Ее возбуждал этот человек, его сила и страсть. И она сама заражалась ею. Потом они лежали и курили. — Ой, — Алла вскочила, — кофе убежал. — Ничего, заваришь новый. Сергей любовался ее прекрасной фигурой. Бывает же все так красиво. Эта женщина напоминала ему законченностью форм дорогой красивый автомобиль. И снова зазвонил телефон. — Да… Бурмина… Да, есть… Видите ли, муж давно уже сложил архив… Да… Он в двух сумках… Нет, я сейчас не могу. Не могу… Хорошо. Через десять минут. — Что там? — Да из Союза писателей, хлам этот бумажный забрать хотят. — Какой хлам? — Да архив Игоря. — А может, он денег стоит? — насторожился Сергей. — Ты в своем уме? Каких денег? — Но после смерти писателя его заметки всякие печатаются. Так? — Печатаются. Для этого и есть комиссия по литнаследству. В нее, кстати, обязательно входит жена. Они бумажки эти разбирают и готовят к печати, а вдова деньги получает. Отдай, Сережа. — Кому? — Да он попросил, чтобы я выставила сумки на площадку. Сергей натянул брюки и, шлепая босыми ногами по полу, вытащил к дверям сумки. Приоткрыл дверь и выставил их на лестницу. Интересно, кто же возьмет их? Он наклонился к глазку. Сначала послышались шаги, потом глазок закрыла ладонь. Когда ее убрали, никого на площадке не было. — Вот козел, — засмеялся Сергей, — конспиратор. Он хотел открыть дверь, но загудел лифт. И Сергей пошел пить кофе. Он выпил чашку, закурил. — Завтра подадим заявление в ЗАГС, а через три дня распишемся. — Там же срок три месяца. — Это мои трудности. Алла с восхищением поглядела на Сергея. — Да, ты не Бурмин. — Хотя о покойниках не принято плохо говорить, но с твоим Игорем ни украсть, ни посторожить. Совсем никчемный человек был. — Он писатель, — обиделась Алла. — А знаешь, сколько в Москве этих писателей? — Нет. — Мне один мужик, у них по хозчасти работает, говорил — две тысячи. Ты думаешь, всем на хлеб хватает? То-то. — Игорь зарабатывал… — Зарабатывал, — презрительно сощурился Сергей, — на дубленку ты у него еле-еле выбила. А машина? Старенький «москвич». Кстати, я его отгоню на станцию. Там его сделают и продадут. Как с квартирой будем решать? У тебя две комнаты в центре, у меня тоже. Хочешь, обменяем на одну? Представляешь, четыре комнаты. Отделаем как картинку, все сдохнут от зависти. — Это мысль. — Алла посмотрела на Сергея. Он сидел голый по пояс, крупный, плечистый, уверенный в себе. Настоящий мужчина. Охотник и добытчик. В кабинете Никитина на диване сидел заместитель начальника главка. Он мрачновато выслушал доклад Наумова и, постукивая пальцами по подлокотнику, сказал: — Это что же такое? Звонят из партийных органов. Спрашивают, что это за убийство писателя. А вы мне разводите антимонии. Чтобы завтра доложить о результатах. Я так и сказал товарищам. Завтра. — Но, товарищ генерал… — Никаких но. Не нравится — идите работать в Госстрах, совсем распустились. Он встал и, оставляя за собой последнее слово, вышел. Этот генерал недавно служил в ГУВД. Он не любил и не умел работать. Зато умел доложить так, что кое-кто считал, будто именно при его участии решаются наиболее важные дела. — Работай спокойно, — сказал Никитин, — я пойду к начальнику. Полковнику Никитину, проработавшему в милиции всю жизнь, не нравилось, когда с ним и его сотрудниками разговаривали в подобном тоне. Он трижды на партсобраниях осуждал методы руководства этого молодого генерала. Видимо, поэтому в свое время и не стал заместителем начальника главка по оперработе. Будь помоложе, Никитин, конечно, болезненно переживал бы это. Но, перешагнув определенный возрастной рубеж, человек начинает спокойнее относиться к служебному росту. Для начальника уголовного розыска Московской области значительно важнее были те результаты, которые наглядно показывали работу его службы. До прихода Наумова у него был слишком долгий разговор с генералом. Долгий и неприятный. Поэтому он и шел к начальнику главка, зная, что тот наверняка поймет его. А Наумов пошел в свой кабинет. Нельзя сказать, чтобы этот разговор улучшил его настроение. Ему действительно хотелось пойти в кадры написать рапорт, сдать удостоверение и оружие и навсегда уйти из милиции. В тридцать шесть лет он бы нашел чем заняться. Вон на всех заборах слово «требуются». Лучше уж у станка стоять, чем выслушивать незаслуженные выговоры. Вот же жизнь какая у них. Все знают, как ловить воров. Знают и дурацкие указания дают. Нет, в каждом деле должны быть профессионалы. Иначе это дело становится никому не нужным. В кабинете, слава богу, никого не было. Очень не хотелось, чтобы ребята видели его в этот момент. Олег сел к столу, достал сигарету, но прикуривать не стал, только понюхал. Вообще-то надо бросать курить или завести трубку. Вот Саша Золотарев начал курить трубку и доволен. Наумов взял лист бумаги, нарисовал кружок, поставил в центре букву «Б». От кружка повел линии, одну за другой. Получилось нечто похожее на многоногого паука. Кружок был, линии были, а пририсовать он смог пока только два кружочка с буквами «А» и «С». «Итак, некто Сергей угрожал Бурмину. Почему? Горелов говорит — деляга. Надо проверить. Теперь Алла, жена Бурмина. Тоже заинтересована в его смерти. Но настолько ли сильны угрозы Сергея и заинтересованность Аллы, чтобы послать на дачу высокого профессионала? Убийство-то как в американском фильме. Даже пистолет с глушителем». Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Борис Прохоров в полном сиянии капитанского мундира. Весь его вид выражал официальную строгость. — Товарищ майор… Наумов даже встал от неожиданности. — …подследственный Грушин только что пытался дать мне взятку. — Ну? — Олег сел. — Сколько же он тебе дал, Боря? — Пытался. — Ну, пытался. — Тысячу рублей. — Как говорят наши клиенты — штуку. Свидетели есть? — Лейтенант Сытин. — Готовь материалы. Ах, Грушин, Грушин, известный среди друзей по кличке Пончик. — Какую меру пресечения избрать? — Выноси постановление об аресте, Боря. Он на свободе уже лет десять лишнего ходит. Прохоров вышел, а Олег задумался о хитросплетениях жизни. Вот человек, который сам, своими руками надел на себя арестантскую робу. В комнату заглянул Сытин: — Слышали, Олег Сергеевич? Грушин-то наш? — Да, намотал себе статью. Ты рапорт написал? — Конечно. Боря его в два счета оформит. — Ты будто рад? — А вы знаете, что сказал Велимир Хлебников? Олег прищурился, с трудом вспоминая эту фамилию.