Нова проглотила голубую, Мерси — красную, и ко въезду в Евле жить стало полегче. Змеи уползли. Девочки принялись болтать; парни не обращали на них внимания. Идея якобы-разговоров принадлежала Мерси, она была легка на слова, и Нова помнила, как Мерси объяснила, зачем им эти якобы-разговоры. По-настоящему сблизиться с кем-то можно, только воздерживаясь от слов. На въезде в Евле Адам остановил машину возле банкомата, чтобы снять деньги: по три тысячи каждой при условии, что девочки будут согласны на всё. Мерси стояла рядом и курила, по старой привычке запоминая пин-код. Без четверти час они въехали на гаражную дорожку большой виллы; вокруг раскинулся целый квартал таких же вилл. Многие дома были старыми, но этот казался построенным недавно. В дом вошли через полуэтаж. На стене в холле имелась подставка под пульт дистанционного управления. Нажав пару кнопок, Адам зажег свет в холле и на верхней лестничной площадке. С крючка шляпной полки свисал большой шарф. Бордового цвета, с бусинами. — Это же Фрейи? — спросила Нова и потрогала шарф. Как будто что-то скрывает “Пеликан” Вера предложила еще сигариллу, той же марки, что курил его отец. Вера и отец так близко и так давно дружили, что бессознательно усвоили привычки и поведение друг друга, и иногда Кевин видел у Веры отцовские жесты. Мелкие жесты, вот как теперь: прежде чем закурить, Вера покатала сигариллу между большим, указательным и средним пальцами. — Как же ты похож на отца, когда он был в твоем возрасте, — сказала Вера, словно прочитала его мысли, но решила обратить их на него самого. — Да, ты всегда так говоришь. — Кевин улыбнулся ей. — А вы с Себастьяном не похожи. — Знаю. Трудно поверить, что мы вообще в родстве… Он похож на своего отца, совсем как ты. Кевину было девять лет, когда умер Верин муж — похожий на Джона Гудмана крупный мужик, носивший все свои килограммы с достоинством. Себастьян, судя по тому, как он выглядел утром на похоронах, начинал все больше походить на отца, хотя и при совершенно другом телосложении. Вес тянул его к земле, Себастьян гнулся под лишними килограммами, сутулился. — Как у него дела? — Понятия не имею. — Лицо у Веры стало напряженным. — На мои звонки отвечает редко, заперся со своими компьютерами да так и живет в старой студенческой норе. Насколько я знаю, нигде не работает. Я плачу за его квартиру, но он обращается со мной как с отщепенкой. Когда я позвонила ему сказать, что умер твой отец, он как будто вообще не отреагировал, но за час до похорон объявил, что хочет присутствовать. Поэтому мы и опоздали. Вера рассказала, что днем, через пару часов после похорон, с которых он улизнул, она наведалась к Себастьяну, но сын отказался впустить ее. — Я подумала — может, съездишь как-нибудь к нему. Вдруг он тебе откроется. Вы же когда-то хорошо ладили. Ты ему нравишься. — Могу попробовать… А повод? — Просто загляни к нему. Скажи, что мимо проходил. Я хочу знать, как он себя чувствует, но он от меня запирается. Как будто что-то скрывает. Перед глазами у Кевина стояло лицо Новы. Девочки, не умевшей скрыть от камеры то, что у нее на душе. Вонь, которая пробивалась наружу, сквозь бессмысленные попытки быть актрисой. — А что, по-твоему, скрывает Себастьян? — спросил Кевин и дернулся — ему на щеку упала капля дождя. — Наверное, он чего-то стыдится, — ответила Вера. Ничего незаконного, но жестко и грязно Два года назад — Все, хватит. — Чего хватит? — спросила Нова. Юсси взглянул на нее, как на слабоумную. — А ты как думаешь? Чем мы тут… Чем я тут занимаюсь. С этой минуты торговле конец. Какую торговлю он имеет в виду? Ее? Что она торгует собой? — Я пропьянствовал почти тридцать лет. Творил черт знает что. Был отвратительным отцом и для тебя, и для Бьёрна. — Юсси… — начала мама и потянулась было к его руке, но Юсси дернулся и с презрением посмотрел на мать. — А ты была такой же отвратительной мамашей. Но теперь этой жизни конец. Я завязываю. Мать демонстративно зааплодировала. Видно было, как она обиделась на “отвратительную мамашу”. — Что ж, поздравляю. Ты закончил? — Она сделала движение встать. — Сядь. Я еще не закончил, я еще далеко не закончил. Юсси рассказал, что узнал про одну должность, и у него хорошие шансы эту должность получить. Один из главных людей в конторе — старый приятель Юсси, в девяностые годы они вместе ремонтировали кофейные автоматы. — Теперь все пойдет по-другому. Я начну работать, зарабатывать по тридцать пять кусков в месяц. Нова уже слышала эти рассказы. Лет двадцать назад Юсси пришла в голову мысль сконструировать аппарат, который, помимо кофе, продавал бы еще и суп. В уверенности, что все пойдет как по маслу, он запросил кредит в банке, составил бюджет, набросал план. Но все были против него, никто ему не верил. — Да, ждите перемен. Я уезжаю. Мама нахмурилась. — Ты уезжаешь отсюда? — Именно. Я уезжаю. — А как же мы? — У мамы опустились плечи. — Почему ты ничего не сказал? — Потому что это мое решение. Мой шанс. У тебя есть работа, вы не пропадете. Я поживу здесь, пока не найду другое место. Что тут непонятного. Удирает, подумала Нова. Отчаливает. — А ты, Нова — смотри, больше ни капли. — Юсси поднялся из-за стола и вышел из кухни. Вскоре хлопнула входная дверь. — Был бы здесь Бьёрн… — сказала мама, и тогда Нова тоже ушла, только сначала прихватила со стола полбутылки спиртного. Вернулась Нова основательно пьяная. Она искала Юсси, но не нашла. Потом сидела на берегу, смотрела, как купаются на сон грядущий какие-то ребята, и приканчивала бутылку. — Где Юсси? — спросила Нова. Она видела, что мама плакала. — Недавно пришел, а теперь уже лег спать. — Мать вздохнула и пошла в гостиную. — Куда он ходил? Нова, упираясь носком в пятку, сбросила кроссовки и пошла за матерью. Та пожала плечами и принялась возиться с лазерным диском, пытаясь сунуть его в компьютер Юсси. Наконец ей это удалось. На глазах показались слезы. В комнате зазвучала акустическая гитара. За окном почти стемнело. Снова рассвет за бледным твоим плечом. Хульдрой солнце прокралось, окно в ледяных узорах. Нова села в кресло. Все так странно. Комната как-то перекосилась. Углы неровные, все клонится вправо. Неправильно. Волосы рассыпались по подушке. Все неправильно.