Запись была датирована началом девяностых, когда Луве еще учился на психолога. Дневник он нашел зажатым между книгами по психологии развития; должно быть, он попал туда по ошибке, после переезда. Фальшивая улыбка в сверкающем лезвии бритвы, подумал Луве и закрыл дневник. Во всяком случае, формулировка точно его собственная. Он вышел в коридор и направился к кабинету, в котором проводились сессии психотерапии. После того как Свен-Улоф Понтен забрал Алису, группа как будто наполовину опустела. Луве вошел и сел. Четыре оставшиеся девочки сидели тихо как мыши. — Давайте поговорим о том, что случилось. Говорить может, кто хочет, но по очереди. Кто начнет? Руки подняли все четыре, и Луве дал слово той, что успела первой. — Почему легавые увезли Эркана? — спросила девочка. — Его задержали и пока отстранили от работы. И, мне кажется, не стоит строить предположения, не зная, что произошло. Вечером придет его сменщик. — Полицейские нашли Фрейю? Луве энергично затряс головой. — Нет, но даю вам честное слово: как только я что-нибудь о ней узнаю, вы будете первыми, кому я скажу. Сейчас важнее всего, как вы себя чувствуете… — А Повелителя кукол полиция нашла? — перебила его одна из девочек. — Насчет него я тоже не знаю. Окно, перед которым сидела девочка, выходило на бурый склон, поднимавшийся к лесу, и Луве показалось, что там что-то движется. Кролик? Похоже на кролика, но зверек быстро исчез. Там один мужик разводит кроликов. Луве почти дословно помнил, что Нова рассказывала по время последней сессии. Я пошла туда, взломала дверь и свернула крольчонку шею. Потом мы его похоронили в лесу. Хотите — проверьте. Мы там крестик поставили — связали две палочки резинкой для волос. Луве кашлянул. — Напоминаю: если хотите — можете высказаться. — Я хотела спросить про Нову, Мерси и Фрейю, — сказала следующая девочка, и ее соседка согласно закивала. — Здесь как-то пусто стало. Понимаете, да? Ее прервал короткий стук в дверь. — Да? — сказал Луве. На пороге стояла бывшая терапевт Фрейи. — У вас найдется минутка? Луве поднялся и вышел. Терапевт задумчиво смотрела на него. — Ко мне только что заходила уборщица… Утром она убирала в комнате Алисы и нашла вот это. — И она протянула Луве черную майку. — Ну да, девочки часто затыкают вентиляцию, когда с фабрики тянет вонью. Терапевт вздохнула. — Это не Алисы. Это майка Фрейи. Луве вгляделся в майку. На груди большими красными буквами значилось “Голод”. — Любимая майка Фрейи, — сказала женщина. — Как по-вашему, Алиса может что-нибудь знать об исчезновении Фрейи? Рано или поздно запретят Нюнесвэген Кевин не знал, насколько он может распространяться, но спросила-то Вера. — Луве Мартинсон проходит по программе защиты свидетелей, — начал он. — И не далее как полтора года назад, весной 2011 года, его звали по-другому. — И что это значит? — Пока неясно, но что-то там было… Может быть, он выступил свидетелем. В машине Веры пахло сигариллами, как в отцовской. Для Кевина этот запах с детства означал безопасность. Ему давно уже хотелось задать один очень важный вопрос, но Кевин долго не знал, как его сформулировать. Сейчас вопрос наконец оформился. — У вас с папой были отношения? Ответ оказался быстрым и коротким. — Да, — сказала Вера и выбросила окурок в окно. Ее ответ словно подтвердил его неясные догадки. Кевин ощутил облегчение. Представил себе их вместе. Клинт Иствуд и Хелен Миррен. Вера и его отец почти тридцать лет работали вместе, близко общались, и Кевин без особого труда представил их в одной постели. То, что он услышал, вдруг показалось ему само собой разумеющимся. — И долго? Вера завела мотор. — Начали, когда были подростками. Закончили лет пятнадцать-двадцать назад. Как там мама сказала? Ей было всего тринадцать… Мокрощелка паршивая. Вера вырулила с парковки. — Ты злишься? — Нет, на вас — нет. — Кевин открыл бардачок, где лежали сигариллы. — Можно одну? Вера кивнула. Пока Вера гнала машину через квартал высоток, оба молчали. Кевин закурил и опустил окошко. — Как там Себастьян? — спросила Вера. Кевин рассказал про те выходные, на Гринде, и как он, подросток, заявил, будто Себастьян всю ночь лез к нему обниматься и не давал спать. И как папа и Вера отругали Себастьяна. — Мы все не так поняли, поторопились. — Вера выехала на Нюнесвэген и поехала на север, в город. Державшаяся несколько часов сухая погода кончилась, снова зарядил дождь. Кевин воспринимал каждую каплю как личное оскорбление. Он где-то читал, что шведы в представлении многих иммигрантов вечно жалуются на погоду. Впустую тратят энергию на то, на что не могут повлиять. Может быть, он совершает ту же ошибку, роясь в отцовском прошлом. Сладить со смертью он все равно не в силах. А тайны будут всегда. Вера кашлянула. — Я в последнее время много думаю о Себастьяне… Может быть, я слегка категорична, но мне кажется, у него мания величия.