Теперь его дыхание учащается. Быстрое и неглубокое. Его голова мягко ударяется о подголовник. Он меня не останавливает, поэтому я продолжаю. Просовываю руку под резинку его нижнего белья и смело стягиваю трусы вниз по его твердости, пока она не проглядывает высоко и гордо. — Боже, — бормочу я. — Бл****, — выдыхает он, когда я обхватываю его пальцами. Он толст и огромен, и вена проходит по всей его нижней части. Я провожу по нему от основания, и его член прыгает в моей руке. Дойдя до кончика, похожего на верхушку гриба, я провожу большим пальцем по блестящей капельке вытекающей влаги. — Маверик, Иисус Христос. — Его рука сжимает мои волосы. Он откидывает мою голову назад и впивается в мой рот своим. Засовывает внутрь язык, проводя длинными требовательными движениями. Он кусает мою нижнюю губу, пока это не становится так чертовски больно, что я стону его имя. Киллиан берет и берет, доминируя надо мной так, как я всегда представляла. Затем он держит меня неподвижно, его дикие глаза сверлят меня. — Положи мой член себе в рот. Я хочу этого. Да, но, черт возьми, я ждала его почти двадцать три года. — Я хочу чувствовать тебя внутри себя. — И я буду внутри тебя, Мелкая, но сначала мне нужно погрузиться в этот рот. За эти годы я тысячу раз представлял, как ты отсасываешь мне. Не заставляй меня умолять. Боже. Его признание. Оно танцует по всей моей коже, мурашки присоединяются к вечеринке. Уголок моего рта дергается. — Думаю, мне хотелось бы хоть раз услышать, как ты умоляешь. Его глаза пристально смотрят на меня, и он шепчет простую просьбу, которую я никогда, никогда не забуду. Всегда буду помнить, как его губы сжались, когда он произносит это. Буду слышать хрипловатую, нетерпеливую вибрацию его голоса, когда буду засыпать ночью. И буду вспоминать то, как ощущаю все, что он чувствует ко мне, когда искренне произносит: — Пожалуйста, — это слово останется клеймом в моей душе на всю жизнь. Он кладет мою голову к себе на колени. Его движения медленны и нежны, и он держит свою руку на моих волосах, пока я сжимаю его крепче в предвкушении. Я не дразню. А действую целенаправленно. Я обхватываю губами его член и проталкиваюсь вниз, пока он не оказывается настолько далеко, насколько возможно. Я поднимаюсь, касаясь языком его бархатистой плоти. Делаю это снова и снова, доводя его до безумия. Пока не срываю с его губ стоны и мольбы, которые умирала от желания услышать всю свою жизнь. Он напрягается. Мышцы его бедер твердеют. Я знаю, что он в секундах от того, чтобы кончить мне в горло, когда он использует мои волосы как рычаг, отстраняясь. — Что… Огненный поцелуй уничтожает эту мысль. Его руки начинают срывать мою футболку. Мой бюстгальтер снят. Он жадно сосет мою шею, соски и дрожащий живот, пока стягивает мои шорты и трусики вниз по ногам, пока я не оказываюсь полностью голой. Прежде чем я успеваю сосчитать до пяти, он избавляется от своей собственной футболки и раскалывает презерватив по своему твёрдому члену. Его собственные шорты лужицей лежат под ногами вместе с трусами, а затем он нависает надо мной, великолепно обнаженный. Я провожу руками по всему его телу, наслаждаясь ощущением, как его мышцы напрягаются и перекатываются, когда я провожу по ним. Боже, он великолепен. — В первый раз мы кончим вместе, — страстно говорит он мне, пока его член проникает между моими влажными складками и начинает толкаться внутрь. Это происходит. Это действительно происходит. — Вот дерьмо, Киллиан. — Мои глаза закатываются, пока он толкается глубже. Я хочу плакать от того, как фантастично он чувствуется, растягивая мои тугие стеночки, Но не делаю этого. Наши взгляды остаются прикованными друг к другу, ни один из нас не может оторваться. — Черт возьми, ты чувствуешься хорошо. Так хорошо, Маверик. Такая мокрая, такая тесная. Такая… бл*. — Голос Киллиана напряжен, противоречит его движениям. Он медлителен и размерен, поджигает каждое нервное окончание, когда входит и выходит в разочаровывающем темпе. Могу сказать, что он сдерживается. Вижу это потому, как его тело дрожит от напряжения. — Трахни меня. Жестко. — Я хочу, чтобы он отпустил. Взял меня. Обладал мной. Его темный взгляд расширяется на секунду, прежде чем он снова входит в меня, его бедра грубо бьются о мои, заставляя меня задыхаться и хотеть большего. Но вместо того, чтобы двигаться, он держится неподвижно. — Я не буду трахать тебя, Маверик. — Но… Обхватив мои щеки, он закрывает мне рот большим пальцем. Его сладкие слова заставляют меня плакать. — Я буду медленно заниматься с тобой любовью, Мелкая. Я слишком долго ждал, чтобы просто трахнуть тебя, как будто это бессмысленный акт. Это значит для меня больше, чем ты можешь себе представить. Я буду поклоняться твоему телу, любить твое сердце, владеть твоей душой и заботиться о том, чтобы ты запомнила эту ночь на всю оставшуюся жизнь. — Я люблю тебя, Киллиан, — вырывается наружу вместе с небольшим всхлипом. Я никогда не чувствовала себя такой любимой, как сейчас. Или такой счастливой. Он прижимается своими губами к моим, целуя так же медленно, как занимается со мной любовью. — Я люблю тебя, Маверик. Всегда любил. *** — Ты в порядке? — спрашивает он, забираясь в мою машину. Дверь закрывается с громким щелчком, и в этот момент я чувствую, как его присутствие заполняет все пространство моей маленькой машины. Мой желудок переворачивается пару раз. Я начинаю дышать немного тяжелее. — Ага, — отвечаю я, теперь явно задыхаясь. Он смотрит, пытаясь понять, почему я позвала его. Почему попросила прийти. Почему мы именно здесь, из всех мест. Что ты делаешь, Маверик? — Мне нужно немного воздуха. Я выпрыгиваю из машины, не удосужившись посмотреть, следует ли он за мной. Обхожу перед своей машиной и прислоняюсь к капоту. На ощупь он еще теплый. Ему не потребовалось много времени, чтобы добраться сюда. Я слушаю, как сверчки стучат лапками вместе с плавным течением реки неподалеку. Киллиан подходит ко мне, стараясь оставить достаточно места. Возможно, расстояние даже в штат недостаточно. — Как новая работа? — Не знаю. Он дает мне пространство. — Мы переписывались несколько раз, но, кроме одного короткого разговора, который у нас был несколько дней назад, который, возможно, побудил меня прийти сюда сегодня вечером, я не разговаривала с Кэлом с момента его отъезда. Я провела субботний вечер у Мэри-Лу и ждала воскресенья, чтобы вернуться домой, пока не узнала, что Кэл уехал из города. Я также не видела Киллиана и не разговаривала с ним с той ночи. — Что я здесь делаю, Маверик? Я не знаю. Я, черт возьми, не знаю. — Не знала, кому еще позвонить. Его выдох тяжелый, когда он тянется к моей руке. Его пальцы переплетаются с моими. Они теплые. Обнадеживающие. Я не должна позволять ему прикасаться ко мне. Я должна быть с Кэлом прямо сейчас. В Сент-Поле выяснять отношения между нами. Должна быть где угодно, только не здесь. В темноте Харбор-парка, наедине с мужчиной, о котором я до сих пор слишком сильно забочусь, в том самом месте, где завершились наши отношения. Глупость во всей красе, прямо здесь. — Мэри-Лу занята? — Да, — тихо отвечаю я. Она трахает своего мужа в стиле пятидесяти оттенков серого, пытаясь заставить маленьких пловцов зацепиться за ее неуловимые яйцеклетки. Она, вероятно, вверх ногами прямо сейчас, пока мы говорим. Его вопрос ожидаем и пропитан тревогой. — Как мне уладить отношения между нами, Мелкая? Хм. Если бы я знала. Отсюда открывается прекрасный вид на Висячий мост, один из старейших висячих мостов в Айове. Я провела много времени в этом парке. На том мосту. Большинство моих друзей отказывались переходить его, когда были маленькими, потому что их пугало раскачивание. Чем больше людей на мосту, тем сильнее раскачивание. Но не меня. Я жаждала свободы, которую чувствовала, когда раскачивалась из стороны в сторону, даже если это было незаметно. Теперь, когда я взрослая и пересекаю этот мост, он уже не так привлекателен, как в детстве. Он кажется маленьким, а не внушительным, хотя потенциально на нем можно покончить с жизнью. — Ты помнишь, как мы с Кэлом прыгнули со скалы самоубийц? — скала самоубийц находится прямо на другой стороне Висячего моста. Это единственный способ добраться до высоких утесов, возвышающихся над рекой Кег футов на сорок. Киллиан тихо усмехается. — Да, я помню. Он был в ярости. Угрожал перекинуть меня через колено и отшлепать по заднице докрасна, если я прыгну. Он и не подозревал, что это только разожгло мой огонь. Мне тогда было всего тринадцать. Кэлу — шестнадцать. Киллиану — восемнадцать. Это была одна из последних вещей, которые я сделала с Киллианом перед его отъездом в колледж в августе того же года. — Ты был так зол. Он молчит довольно долго, проходит много ударов сердца. Киллиан выпускает мою руку и скрещивает свои вместе. — Мне до сих пор снятся кошмары о том, как ты тонешь, Маверик. Как ты втягиваешь воздух в свои наполненные водой легкие. Этот ужасный оттенок синего на твоих губах. Как деревенеют твои конечности. Господи, будь моя воля, ты никогда больше не приняла бы даже ванну. Я смеюсь, а он нет. Поворачиваю голову, чтобы изучить его профиль. Он смертельно серьезен. Никогда не переставала думать о том, как моя близкая смерть повлияла на него. Серьезность того дня сильно ударяет по мне. — Прости, Киллиан. Я понятия не имела. — Черт, если бы Кэл не настоял, чтобы мы пошли этим путем, тогда… — он не обращает внимания на эту короткую новость. Я никогда, никогда не знала об этом. Не знала, как они наткнулись на меня в тот день. Я ошеломлена знанием того, что, хотя Киллиан, возможно, и вытащил меня из воды, в конечном счете именно Кэл ответственен за мое спасение. Интересно, почему он никогда не упомянул об этом? Я застреваю в этом воспоминании, пока комментарий Киллиана не возвращает меня к нему. — Ты всегда такая чертовски упрямая. Во всем. Но, слава Богу, что ты такая. Убежден, что это единственная причина, по которой ты не умерла в тот день. Я улыбаюсь, его двусмысленный комплимент заставляет мою кровь закипать. — Так и знала, что тебе нравилось мое упрямство. Он борется с улыбкой. Но проигрывает. Когда он скользит глазами в мою сторону, у меня перехватывает дыхание. Он по-прежнему так же прекрасен в лунном свете сегодня вечером, как и в ту ночь, когда сказал мне, что любит меня. В ту ночь, когда он сдержал свое обещание, и мы кончили вместе. В ту же ночь он украл меня всю, в некоторые части меня все еще принадлежат ему. Внезапно мне становится очень грустно. — Ты мне скажешь, почему?