– Не пожарить ли нам… Но тут зазвонил телефон. Номер охраны, еще не легче. Настрого им приказано не беспокоить после восьми. Значит, что-то случилось. Передрались там, наверное, в четвертом. Троих пришлось фиксировать днем. – Альфред Степанович, чепе у нас, – заверещала в трубке дежурная медсестра. – Из восьмой пациентка сбежала. Гараева. – Как из восьмой? Которая под особым контролем? Вы там что, шутковать вздумали? – Да мы все время на месте! Исчезла, как в воду канула! – В полицию звоните, делайте заявление. Утром приду, будем разбираться. Он выключил телефон, посмотрел на него с неприязнью и отключил совсем. – Что там, Аик? – Лидия Ивановна смотрела на него поверх очков. – Что случилось? – Пациентку найти не могут. Наверняка во дворе или в кладовке с кем-то из санитаров или больных развлекается. – Кто она? – Та молодка с делириозным локальным бредом. У которой ребенок пропал. – Ох, а если сбежала? Что будет? – Да ничего не будет. Мы не тюрьма. Хотите, чтоб пациенты не бегали – выделите бюджет на новые окна. И охрану поставьте на каждом этаже, как раньше было. – Бедная девочка… несчастная… Я с ней разговаривала. Рассказывала мне про страшных птиц, такие яркие подробности, будто в самом деле видела. Лидия Ивановна зябко вздрогнула и потянула одеяло к подбородку. – Знаешь, Аик, я иногда думаю, вот мы их лечим, а вдруг все, что они говорят – на самом деле правда? Как проверить? – Здрасьте, приехали. К Семенову в третью палату каждую ночь ангел является. Покарауль, может, увидишь. – Нет, Аик, ты не смейся, я серьезно. Может, ангел прилетает в самом деле, но только для него? Когда человек один? Вот ты мне не веришь, а я видела тогда мамину душу. – Сон ты видела! – воскликнул Альфред Степанович, все сильнее раздражаясь. – Сон! – Не сон. Я вечером плакала о ней, вспоминала, молилась. Потом вслух говорю: «Хоть бы раз тебя увидеть». Ночью проснулась, глаза открыла и вижу: в темноте, слева, светлый луч, а в нем качается мамино лицо, крошечное, круглое, грустное, рот приоткрыт… и улетело… Слезы выступили на глазах Лидуси, она вытерла их краем пододеяльника. Альфреду Степановичу стало ее жалко, он наклонился и чмокнул жену в лоб. – Все, забудь. Ночью надо отдыхать. Ты лучше вот что, сделай-ка мне еще чайку и, пожалуй, горячую закусочку для лучшего засыпания. Яичко поджарь. Парочку. – Аик, врач сказала тебе вечером не кушать… – Я сам врач. Ну, добавь витаминов – лучку, зелени… Закусим и спать будем крепче. – А помидорку положить? – Можно и помидорок. И сырку… И знаешь что, не надо чаю. Пива баночку давай на двоих, по глоточку. Через час супруги уже крепко спали в широкой мягкой кровати, каждый под своим одеялом, похрапывая и посвистывая каждый на свой лад. Первая ночь августа, теплая и влажная, была еще совсем летней, ничто не напоминало об осени, стоящей за углом. Облака разошлись, свет полной луны лился в комнату сквозь тюлевые занавески, отражался в зеркале старого березового шифоньера, кружевные тени лежали на ковре. Высоко над городом горели бесчисленные звезды Млечного Пути, но их не было видно на светлом от луны и городских огней небе. Узкий луч, похожий на лунный, но ярче и теплее, коснулся пухлой щеки Лидуси, и она улыбнулась во сне. Глава 40. Володя и Гуля Английские часы в прихожей Дома ученых зашипели, захрипели, но, справившись со старым кашлем, мягко прозвонили-просвистели десять раз. Володя остановил игру. Давно пора было идти домой. Сегодня он чувствовал себя не в своей тарелке. День кончился, пора собираться. Он запер в стол бумаги, как обычно, большие вниз, маленькие сверху, три раза покрутил ключ в одну и в другую сторону и начал просматривать на экране залы и коридоры Дома ученых. Камеры давали серое изображение, так что казалось, что смотришь старую хронику. Все было в порядке, мебель на местах, нигде никого. Только камера в Малиновой гостиной слала помехи – бежали серые и черные изломанные линии, мигали точки. Завтра надо вызвать техника. Он закрыл компьютер, взял сумку, поставил на стул, снова взял и снова поставил, повесил на плечо и направился к выходу. У двери протянул руку, чтобы включить сигнализацию, но от лестницы что-то звякнуло и с дребезгом покатилось, будто на мрамор упала связка ключей или несколько ложек. Он не успел удивиться, потому что сразу услышал скрипучий голос завхозихи: – Подожди, я тоже выхожу. Она стояла вверху, у поворота. Держась одной рукой за перила, второй она подняла что-то со ступеньки и начала медленно спускаться, глядя под ноги. – Извините, Антонина Петровна, я не знал, что вы еще здесь. – Смотреть надо, – пробурчала она, подходя к нему. Он взглянул ей в лицо и вздрогнул. Рот ее был перекошен, глаза странно блестели, курчавые волосы, обычно аккуратно заколотые шпильками, растрепались. – С вами все в порядке? – За своим порядком последи, – огрызнулась она и, пройдя мимо него, вышла. Володя включил сигнализацию, как всегда, пожалев, что ее нельзя включать и выключать три раза, и вышел на набережную, в белую ночь. Он повернул влево, так было ближе к дому, но тут же увидел компанию бритых парней. Они кричали и размахивали бутылками. Самый высокий, в майке-тельняшке и камуфляжных штанах, окликнул его: – Эй, есть закурить? – Не курю, – бросил Володя. И повернул вправо. Краем глаза он заметил, что парни двинулись за ним. Антонины Петровны не было видно. «Куда она испарилась?..» – подумал он и шагнул на дорогу, высматривая просвет между машинами, чтобы перейти на другую сторону, ближе к реке. Парни захохотали, кто-то крикнул: – Чех хочет искупаться! Чех вспотел! Володя перебежал дорогу и быстро зашагал к мосту. По гранитной лестнице причала к воде спускалась босая девушка в зеленом халате. Она двигалась неуверенно, взмахивая руками. На повороте ее сильно качнуло, и она чуть не упала. Володя пошел медленнее, сделал несколько шагов и услышал громкий всплеск. Он оглянулся – девушки внизу не было. Несколько секунд Володя стоял оцепенев. Потом бросился вниз. По черной воде расходились большие круги. Он бросил портфель, скинул ботинки и прыгнул в воду. Оказалось, тут совсем не глубоко, только сильное течение тянуло от берега. Почти сразу он увидел девушку – она лежала на дне лицом вниз, полы ярко-зеленого халата шевелились в воде, как крылья огромной бабочки. Он нырнул, ухватился за волосы девушки и за халат и с силой потянул вверх. Ноги скользили по дну, девушка была тяжелой, он боялся поранить ее о гранитный край набережной. Но все же сумел перевалить тело на причал, выбрался сам и вытащил ее. Казалось, она не дышала. Лоб в ссадинах, серые губы раздвинуты в мертвой кукольной гримасе. Володя пытался вспомнить, что нужно делать. Кажется, дуть в рот. Он встал на колени, наклонился над ней и прижался к ее губам. Они были холодными, твердыми, как у куклы, и пахли речной водой. – Зачем выловил эту мерзость? – раздался скрипучий голос. – Брось обратно! Он поднял голову. На нижней ступеньке лестницы, в шаге от него, стояла старуха. Лицо ее было безумным, черные космы растрепались, глаза светились малиновым пламенем. Руки она прятала за спиной. Володя снова прижался ко рту девушки и стал сильно дуть. – Отойди от нее, дурень! – верещала старуха. Она толкнула его, и он чуть не упал. – Не мешайте! – крикнул Володя. Старуха подскочила и вытянула вперед руку, блеснул длинный клинок. Володя схватил ее за запястье, но она извернулась и второй рукой больно ударила его чем-то острым в грудь. – Эй, братан, что случилось? – заорали сверху. Парень в полосатой майке бежал по ступенькам. Люди кричали со всех сторон. Все завертелось и закачалось. И наступила тишина. Володя сидел, прижавшись спиной к гранитной стене. Он смотрел на людей, на реку, на каменный корабль на другом берегу – наверху его черной мачты ангел тоже казался черным. Но Володя вспомнил, что он золотой, и улыбнулся. – Ну, ты, брат, молодец! Герой! – донесся издалека чей-то голос, и кто-то прижал к его груди полосатую тряпку. – Потерпи, братан. Сейчас скорая приедет. Братан, ты слышишь меня? Держись! Не бойся! Ты будешь жить, брат! Володя закрыл глаза. Ему больше нечего было бояться. Глава 41. Володя и Амина Володя спал и не спал. Он слышал какие-то голоса, видел тени и свет, и все это было очень приятно, потому что исчезла боль. Потом он в самом деле заснул уже крепко, без снов, и проснулся от того, что боль вернулась – в груди жгло, а левая рука была мокрой и горячей. Он разлепил ресницы и сквозь них увидел белый потолок. Там летели солнечные зайчики. Он попытался приподнять руку, но кто-то крепко держал ее мокрыми горячими тисками, нежными, будто шелковыми. Володя повернул голову и разглядел склонившегося человека. Человек, видимо, сидел на полу у его кровати, а может, стоял на коленях. Голова его была покрыта сиреневым платком. Руку Володи он прижимал к лицу. Володя еще раз дернул рукой, и человек отпустил его руку и посмотрел на него. Это была женщина. Огромные черные глаза ее, полные слез, были так прекрасны, что у него захватило дыхание. Королева из сказки. Ему сразу стало больно смотреть, и он закрыл глаза. – Наиль мой… прости… не уберегла, не уберегла… Голос ее тоже был прекрасный, нежный голос доброй королевы. Она говорила, как пела, вставляя гортанные слова незнакомого языка, и ему казалось, что он понимает. – Больно тебе, душа моя… – Немножко, – ответил Володя. – Он говорит, сестра, он очнулся! – вскрикнула женщина. – Позовите доктора! Над ней возникло заплаканное лицо матери. – Мама, – сказал Володя. – Эта девушка… она жива? – Да, дорогой мой, все хорошо. – Можно ее увидеть? – Наверное… я спрошу… Незнакомая королева поднялась на ноги и стояла теперь рядом с матерью. Белый халат скрывал ее фигуру. Темно-сиреневый платок обрамлял траурной рамкой овальное лицо. Он снова взглянул в ее черные глаза с темными кругами под ними, и снова ему стало больно, и он отвернулся. Он хотел спросить, кто она, но навалился сон. Володя заснул и спал очень долго. Когда он проснулся, снова было утро и снова вверху переливались золотые блики. В комнате никого не было. Он вспомнил о черноглазой королеве и о матери и не мог понять, приснилось ему это или нет. В груди уже не болело, все тело казалось легким. Вошла девушка в белом халате. Она несла в руках поднос с тарелкой и стаканом. Детсадовский запах манной каши. Сразу захотелось есть.