– Ну наконец-то. – Ольга Львовна протянула ему веснушчатую руку с длинными алыми ногтями. – Почему так поздно? – Здравствуй, Леля. – Он обнял ее и поцеловал в лоб. – Фу, холодный, разделся бы сначала… Это гувернантка… то есть психолог, для Саши. Ее рекомендовал Альфред Степанович. Мужчина повернулся к Лизе, снял шляпу с темных курчавых волос и, улыбаясь, взглянул Лизе прямо в глаза. – Я рад. Меня зовут Марк. – Марк Борисович, – сухо уточнила Ольга Львовна. – Где вы живете? Сердце колотилось так сильно, что Лиза боялась упасть. Но она смогла ответить: – В общежитии… при больнице. – В общежитии? – Ольга Львовна еще больше скривила нервный рот. – Вы что, не ленинградка? – Подожди, Леля. Не смущай девушку лишними вопросами. Это же очень далеко. Я буду посылать за вами машину… – Марк, она будет жить здесь, в комнате рядом с детской. Я предупредила, что работа будет шесть дней в неделю. – Ну и славно! Но что с вами? Вам нехорошо? Симо принесет вам сейчас горячего чаю… и рому! – Мне хорошо, – сказала Лиза. – Какой красивый у вас дом! Глава 13. Лидуся Вот уже год Альфред Степанович скрытно ходил на психотерапию к своей подчиненной, Лизе Островской. Лиза единственная во всем городе, на кого можно положиться. Альфреда Степановича знают все психиатры, психологи и даже студенты медицинской академии. Сколько насмешек принесло бы известие, что главный врач Гнезда сам страдает от сильнейшего невроза. Невроз этот заключался в том, что Альфреду Степановичу раз в месяц снился кошмарный сон, будто он запечен в бисквит и должен проедать себе путь наружу. Каждый раз, когда, проглотив последний кусок ненавистного бисквита, он высовывал голову на волю, перед ним вставала ухмыляющаяся бабья рожа ведущего популярного телешоу и с наглой усмешкой спрашивала: – Куда? Докушайте, батенька! Альфред Степанович просыпался со стоном, с лихорадочно бьющимся сердцем и пил валокордин и валерьянку. Начался невроз в прошлом году, после того как супруга Альфреда Степановича преподнесла ему страшный сюрприз. Лидия Ивановна работала в этой же больнице старшей медсестрой. Познакомились они в первый день на работе, куда он пришел после мединститута, а она после медучилища. Поженились сразу, хотя особой страсти друг к другу не испытывали. Алик жил с матерью и сестрой в Рощине, ездил на работу каждый день по полтора часа, а Лидуся жила в самом центре, на канале Грибоедова, и была в молодости даже привлекательна, именно на мужской взгляд. Подруги ее считали некрасивой, но Алику нравилась Лидусина полнота, застенчивый взгляд узеньких глаз, мягкая короткая шейка и тонкий голосок. Лидия Ивановна не всегда выговаривала букву «Л». Мужа она называла Аик, а себя – Идуся. Жили они в целом хорошо, вот только детей у них не было. Но они постепенно с этим смирились, тем более что грустить и тосковать было некогда – работы хватало, приходилось и по вечерам писать отчеты и заключения. Лидуся умела готовить борщ, а по праздникам даже и пельмени, и Альфреду Степановичу все нравилось, что она подавала на стол, хотя питались они чаще бутербродами с сыром и ливерной колбасой, а иногда макаронами по-флотски. Годы шли, быт налаживался. Квартиру отремонтировали, купили новую мебель, денег стало хватать на кафе, и даже рестораны, и поездки по свету. Постепенно Альфреда Степановича раздражать стала Лидуся: чмокает при еде, складочки под подбородком, тут отвисло, там шершавое, на ногах вены… Конечно, и сам Альфред Степанович не помолодел за пролетевшее время. Он и в юности был полным, а с годами стал, прямо говоря, чересчур толстым, особенно в нижней половине. Когда он шел по коридору больницы, казалось, катится большая мягкая юла. Но в душе он был молод и мало, по своему мнению, отличался от того Альки, которого мальчишки дразнили за неуклюжесть Винни-Пухом. Спортом он никогда не увлекался, но болельщиком был заядлым. Лидия Ивановна по выходным все время дома сидела, лезла с разговорами, а он и так устает от бесед с пациентами, хочется спокойно хоккей посмотреть. Только усядется на диване, откроет бутылочку пивка холодного, а она тут как тут, сядет рядом, что-то глупое рассказывает, и он отмечает машинально, про себя: заднего коренного не хватает… зачем она так широко рот раскрывает… мешки под глазами… нижние конечности короткие… еще ногу на ногу старается закинуть… волосы поредели, поседели. Серенькая землеройка с фигурой столбиком. Лидуся начала замечать его раздражение и расстраиваться, но что делать, не знала. С каждым днем муж все холоднее, раньше с работы вместе уходили, теперь он возвращается один и совсем поздно. – Будешь кушать, Аик? – Ел я. Сколько раз тебе говорить: кушать – лакейское слово. Лидусе хочется спросить, где он был, что кушал – не спрашивает, боится. Ходила в гости к подруге Лане, с которой когда-то училась вместе в медучилище, рассказывала ей свои страхи. Лана с пониманием кивала, говорила: – Все мужчины хотят молодых, Лолиток им подавай. Лидуся, займись собой. Волосы хоть покрась. Однажды вернулся Альфред Степанович поздно вечером домой, а Лидуси нет. На столе записка: уезжаю в дом отдыха, нам надо друг от друга отдохнуть, борщ в холодильнике. Альфред Степанович сначала обомлел, а потом пришел в восторг. Первый раз один дома, хочешь – пиво пей, хочешь – телевизор смотри или Лолиту Кузьминичну, завотделением неврозов, пригласи на всю ночь. Приятно и быстро прошла неделя. Альфред Степанович рано приходил домой, сидел на диване, смотрел хоккей, пил пиво. Лолиту Кузьминичну не приглашал, так как, говоря по правде, она болтает без умолку и еще, чем черт не шутит, потребует доказательств их покуда платонический любви, к чему Альфред Степанович был совсем не готов. Потихоньку начал он скучать, потом тосковать, от борщей ресторанных обострился гастрит. Откроет шкаф, а там висит Лидусино пальто с лисой и пахнет Лидусиными дешевыми духами, от которых он ее так и не смог отучить… Через две недели услышал, как открывается дверь. Обрадовался, подбежал, а на пороге стоит платиновая блондинка, вроде бы немного знакомая, на кого-то похожая, глаза накрашены сине-зеленой краской, блестят длинные белоснежные зубы за лиловыми губами. Он испуганно спросил: – Вы к кому? – Аик, это я, твоя Идуся, – проклекотала блондинка и зубасто улыбнулась. Перед тем как потерять сознание, он понял, на кого она похожа – на Вольдемара Валентиновича, стилиста-визажиста из телешоу «Леди и джентльмены». Глава 14. Психолог и психиатр – Альфред Степанович, с кошмарами надо мириться. Они всем снятся. Мне тоже уже много лет снится сон про страшный дом. А недавно приснилось – я в своем родном городе, в старой квартире, делаю пельмени, фарш из человечков, частью уже порубленных на куски, а частью живых. Я их набираю в ложечку и кладу на кружки теста, а они стараются убежать, некоторые ползут, волокут отрубленные ножки, я их запихиваю обратно, защипываю пельмешек, а оттуда ручки торчат… – Ужас, Лиза, – воскликнул Альфред Степанович, – пациенту не сказал бы, а тебе скажу – это просто ужас! – Да нет, ничего… Противно, не страшно. А вот еще снился ящичек, из боков высовываются лапки. Держу его на руках, ящичек прижимается, лепечет что-то, обнимает меня, как обезьянка. Мы сидим с ним в ресторане, а там все люди с кошками, собаками, кроликами и смеются надо мной, переглядываются: смотрите, у нее только ящичек! Я говорю: он живой. Но тут вдруг какая-то дама с собачкой подскакивает, срывает с ящичка крышку, и видно, что он заполнен красным желе и больше там ничего нет. Они все кричат: там желе, там желе, он не живой… Я его закрываю и плачу, а ящичек вдруг вцепляется в руку этой дамы, коготками сдирает кожу, течет кровь, и я хохочу сквозь слезы: а под кожей-то у вас тоже красное желе… Главный врач вытер вспотевшую лысину. – Лиза, мой бисквит по сравнению с твоим желе просто сказка… – Что я и пытаюсь вам доказать, Альфред Степанович. Фрейд был романтик, придумывал сказки. А на самом деле все это чепуха. Глупо из-за снов расстраиваться. Не дергайте так бедную сову, вы ей уши оторвали. Лиза потянулась к старой игрушке, но Альфред Степанович спрятал ее за спину и жалобно сказал: – Как ты ненаучно рассуждаешь. В снах раскрываются наши тайные мотивы… Вытесненные желания… – Да ладно, Альфред Степанович, мы-то с вами знаем, что психология – не наука. – А что же это, по-твоему, ласточка моя? – Ласточка – птица с короткой шеей, плоской головой и ртом до глаз, которым она поедает мух и комаров. Психология для нас с вами – искусство, а для большинства – шарлатанство. Почему вы ко мне, а не к вашим наукообразным коллегам ходите? Только талант имеет значение. В музыке – музыкальный слух, а у нас – слух на чужие души. Еще Гамлет говорил: не умеете играть на флейте, а пытаетесь сыграть на моей душе. – Я к коллегам не хожу, потому что засмеют. А тебя не стесняюсь, ты мне как дочь. – Эдипов комплекс наоборот… – Фу, Лиза, – хихикнул главный врач. – Ты такая утонченная, провинциально чистая, а можешь так… хи-хи… шутить… – Ох, гражданин начальник, что вы знаете о провинции? Мои родители на заводе отпахали с юности до пенсии, а денег вечно не хватало до получки. У нас дома не было ни одной красивой вещи, все топорное, потертое, поцарапанное. Они спали на продавленном диване, а я на раскладушке, которая провисала до пола. Пахло клопами и плесенью. Даже книг у нас не было, кроме учебников. – Я всегда тебе говорил, что ты гениальная девочка! Из простой семьи, а смогла поступить в университет и закончить на отлично! – Не подхалимствуйте. Вы видели мой диплом, у меня даже тройка есть. Правда, по инженерной психологии – выучить эту муть невозможно. А поступила, потому что соседка со мной занималась, известная вам Фаня Леоновна. – Да, старушенция мощная! Передавай ей привет, если будешь звонить. Лиза посмотрела в окно и сухо сказала: – Она умерла три года назад. В доме престарелых. Сеанс окончен, гражданин начальник. Пора домой. Оставшись в кабинете одна, Лиза зажгла сигарету и подошла к окну. Как хорошо, когда окна выходят в парк, пусть на них и решетки. Деревья лучше домов – каждое из них выглядит по-своему, каждое прекрасно, даже искривленное и засохшее. Почему в самом деле ей так часто снятся кошмары? И только изредка, как подарок, приходят теплые, добрые сны. Один из них она видела сегодня. Она была птицей и летела над широкой рекой. В ней отражалось небо, и вода в реке была небесного голубого цвета. На берегах росли ивы и алые цветы. Она летела все дальше, на восток, через луга алых цветов, окруженные лесами высоких деревьев, похожих на сосны, но более густыми. Их пышные ветки, как опахала, качались от легкого теплого ветра. Впереди текла на юг другая широкая река. Вода в ней была цвета весенней долины – светло-зеленой… Лиза смеялась, и пела во сне, и поднималась все выше над долиной, устремляясь к югу, туда, где на горизонте синела длинная полоса моря… Глава 15. Нора В Норе темно. Рука скользит по гладкому дереву. Оно сладковатое и немножко свистит. Приятно пахнет старыми нитками. Вот они, в уголке. Одна, две, три. Если намотать нитку на палец, пальцу станет тепло. Одна. Две. Три. И размотать. Одна. Две. Три. И положить в уголок. Ключик… ключик от Дома. Он тут, спрятан в щели между стенками Норы. Если качнуть головой, в темноте вспыхнет искорка. Надо качать головой быстро-быстро. Закрыть глаза пальцами. Много-много точек. Они все ярче. Они летят. Они сияют. Плывут кольца света. Как будто бросили в темную воду фонарик. Нет, это не вода. Это по черному небу летят золотые звезды. Красные звезды… Белые звезды… Но что это за шум? Это… может быть… Зажмурить глаза, заткнуть уши. Поздно. Оно тут. Оно трещит. Больно в ушах. Белое пламя бьет в глаза… Как больно в голове… Не трогайте меня! Неее тро… ооо… Глава 16. Лана и дети