— Мама… Сделай потише. — Никакого “потише”. Послушай, какой голос… — Мама рассмеялась и потянулась за бокалом с вином. — Фред Окестрём. Если бы ты не спала, я отдал бы тебе все, чего не смогу отдать, но Я дарю тебе мое утро, дарю тебе мой день. Ты улыбаешься — значит, что-то хорошее снится. Какое-то время они сидели молча: слушали. Нова узнала мелодию — похоже, “I Give You the Morning”. — Твоя пластинка? — спросила она. — Не знаю. Моя или Юсси. Уж точно не Бьёрна. Вот оно. Одна-единственная строчка изменила все. Превратила жизнь в смерть. Веко трепещет, словно бабочкино крыло. — Ты что делаешь? Прекрати… — Хочу послушать. Веко трепещет, словно бабочкино крыло. — Юсси любит эту песню? — Обожает. Сука. Не может быть. Не может быть! Мать уснула на диване, а Нова пошла к себе и включила компьютер. Она не забыла, какие слова он ей написал почти три года назад. “Веко трепещет, словно бабочкино крыло”. Да, именно так. Дословно. Если бы она уже тогда сообразила, что это цитата, то давно бы ее загуглила. И давным-давно бы все узнала. И все поняла бы. Слушая песню, Нова прочесывала Гугл. Версия “Кайт” ей понравилась, но по-шведски песня звучала неприятно. Какой-то чувак рассматривает спящую девушку. А этот, который пел на пластинке и написал шведский текст, Фред Окестрём, посвятил песню своей дочери. Пластинка “Два языка” вышла в 1972 году. В год рождения Юсси. Два языка. Как когда целуются или лижут друг друга, что ли? Нова знала, что мужчины довольно часто возбуждаются по поводу собственных дочерей. А еще чаще им случается воспылать к неродной дочери. Вспомнить хоть того американского режиссера — он даже женился на падчерице. Захотеть оприходовать кого-то, кому менял пеленки?.. Иногда правда настолько лежит на поверхности, что ее не замечают. Вот почему “Петер” столько о ней знает. Знает, что ее классного руководителя зовут Роббан, знает, где она живет, знает про маму — и про себя, конечно, знает. Я случайно узнал, что твой настоящий папа умер, что Юсси тебе отчим и что он обычно ошивается в центре вместе с алкашами. Две любимые песни Юсси — “Master of Puppets” “Металлики” и “Дарю тебе утро” этого дядьки с низким голосом, Фреда Окестрёма. И Повелителю кукол явно нравятся обе песни. Нова задумалась. Она старалась припомнить хоть один раз, когда Юсси не мог бы початиться с ней, потому что бывал занят чем-то другим. Но на ум не приходило ничего, что тянуло бы на алиби. Мысли неслись вскачь. Все происходило несколько лет назад, чаще всего они чатились по вечерам, когда Нова оставалась у себя в комнате одна. Юсси вроде как-то стучался к ней, когда она чатилась? Вроде да. А когда она только-только получила то самое, последнее сообщение, Юсси застал ее с ноутом на коленях. Нова это отчетливо помнила, а еще она помнила, что на несколько минут до того, как ей написал Повелитель кукол, Юсси сидел на кухне и что-то набирал в телефоне. Неужели Юсси зашел к ней, чтобы посмотреть, как она отреагировала на сообщение? Извращенное желание увидеть, насколько она раздавлена? А теперь Юсси собирается свалить от них. Трусливый говнюк. Нова вышла на кухню, смешать себе выпить, но передумала и врезала стакан чистой водки. Вошла в спальню, остановилась у кровати. Посмотрела на спящее тело. Какой глубокий, мирный, безмятежный сон. Смартфон Юсси лежал на ночном столике; Нова выдернула провод и взяла телефон с собой на кухню. Пароля на телефоне не оказалось, и Нова начала просматривать историю поисков. Сначала шли совершенно обычные вещи. Спорт, новости. Потом — поиск фотографий Елены Исинбаевой, российской прыгуньи с шестом. Нова стала рассматривать фотографии. Красивая, признала она. Еще один запрос касался другой девушки, тоже прыгуньи с шестом. Шведка, такая же красивая, как россиянка. Ангелика Бенгтссон, семнадцать лет, но выглядит моложе, чуть не младше самой Новы. Нова прокрутила список вниз. Позавчера Юсси все утро пролежал в похмелье, пока мама в центре подбирала окурки и собачье дерьмо. Поиск по слову показал Нове, что искал отчим. Bukkake. Rimming. Gangbang. Teenies. Young beauty. Shaved pussy. Brutal fucking. Ненавижу, подумала Нова. Она проверила, в какое время Юсси забивал эти слова в поисковик. Полчаса от первого до последнего — похоже, гуглил, пока она сама нежилась утром в кровати. А примерно когда она встала, он ублажал себя под одеялом. Нова прошла по ссылкам. Ничего незаконного, но жестко и грязно. Во рту появился вкус металла, но, несмотря на дурноту, в голове окончательно прояснилось. Нова открыла приложение с сохраненными изображениями. Там оказалось пусто, и она проверила, какие еще у Юсси есть приложения. Помимо тех, что имеются почти на всех телефонах, Юсси скачал приложение. Не того же чата, в который она сама выходила три года назад, но очень похожего. Аудитория чата была сильно моложе самого Юсси. Нова щелкнула по ярлыку. Перед ней открылось окошко входа: зарегистрированное имя пользователя и строка, куда предлагалось ввести пароль. Дальше Нова не пошла. Ей и так было достаточно. Третьего не будет Район частных домов Адам без выражения посмотрел на Нову и выдернул шарф у нее из рук. — Что еще за Фрейя? — Одна подружка. — Это мамин шарф. — Адам запихал палантин в один из шкафов. — Дорогой, как черт знает что, так что не лапай. Они спустились по лестнице. Две девушки и два парня. Одни в трехэтажном доме, каждый этаж которого стоил, навскидку, с полмиллиона. То есть примерно с десяток “вольво” той модели, что стояла у дома. Треть подвального этажа занимал крытый бассейн, по периметру которого выстроились мраморные статуэтки обнаженных женщин и мужчин. Нова и Мерси уселись на белый кожаный диван. На стеклянном столике перед ними помещались две бутылки шампанского. Девочки сидели на диване, но их там не было. Их тела больше им не принадлежали. Нова и Мерси легко выскользнули из своих оболочек, воспарили и теперь холодно наблюдали за тем, что происходит внизу. Они всегда так делали, но на этот раз все вышло по-другому. Пока Адам открывал бутылку и разливал шампанское, девочки разделись. Адам усмехнулся, заметив длинный шрам на животе у Мерси, и подошел к ней. Мерси двенадцать лет, она сидит голая на реечном стуле. На животе у нее зияет рана — от груди до промежности. Рана источает тепло и запах горячего молока. Рядом сидит какой-то мужчина, ест ложкой из миски. Он забрасывает в себя еду, причмокивает, чавкает, жадно поглощает желтое рагу. Пахнет карри, потом аммиаком. Мерси сидела голая на диване, скрестив ноги. Потом они с Адамом чокнулись бокалами, и он попросил ее расстегнуть ему брюки. Нова отвернулась и увидела, как младший брат уходит в соседнюю комнату. Потом оттуда послышалась музыка, что-то вроде хауса. Тяжелые басы. — Ты тоже иди сюда, — позвал Адам. Нове семь лет. Лето, Мидсоммар. Она учится плести венок из одуванчиков. Пьет клубничный компот и не замечает, что в нем плавает оса. Оса жалит ее в язык; ужасно больно. Юсси кладет на место укуса кусочек сахара, чтобы вытянуть яд, но жжение и отек не проходят. Вечером Нову уже лихорадит.