— Солдафон из глухой тайги? — А что — не так? — Так, — согласился Миша, вставая, — туалет, ванная — вот. Пойду, завтракать пора. — У тебя всегда такой бардак? — Только после обыска. — У тебя был обыск? — Как видишь. — А почему? Ты преступник? — Да, насильник и убийца. Девушка, почему-то, прыснула от смеха: — Ты плохой насильник. — Уж, какой есть. — Так почему — обыск? — Человека нам не удалось спасти. — За это проводят обыск? — Как видишь, — ответил Миша, пожав плечами, зажигая плиту под сковородой. «Что приготовить?» — подумал он. Яичница — не получалась — разбитые яйца уже присохли к полу, приклеив ячейки. Ещё вонять будут. — Никогда бы не подумала. А кем же был этот человек? — Сталин. Девушка пискнула, грохот. Миша обернулся. Девушка упала через опрокинутый стул, халат распахнулся до самого пояса. Миша, отводя глаза, краснея, подал ей руку. Девушка воспользовалась помощью, поднялась, села на поднятый Мишей стул. Она так и не запахнулась, так и сверкая своей девичьей честью и красотой. Руки её закрывали рот, разинутый в немом крике ужаса: — Сталин умер? — Его убили. Ещё крик ужаса. — Кто? — выдохнула она, вдруг оборачиваясь грозной Валькирией. — По официальной версии — мой отец. Она упала бы вместе со стулом, если бы Миша не поймал. Она молчала, запахнувшись, наконец. Миша вернулся к приготовлению завтрака — сковорода уже раскалилась. Заскворчало масло, Егерь решил сделать егерский завтрак — вывалил в сковороду две банки консервированной готовой гречневой каши, что выловил из-под мойки — закатились туда при обыске. — А кто твой отец? — Кузьмин. Медведь. Он не смотрел на неё, помешивая кашу. Достаточно красноречивого молчания. — Судя по твоему поведению — убийца не твой отец? И не вериться, что Медведь способен. А кто? — Я. Не. Знаю, — раздельно произнёс Миша, с трудом. Так свело скулы. Звякнув, ложка — отлетела, оставив в руках ручку. Не заметил, как сломал ложку из нержавейки. Молчание затянулось. Миша освободил кухонный столик, нашёл не битую посуду, разложил завтрак, подал вилки. Молча ели. Девушка опасливо посматривала на консервированные зелёные оливки, что кидал в рот Маугли. Поэтому их и не уволокли при обыске — мало кто любит оливки. Из еды остались только экзотические продукты, название и внешний вид которых насторожили сотрудников, проводивших обыск. Фактически — это было воровство. Но, Миша — понимал их, этих оперов. А понять — значит — простить. По их мнению, они не совершили ничего предосудительного — у «буржуя» — много. «А у нас — дети впроголодь живут». Всё одно, всё, что Михаил сейчас не съест — пропадёт. Испортиться. Возвращаться в эту квартиру было больше — не за чем. — Я так и не знаю твоего имени, — спросила девушка, как-то по-особенному, по-женски, кокетливо, стрельнув глазками. — Миша Кузьмин. — Маша Иванова. — Приятно познакомиться, — кивнул Миша, — а чем Маша Иванова занимается? — Пока — ничем. Школу закончила, вот, в Москву приехала на Парад, зашла к подруге. А её — дома не оказалось. А тут ты. Сбил с ног, запер на крыше, лапал меня, спал со мной. Девушка говорила это, смотря в стол, будто обратно впадая в транс, в котором была на крыше. Миша — молча ковырял в тарелке. Он не верил ей. Просто — никто чужой не может пройти в этот дом. Через их вахтёров — не пройти. Если вахтёры не получат приказа — не пустят. А кто может дать приказ пустить девушку? Накануне такого вала событий? Легенда шита белыми нитками. Какое у тебя звание, прекрасная незнакомка? — А чем планируешь заняться? — спросил Михаил, бросая тарелку в раковину, занявшись поиском зёрен кофе. Кофе у нас — ещё не народный напиток. Могли и побрезговать. Чай, вот — весь исчез. Вместе со всей коллекцией спиртного и всеми табачными изделиями. Отец говорил про кубинские сигары. Миша — вздохнул — жаль. — В каком смысле? Вообще? Пока не знаю. Так много всего хочется. Так много интересного в мире, всё хочется попробовать. — А где ты остановилась? — спросил Михаил. А вот и холщевой мешочек с трафаретом кофейных зёрен чёрной краской. Отбросили в сторону. Настоящий, бразильский! — Хотела у подруги. Девушка назвала фамилию. Миша покачал головой: — Они всей семьёй уехали в Анатолию, на побережье Золотого Рога. Семён Архипыч там участок получил. Будет дом строить. Дом, сад, море. Как раз — для пенсионера занятие. — А тебе не нравиться? Море, Солнце? — Может быть, — пожал плечами Миша, хрустя кофемолкой. Девушка задумчиво смотрела на него. — Что? — спросил Миша. — Меня впервые кормит мужчина. — Да? А что такого? Остальные мужики такие невоспитанные? Она — обиделась. Фыркнула, вскочила, убежала в ванную. Миша прошёл до шкафа матери, выбрал три полотенца. Большие, мягкие, махровые — отец привёз из очередного путешествия. Открыл дверь, под девичий визг, положил полотенца и свежий халат, вышел. Ух, хороша! Аж, лошадиные мурашки по телу пробежали — как хороша под струями воды! Кофе сварился, Миша налил себе кофе, достал из вчерашней коробки плоскую чёрную пластинку с надкусанным яблоком на одной из граней. Это — один из артефактов Медведя. И Медведицы. Её личный артефакт. Это — телефон. На который может позвонить только один абонемент — Бася. Миша нажал на среднюю кнопку на нижней части одной из плоскостей, черный экран, занимающий почти полностью одну из сторон артефакта, зажёгся. Миша набрал код доступа. А потом ещё и приложил палец на считывание. Артефакт подтвердил, что Михаил Викторович Кузьмин — может пользоваться аппаратом. Искать долго не пришлось. Последние файлы. Видеофрагмент. Маша вылетела из ванной — мокрая, раскрасневшаяся, завёрнутая в полотенце, с полотенцем на голове: — Ты что себе позволяешь? Ты!.. Ой, а что это? — А то ты не знаешь! — равнодушно ответил Миша, — это то, зачем ты здесь. Но, прежде чем я позволю тебе просмотреть — ты должна ответить, максимально честно, на мои вопросы. — С чего это вдруг? — она упёрла руки в бока, халат распахнулся, — Ой! Экран погас, сберегая заряд батареи. — Ты что из себя возомнил, солдафон меднолобый? — закричала она, — Я — честная девушка! С тобой в одной постели оказалась — не по своей воле! И не надо мне намёков на других мужиков! Я ещё — девушка! И — горжусь этим, понял ты, похабник?! — Верю, — кивнул Миша, — как и в то, что ты случайно оказалась на моём пути, что тебя пустили сюда наши вахтёры, что ты не подставилась, чтобы я тебя сбил с ног, что ты случайно оказалась на крыше и что ты не носишь погон. И что ты не знаешь, кто такие — Медведь и Маугли. Девушка удивилась, села на постель, нога на ногу, запахнулась, поставила локти на ногу, кулаки упёрла в челюсть. — Так ты — Маугли. — Майор Егерей Кузьмин Михаил Викторович. Позывной — Маугли. Если я не захочу — живой ты отсюда не уйдёшь. — Ты настолько страшен? — Даже страшнее, чем ты думаешь. Кофе будешь? — Буду! А он не отравлен? — Не к чему. Я легко убью тебя и так. Несмотря на всю твою подготовку, коллега. — Вкусный кофе. Отец научил? — спросила Маша, проигнорировав реплику про подготовку и обращение «коллега». — И не только этому. И так — звание? Не советую врать. Тебе не удастся. Пока ты мне будешь говорить правду — будешь жить. Начнёшь юлить — раздавлю и не пожалею. И твои фокусы с твоим, бесспорно — шикарным, телом — тебе не помогут. — Даже так?