– Чикаго! – закричал кондуктор. – А почему он не объявляет музей Филда? – нахмурился Бенджамин. – Я сам его объявлю, – пообещал дедушка. И спустя несколько минут воскликнул: – А вот и он! Оказавшись внутри, дедушка и внук прошли под настенными изображениями животных и во все глаза уставились на монстров – таких красавцев, что просто дух захватывало. Тут они восхищались утраченной плотью, там – охали, глядя на восстановленные и заново скреплённые скелеты, – рука об руку, дивясь в унисон; юная радость вела за собою былое воспоминание о радости. – Деда, а ты заметил? Гляди! Такое огроменное место, а из Гринтауна тут вообще никого, прям ни души! – Только мы с тобою, Бенджамин. – На моей памяти единственные, кто здесь побывал из нашего города, давным-давно, – голос мальчика угас до шёпота, – это мама с папой… Дедушка поспешил вклиниться, пока не поздно: – Им здесь ужас до чего понравилось, мальчик мой. Но ты только посмотри! Иди-ка сюда! Они подошли поближе – и потрясённо, изумлённо, благоговейно уставились на целый косяк кошмаров работы Чарльза Р. Найта*. – Да этот парень прямо поэт с кистью, – покачал головой дедушка, балансируя на краю этого Большого Каньона во Времени. – Настенный Шекспир. Ну же, Бенджамин, где эта здоровенная псина, этот твой Рекс, о котором ты так мечтаешь? – Вон тот небоскрёбище! Это он! Дед с внуком замерли под гигантской фигурой: глаза их наигрывали беззвучные мелодии на длинном ксилофоне ожерелья из костей. – Эх, жаль, приставной лестницы нет! – Прикажешь нам вскарабкаться наверх под стать безумным дантистам и попросить его открыть ротик пошире? – Деда, ведь это он усмехается? – Один в один моя тёща на нашей свадьбе. Хочешь влезть мне на плечи, Бен? – Ой, а можно? Бен взгромоздился на дедовы плечи и, задохнувшись от изумления, прикоснулся… к древней Улыбке. А затем, будто что-то пошло не так, тронул собственные губы, зубы и дёсны. – Засунь голову ему в пасть, парень, – посоветовал дедушка. – Посмотрим, откусит или нет. Недели текли своим чередом, пролетало лето, в комнате Бенджамина росли горы книг и копились чертежи и зарисовки: оттиски костей, схемы зубного аппарата из юрского и мелового периодов. – Мелового-делового и бог весть ещё какого, – задумчиво пробормотал про себя дедушка, заглядывая в дверь. – А это ещё что? – Здоровущие картины мистера Найта, того самого художника, который видит сквозь время и рисует то, что видит! В верхнее окно ударил камешек. – Эй! – послышались голоса снизу. – Бен! Бен подошёл к окну, приподнял раму и закричал сквозь сетку: – Чего надо? – Бен, ты куда запропал? Я тебя сто лет не видел! – крикнул один из мальчишек с лужайки. – Айда купаться! – Да ну, – откликнулся Бен. – А потом у Джима мороженое сварганим. – Да ну! – Бен захлопнул окно и, обернувшись, обнаружил перед собой ещё более ошеломлённого деда. – А я думал, перед банановым мороженым ты устоять не в силах, – сказал старик. – Ты неделями из дома не выходишь. Держи-ка, Тритончик! – Дедушка порылся в карманах, пошуршал бумагами и отыскал какое-то объявление. – Я знаю, способ есть! Читай-ка! Бенджамин жадно схватил листок и прочёл: ВОСКРЕСНАЯ ПРОПОВЕДЬ. ПЕРВАЯ БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ. 10:00 УТРА. Приглашённый ПРОПОВЕДНИК: ЭЛЛСУОРТ КЛЮ. ТЕМА ПРОПОВЕДИ: «ГОДЫ ДО АДАМА, ВРЕМЕНА ДО ЕВЫ» – Ух ты! – заорал Бенджамин. – Это ведь про то, о чём я думаю? А мы пойдём, ведь правда пойдём? – Вот тебе Бог, а вот порог, – отозвался дедушка. До выходных было ещё далеко, ждать пришлось долго. Но ранним утром в воскресенье Бен уже тащил деда по улице в направлении Первой баптистской церкви. И, уж будьте уверены, Усмиритель Зверя преподобный Клю напустил в проповедь бегемотов, он выуживал китов, вылавливал левиафанов, прочёсывал Бездну и закончил громоподобным стадом – если это были и не динозавры, так значит, их серные двоюродные братья. И все они поджидали в геенне огненной христианских мальчиков, которые наверняка туда провалятся и окажутся в этом восхитительном пекле. Во всяком случае, так казалось Бенджамину, который впервые в жизни высидел часовую проповедь: глаза его не слипались, рот даже не пытался зевнуть. Преподобный Клю, заприметив восторженную улыбку мальчика и его сияющие глаза, то и дело отыскивал его взглядом в толпе, яростно продираясь сквозь генеалогию зверюг, над сонмами коих чёрным пастырем поставлен Люцифер. В полдень паству выпустили наконец из Бестиария, и прихожане, ещё дымящиеся после катания на американских горках сквозь ад, вывалились в яркий солнечный свет, моргая и щурясь, – ныне они знали о доисторических бойнях куда больше, нежели им того хотелось. Ну то есть все, кроме Бенджамина, который подбежал к его преподобию, оглушённому собственной риторикой, и дёрнул его за руку точно насос за ручку, надеясь, что из священнических уст хлынут новые рассказы о чудесах Зверя. – Ух, ваше преподобие, это было так здорово! Какие монстры! – Вот только очеловечивать монстров не нужно, – предостерёг его преподобие, пытаясь направить проповедь по накатанным рельсам. Но сбить Бенджамина было не так-то просто: – Мне ужасно понравилась та часть, где говорится, что пожелания непременно сбываются. Это правда? Под взглядом мальчика, пронзительным, как огонь маяка, его преподобие едва не вздрогнул: – Но… – Ну то есть если ужасно чего-то хочется, оно ведь сбудется? – уточнил Бенджамин. – Если, – на помощь его преподобию подоспел дедушка, – подавать милостыню бедным, вовремя молиться, всегда аккуратно делать уроки, прибираться в комнате… Тут у дедушки закончился бензин. – Это кошмар как много, – вздохнул Бенджамин, переводя взгляд от дедушкиной пропасти к ровному плоскогорью преподобного Клю. – С чего надо начать? – Господь пробуждает нас всякий день к трудам нашим, сынок. Меня – к моему: к проповедыванию. Тебя – к твоему: ты мальчик, ты готовишься и стремишься желать и расти! – Желать и расти! – возликовал Бенджамин. Лицо его пылало. – Желать и расти. – Но только после того как сделаешь уроки, сынок, не раньше. Но Бенджамин, разгорячённый и взбудораженный – точно перца с уксусом глотнул, – побежал было прочь, остановился, вернулся, не особо вслушиваясь в то, что ему говорят. – Ваше преподобие, это ведь Господь придумал тех зверюг, правда? – Ну да, храни тебя Бог, сынок. Именно так. – А вы понимаете почему? Дедушка взял внука за плечо, но Бен этого даже не почувствовал. – Ну то есть почему Господь создал динозавров, а потом позволил им исчезнуть? – Неисповедимы пути Господни. – Для меня слишком уж неисповедимы, – без обиняков заявил мальчик. – А правда, было бы здорово, если бы у нас тут, в Гринтауне, штат Иллинойс, завёлся свой собственный динозавр: вернулся бы и не исчезал больше? Кости – это хорошо. Но настоящий динозавр куда лучше, правда? – Я и сам питаю слабость к монстрам, – признался его преподобие.