далеко от сенсации: что мой парень – вампир. И она считает, что она моя бабушка? Подобно тому, как встают на свои места сувальды замка, обретает новый смысл и замечание Алистера о том, что, если я оскорблю его пару, она может меня укусить. Король горгулий сопряжен с Кровопускательницей. Но это, к сожалению, не самое жуткое из того, что я сегодня открыла для себя. Однако тут у меня обрывается сердце, поскольку я кое о чем вспоминаю. Я пообещала Неубиваемому Зверю, что отдам его паре Корону. Глава 43. Не самая милая бабуля – Ты можешь называть меня Grand-mére[4], – продолжает она. – Хотя твоя сила – это сила дочери, а не внучки. – Я не знаю, что это значит, – говорю я и закусываю губу. Часть меня – и, если честно, огромная часть – надеется, что она говорит в переносном смысле. Похоже, она собирается сказать что-то еще, но затем переводит глаза на остальных и говорит: – Сядьте. Как только она произносит это, в комнате возникают стулья. Несмотря на то, что рядом с ним теперь стоит стул, Хадсон подходит ко мне и усаживается на другое сиреневое кресло. Иден и Мекай тоже садятся, а Флинт и Джексон не сдвигаются со своих мест. Кровопускательница улыбается натянутой улыбкой и, выгнув одну бровь, поворачивается ко мне. Пропустив мое замечание мимо ушей, она спрашивает: – Что привело тебя сюда на самом деле, Грейс? – Я же вам сказала. Зеленая нить. Она складывает руки домиком и смотрит поверх них на меня. – Но ты же несколько месяцев знаешь, что у тебя есть эта нить. Что же заставило тебя вдруг явиться ко мне и заговорить о ней? – Хадсон понял, что, прикасаясь к ней, я делала те же вещи, которые можете делать вы. К тому же отправиться к вам мне посоветовал Алистер… – Ты видела его? – Кровопускательница щурится и, подавшись вперед, так крепко стискивает мою руку, что я чувствую боль. – Как он? Он в порядке? Где он? Я слегка отшатываюсь, но она по-настоящему дрожит, и мое сердце смягчается – правда, только чуть-чуть. – Да, я видела его, но потом он исчез, – говорю я, вспоминая наш разговоре в холле. – Он сказал, что ему надо отыскать свою пару. Что же до того, как он… – Я запинаюсь, не зная, как описать его состояние, ведь сказать, что он «в порядке», было бы натяжкой. – Он сбит с толку, – опять вступает в разговор Хадсон, помогая мне. – Он тысячу лет просидел на цепи в пещере, где на него то и дело нападали те, кто хотел его убить. Думаю, в таких условиях любой будет немного не в себе. – Это из-за голосов, – объясняю я. – Он слышит голоса горгулий, которые звучат в его голове. Они все говорят с ним одновременно, просят его вернуться, умолют спасти их. Он не может их заглушить и не может думать, потому что они мешают ему. Их слишком много. – Слишком много? – спрашивает Флинт. – Сколько же в мире горгулий? – Тысячи, – одновременно отвечаем Кровопускательница и я. – Тысячи и тысячи, – продолжает она, когда я замолкаю. – И Алистер был более тысячи лет заперт в пещере с их голосами. Когда он был на пике формы, ему удавалось их фильтровать, но заточенный в той пещере… – Она оглядывает собственную пещеру. – Мне понятно, почему ему не удалось блокировать их, ведь они становились все настойчивее. И их так много. Я вновь начинаю испытывать сочувствие к ней. Я пытаюсь подавить это чувство, что должно быть не трудно, если вспомнить все те ужасные вещи, которые она натворила. Но тут я думаю о том, что ее пара – это Неубиваемый Зверь, и гадаю: если бы я была заперта в пещере тысячу лет без Хадсона, возможно, я тоже потеряла бы человечность? Это наводит меня еще на одну мысль: что бы я сделала ради освобождения Хадсона, если бы в тысячелетнем заточении оказался он? Мне не хочется думать, что я поставила бы под угрозу чью-то жизнь или счастье, чтобы спасти его, но я не могу сказать наверняка, как бы поступила. Я готова пойти почти на все, лишь бы знать, что он останется цел и невредим. Именно из этого я исходила, отказываясь лишать его магической силы, потому что убеждена – он впоследствии пожалеет об этом решении. – Что-то я не понимаю, – говорит Мэйси. – Я думала, Грейс единственная горгулья, родившаяся за последнюю тысячу лет. Когда в Кэтмире она превратилась в камень, это произвело фурор. В школу прибывали эксперты со всего света, чтобы увидеть ее, потому что… – Потому что они считали, что это невозможно, – заканчивает ее фразу Кровопускательница. – И это было бы правдой, если забыть о том, что она происходит из древнего рода горгулий. Ее мать была горгульей, как и мать ее матери и мать матери ее матери. От боли от этого предательства у меня сжимается горло, и из комнаты будто разом выкачивают весь воздух. Я поняла, что моя мать должна была быть горгульей, когда Алистер сказал мне, что я его потомок, но, услышав это из уст Кровопускательницы, я осознаю, что мама так и не сказала мне, кто я. Это надрывает мне сердце. По-видимому, Хадсон чувствует мое смятение, потому что он кладет мою руку себе на колени и, переплетя свои пальцы с моими, сжимает их. – Моя мать знала, что она горгулья? – судорожно шепчу я, с трудом выдавливая слова из своего сжавшегося горла. – И не сказала мне об этом? Глаза Кровопускательницы широко распахиваются, когда она видит мою реакцию. – Она не знала, кто она, как и ты сама. Я смаргиваю слезы, пытаясь разобраться в том, что сказала мне Кровопускательница. Меня жутко раздражает, что она выдает информацию по кускам, выбирая, что нам нужно знать, а чего не нужно. – Почему вы никогда не говорите правду целиком? – Я качаю головой. – Мы же могли убить вашу пару, когда вы отправили нас за сердечным камнем, так и не сказав, кто он на самом деле? Кровопускательница самодовольно улыбается. – Нет, не могли. Его не зря окрестили Неубиваемым Зверем. – Увидев по моим поднятым бровям, что я по-прежнему не понимаю, она пожимает плечами. – Дело в том, что он сопряжен с богиней, Грейс. Я бросаю быстрый взгляд на Хадсона и сглатываю. Затем спрашиваю ее: – Значит ли это, что Хадсон бессмертен, по-настоящему бессмертен, как и я, потому что он моя пара? Но она качает головой. – Я родилась богиней и всегда буду богиней, даже если моя сила уменьшилась до уровня полубожества, когда сестра отравила меня. – Она откидывается на диванные подушки. – Ты потомок полубожества и горгульи, поэтому ты никогда не станешь чем-то большим, чем полубожество. Если только ты не трансцендируешь, однако это уже тема для отдельного разговора. Мои плечи опускаются. На секунду я позволила себе представить такой мир, в котором мне не надо бояться, что что-то или кто-то отнимет у меня мою пару, в котором я никогда не потеряю того человека, которого люблю больше всего на свете, как потеряла родителей. Я стискиваю зубы. – Как бы там ни было, не кажется ли вам, что было бы проще, если бы вы просто выложили все карты на стол? И хотя бы раз рассказали нам все? – Да, тогда нам, возможно, не пришлось бы смотреть, как умирают наши друзья, – резко бросает Флинт, и я морщусь – от муки, которая звучит в его голосе, а еще от страха перед тем, как Кровопускательница может отреагировать на его слова. Ведь она только что подвешивала его под потолком, как вешают туши на рынке. Но она даже не удостаивает его взглядом. Вместо этого она продолжает пристально смотреть мне в глаза. – Я предложу тебе то, чего обычно не предлагаю никому, Грейс, – говорит она наконец. – Я дам тебе возможность выбрать. Я могу рассказать тебе, как отыскать Армию горгулий – ведь это и есть настоящая причина твоего появления здесь… – Мэйси ахает, но Кровопускательница и ухом не ведет. – Но тогда мне придется рассказать тебе все о том, кто ты такая и что представляешь собой на самом деле. И я не могу обещать, что тебе это понравится… Или же… я могу рассказать тебе, как сбежать и спрятаться от Сайруса навсегда. И как спрятать от него твоих друзей. И то, и другое остановит Сайруса на какое-то время, но, если ты выберешь бегство, это не спасет тех учеников, которых он похитил. Это также не помешает ему продолжить поиски того, что даст ему безграничную власть, зато ты сможешь жить полной жизнью. Жить вдалеке от смерти и разрушений, от боли и мук – настолько далеко, насколько вообще может надеяться человек. Выбор за тобой, Грейс. Вот она и обнажила перед всеми мою слабость – потому что я отчаянно хочу воспользоваться той лазейкой, которую она мне предлагает, и она это знает. Я не желаю ничего узнавать ни о моей зеленой нити, ни о том, какие родственные узы связывают меня с ней, ни о том, как мои родители лгали мне, ни о том, что я стала пешкой в шахматной игре богов, которой предстоит жить или умереть по их прихоти, ни о том, как ничтожно мало я могу контролировать свою жизнь. Мне хочется просто вернуться на маяк Хадсона, быть с парнем, которого я люблю, и забыть, что где-то есть этот большой и страшный мир. Мое сердце с такой силой бьется о ребра, что меня удивляет, как они не трескаются, и я вытираю о джинсы потную ладонь. Наверняка вторая рука такая же потная, но Хадсон и не думает отпускать ее. Не думает отпускать меня. Я поворачиваюсь к моей паре и прикусываю губу. Я знаю, что должна сделать. Но Кровопускательница дала мне выбор. «Синяя таблетка или красная», цитируя один из моих любимых фильмов. Мне так отчаянно хочется выбрать синюю, что у меня дрожат руки. А легкие словно сжимает чья-то рука. Но тут я встречаюсь взглядом с Хадсоном. И понимаю – его глаза, глубокие, как океан, сразу же видят все то, что я пытаюсь скрыть. Он знает, что сейчас я борюсь с панической атакой, что мне приходится бороться с ними все время. Он знает, что я хочу принять предложение Кровопускательницы и спрятаться от Сайруса, что я готова на все, лишь бы избавиться от чувства, что я не могу дышать, не могу контролировать собственное тело. Знает он также и то, что в случае моего согласия нам, скорее всего, придется, как Кровопускательнице, жить в какой-нибудь пещере в богом забытом месте, с защитными заклинаниями на стенах, чтобы о нем не узнал Сайрус. Или еще хуже – мы будем вынуждены вечно скитаться и прятаться, и тогда ему придется пускать в ход свои магические таланты, снова и снова раскалывая душу, чтобы спасти нас. Но он не возражает. Ведь у него есть я. Он слегка щурит глаза, говоря мне без слов, что, если я этого хочу, если мне это необходимо, то он будет со мной на все сто – нет, на всю тысячу процентов. Речь не о том, что я сдаюсь, списываю себя со счетов, как в той схватке с великанами, когда Хадсону нужно было встряхнуть меня, чтобы я вновь поверила в себя, как верит в меня он сам. Нет, сейчас моя пара просто готов поддержать любое решение, необходимое для моего душевного здоровья. Я делаю глубокий вдох, и мои плечи расслабляются. Последние сомнения исчезают, когда он одними губами произносит: – Я люблю тебя. И я таю. Просто таю. – Я знаю, – тоже одними губами произношу я. Он стискивает мою руку, и один уголок его губ приподнимается в полуулыбке. Мой взгляд скользит по Джексону, стоящему возле стула, обитого красной тканью. Его зубы сжаты, брови подняты, как будто он хочет спросить: «Почему ты не требуешь, чтобы она сказала тебе все?» Затем я перевожу глаза на Флинта, который застыл, сжав кулаки и перенеся весь свой вес на переднюю часть стоп, готовый атаковать Кровопускательницу голыми руками. Я вижу волосы Мэйси, похожие на яркое пламя, вижу в ее взгляде мольбу – она просит меня во что бы то ни стало выяснить, что произошло с ее матерью. Даже Мекай и Иден уверены в том, что я, конечно же, захочу узнать, как победить Сайруса и спасти похищенных учеников. Они оба сидят, подавшись вперед и положив локти на колени, и смотрят на Кровопускательницу, готовые слушать ее рассказ.