Говоров подождал, пока Марк захлопнет дверцу, и сел за руль. В тот момент, когда он поворачивал ключ, Марк нажал на ручку. Но дверь не открылась. Говоров взглянул в зеркало ему в глаза. – Сиди спокойно. Я тебе не дам натворить глупостей. Через двадцать минут они уже были на Петроградке. Марк выглядел совершенно спокойным. Казалось, что он оледенел. Когда через два часа Говоров наконец скрылся в ванной, Марк метнулся к двери и выскочил на улицу. Глава 44. Шурка и шах Лиза взяла с подоконника старинный топорик с круглым медным лезвием и начала осторожно спускаться вниз, останавливаясь на каждой ступеньке и прислушиваясь. Свет горел на лестничной площадке, дверь в комнату гувернантки распахнута, там тоже светло. Она вошла, прижимая топорик к бедру. Внутри никого, шторы задернуты. Дверь в детскую чуть приоткрыта. Лиза остановилась. Казалось, чуть звякнул колокольчик. Потом что-то мягко упало. Она шагнула вперед и рывком открыла дверь. В детской комнате на ковре сидел мальчик. Она его сразу узнала. Вырос и сильно похудел, волосы торчат на голове рыжей щетинкой. Мальчик повернул голову и взглянул на нее. Лицо его было спокойно, даже бездвижно, как маска. Он отвернулся и молча продолжил строить из деревянных реечек домик. – Саша? – она прошептала еле слышно, но мальчик услышал. Снова взглянул на нее исподлобья и снова отвернулся. И тут от окна раздался легкий скрежет и постукивание по стеклу. А, ведьма-ворона! Ну держись! Я отрублю твои малиновые когти, твою черную голову… Лиза бросилась к окну, левой рукой дернула штору. Пыль полетела ей в лицо, она на мгновение закрыла глаза. А когда открыла, увидела прямо перед собой ноги человека, стоящего на карнизе. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. – Открой, – беззвучно произнес он и улыбнулся. Она повернулась и прошептала: – Беги, Саша, беги! Если она замедлит, он просто пнет в стекло тяжелым ботинком. Лиза подняла руку и сдвинула защелку. Рама, чуть скрипнув, отворилась. Он легко прыгнул в комнату, прикрыл ставню. – Где он? Она оглянулась и увидела, что мальчик исчез. Глубоко вздохнула. Хотелось сесть на пол, закрыть глаза и заснуть. Это все только сон. Пусть это будет сном. – Говори. – Кто? – Не финти, Лизбет. Я видел, как он вошел полчаса назад. Открыл своим ключом дверь. На углу мусора поставили. Пришлось ждать, пока два дебила с гитарами уйдут со двора. Где он мог спрятаться? – Не понимаю, о чем ты… Он коротко, мягко, как кошка лапой, ударил ее по лицу, рот сразу наполнился соленой влагой. – Очнись. Его надо найти и вынести отсюда. Никто его еще не видел, мусор явился позже. Твой артист не возвращался. Он прижал ее к себе. Молочное дыхание смешалось с железным запахом крови. Когда он отпустил ее, губы его были малиновыми. – Давай быстро. Он где-то здесь. – Прошу тебя, Лерочка… Один ребенок уже погиб, пощади… – Того Виндос убрал, кусался щенок. Да не важно. – Я не дам тебе… – Лиза отступила назад и отвела в сторону руку с топором. – Ишь ты! – Он засмеялся. В полумраке голубые глаза казались черными. – Ну, давай, Лизбет. Бей – вот сюда. Он дернул ворот рубашки, открыв прямую шею и начало бледной груди. – За выродка шлындры, которой я за тебя отомстил. Вали меня! Она закрыла глаза. Он взял у нее из руки топор и снова начал целовать – волосы, лоб, щеки. – Прости, девочка, тебе больно. Только я могу делать больно моей девочке. Больше никто. Никто. Крепко держа ее за руку, он заглянул под кровать, диван, открыл дверцы шкафа. Проверил вторую комнату и потащил Лизу за собой на лестницу. Глава 45. На казначейской После разговора в кабинете Говорова Павел отправился домой пешком. Толпы народа на Невском всегда его раздражали, но сегодня он не обращал ни на кого внимания. Он шел и думал о Лизе и ее несчастном муже. Жена – это судьба. Как ее выбрать и не ошибиться? Психологиня… Добрая, интеллигентная… Пациенты ее любят. Руки тонкие, детский рот… Цитирует Достоевского… А оказалась – маруха. Провинциальная шалава, каких толпы приезжают из своего захолустья в поисках столичных дураков. Она еще хуже других. Кролик с жалом змеи. Кошечка с тигриными зубами… Не пожалела не только соперницу, но и ее ребенка… Жаль мужика, хоть и спектакли его дрянь… А что, если и Наташа такая? Выглядит девочкой, а в поцелуях опытна, как грязные тетки из публичных домов… Однажды мать сказала ему: – Павлуша, надеюсь, ты женишься на девственнице! Он тогда рассмеялся: – Ну, если хочешь, чтобы меня посадили за связь с шестиклассницей… А ведь это совсем не смешно… Он свернул с проспекта на канал, тут было тише и прохладнее. Ночь опускалась на город, солнце почти село, темные облака были прорезаны тонкими малиновыми лучами. Казалось, небо изранено. Он свернул к себе в переулок, вошел во двор. Ландыши давно завяли, палисадник зарос высокой травой. В окне мелькнула тень матери. Он еще раз взглянул на небо. Кровавый отблеск на облаках темнел. Он вспомнил, что на Казначейской дежурят ребята, и решил звякнуть им на всякий случай. – Степанов, доложите обстановку. – Все тихо, товарищ капитан. Женщина из дома не выходила. – Подозрительных не заметили? – Никак нет. – Хорошо. Значит, никто к Островским не входил и от них не выходил? – Так точно, товарищ капитан. Никто, кроме мальчишки. Павел похолодел. – Ты в своем уме? Какого мальчишки? – Час назад в парадную вошел мальчишка, лет семи-восьми. Открыл дверь своим ключом. – Степанов! Почему не доложил?! – Так приказ же был следить за женщиной и мужчиной… Насчет детей приказов не было. – Сейчас подойду. Если ребенок выйдет, задержи его и не отпускай. Открылось окно, и мать радостно воскликнула: – Павлуша, наконец! Я уже беспокоилась! Заходи же, твой любимый пирог с вишней тебя ждет! – Мама, я вспомнил, что должен встретиться… в общем, тут недалеко… Через пять минут вернусь, можешь наливать чай. – Хорошо, сыночек. Не задерживайся. У арки он оглянулся. Мать смотрела ему вслед. На Казначейской было пусто, только Степанов торчал, как гвоздь посреди табуретки. Павел подошел к двери Островских и протянул руку, чтобы нажать на звонок. Но не позвонил, потому что увидел, что ключ торчит в замке. Дверь была чуть приоткрыта. Он оглянулся на дежурного, секунду помедлил и вошел. Внутри было почти темно и очень тихо. Пахло воском и старым деревом. Синий мертвенный свет лился сквозь витражи на лестнице. Лугин достал пистолет, сдвинул предохранитель. На первом этаже только одна дверь, справа. Она плотно закрыта. Там живет прислуга, сейчас они в отъезде. Прижимаясь к стене, он начал бесшумно подниматься. На втором этаже все двери закрыты, тихо. На третьем двери открыты. Слева кухня и столовая, там сумрачно, пусто. Справа, кажется, были детская и комната гувернантки. Да, так и есть. В огромной, как зала, детской горит лампа и открыто окно. Павел двигался мягко и быстро, ни к чему не прикасаясь. Он вернулся на лестницу и услышал сверху тихий звук. Что-то звякнуло, будто упала ложка. Через несколько мгновений он был наверху и стоял за раскрытой дверью слева. Раздался шорох, скрипнула половица. И вдруг громко крикнул ребенок: – Нет! Павел прыгнул в комнату. Слева у занавешенного окна стоял высокий мужчина, перед ним мальчик. Лиц в сумраке было не видно.