— Это поэт, кажется? — Председатель земного шара. Теперь Наумов вспомнил повесть Катаева «Алмазный мой венец», в которой рассказывалось о поэте. Он даже хотел найти и прочесть стихи Хлебникова, да вот руки не дошли. — Так что же он сказал? — Мир изменился, люди из изобретателей стали приобретателями. — Довольно точное наблюдение. Только при чем здесь Грушин? — Он же в «Березке» работает. Наверняка… — У тебя есть факты? — При чем здесь факты. Сразу видно — крутой деляга. — У нас есть факты, что Грушин дважды вступал в конфликт с законом: 181-я и 174-я статьи. Все остальное — эмоции. А мы поставлены здесь точно исполнять закон. Если ты докажешь преступную деятельность Грушина на его работе, тогда говори. Иначе даже подозрением ты оскорбляешь человека. — Да что вы, Олег Сергеевич, честное слово. Это теперь все знают. — Знать — одно, доказать — другое, а обвинить — третье. Понял? — Понял, — мрачно ответил Леня. — Как наши дела? Леня положил на стол бумагу с машинописным текстом. — Вот все, что пока удалось выяснить. Олег взял бумагу. Леня поработал неплохо. Название статьи, время публикации, номера уголовных дел. — А здесь, Олег Сергеевич, фамилии и адреса людей, не привлеченных к уголовной ответственности. — Ты выяснил, по каким причинам? — Нет. — Значит, ты и начнешь отрабатывать эти фамилии. Но предварительно поезжай в редакцию, там есть письма с угрозами Бурмину. Поговори с сотрудниками, они наверняка знают больше, чем написано в статьях. Леня вышел, довольный заданием. А Олег, глядя ему вслед, подумал, что Сытин со временем станет очень хорошим оперативником. У него есть обостренное чувство справедливости, хватка, умение работать с бумагами, чего сам Наумов терпеть не мог. В комнату снова вошел Леня. — Олег Сергеевич, появилась вдова Бурмина. Телефон отвечает. — Ты разговаривал с ней? — Да. — Что сказал? — Представился телемастером. Спросил Игоря Александровича. — Хорошо, Леня, езжай в редакцию, я с вдовой сам побеседую. И кстати, узнай о том, над какой статьей Бурмин работал в последнее время. — Есть. Олег поднял трубку, нашел в блокноте домашний номер Бурмина, набрал. — Алло, — пропел в трубке красивый женский голос, в котором не было ни тени печали и огорчения. Леня Сытин подъехал к зданию редакции, постоял у входа. Робел, конечно, немного лейтенант Сытин. Газета была весьма популярная, а для него самая любимая. Как-то в прошлом он специально ездил в Зеленоград на встречу сотрудников газеты с жителями города. Правда, немного не такими представлял он себе корреспондентов газеты. Леня видел их крепкими, широкоплечими ребятами, обязательно в кожаных куртках и с трубками. Именно такими должны быть люди, проводящие большую часть времени в командировках, в тайге, на БАМе, на Крайнем Севере. На сцене же сидели обыкновенные люди в пиджаках и свитерах, кое-кто даже очки носил. Но говорили они интересно и остро. — Вы к кому? — спросила Леню пожилая женщина-вахтер. — Уголовный розыск, — таинственно и коротко не ответил, а отрубил Леня, краем глаза наблюдая реакцию вахтерши. Он еще не отделался от игры в атрибутику службы, в некоторую таинственность и избранность своей работы. Придя в уголовный розыск, он даже походку переменил. Начал ступать тяжело и уверенно. На улице он пронзительно рассматривал прохожих, словно подозревал их всех сразу. Ох, был еще совсем молодым оперуполномоченным лейтенант милиции Сытин. Молодым и искренне верящим, что сможет победить зло. Кабинет заведующего отделом Чернова находился на третьем этаже. Леня шел по темноватому скучному коридору, читая таблички на дверях. Вот и искомый кабинет. Леня постучал. — Да, — ответил бодрый голос. Заведующему отделом было лет тридцать пять. Он поднялся навстречу Сытину из-за аккуратного стола, на котором не было ни одной лишней бумажки. — Вы Сытин? — спросил он. — Да. А вы Чернов? — Я представлял вас немного постарше. — Откровенно говоря, я тоже. — Кофе хотите, Леонид?.. — Федорович. — Так как насчет кофе, меня зовут… — Виктор Сергеевич, я помню. — Прекрасно. Так вы не ответили, как с кофе? — Хочу. — Сейчас организуем. Чернов поднял трубку: — Света, у меня гость дорогой… Поняла? — Он положил трубку. — Все в порядке, садитесь, Леонид Федорович. После нашего телефонного разговора я подготовил вам эту папку. — Чернов протянул ее Лене. — Здесь письма, которые вас могут заинтересовать. Леня открыл папку. В ней было аккуратно подшито минимум двадцать страниц. Он начал листать их. Жалобы на действия Бурмина, письмо главному редактору о недостойном поведении Бурмина в командировке. — Эти факты подтвердились? — спросил Сытин. — Конечно нет, — засмеялся Чернов. — Обычный прием. Если журналист выходит на острый материал, то кое-кто немедленно старается его опорочить. Вы дальше смотрите. На разлинованной в косую полоску бумаге было торопливо и небрежно написано: «Я, Бурмин, в колонии парюсь и вернусь. А тебе, сука, не жить». — Это чье письмо? — Некоего Чарского. Был такой в Балашихе грозный хулиган. Мы получили письмо от жителей микрорайона, что на него нет управы. Вот Игорь и написал очень интересную статью «Кого вы испугались?». Чарского этого и его двоих дружков посадили за хулиганство. Там его второе письмо есть. Тем же почерком, прыгающим и неустоявшимся, было написано: «Вернусь, ты у меня, гад, на пере попляшешь». — Этот Чарский освободился? — Наверное. Статья была опубликована шесть лет назад, а он получил пять. Но вы дальше смотрите, там еще кое-что интересное. Далее шла докладная записка главному редактору о том, что в командировке в Сухуми Бурмину пытались подложить деньги в чемодан, инсценируя взятку. — Интересно, — сказал Леня. — Это вообще интересное дело было, да и статья получилась прекрасная. Может быть, вы ее помните. Она называлась «Капкан». Конечно, Леня помнил эту статью. В ней Бурмин раскрывал одно из громких дел подпольного бизнеса.