Блять. Обезболивающее вырубило ее. — Сон – сейчас лучшее средство для нее, — напоминает нам медсестра. Зная, что я ничего не могу поделать, я выхожу вслед за Виктором в коридор. — Пожалуйста, сообщите мне хорошие новости. — Мы имеем дело с двумя разными синдикатами. Я хмуро смотрю на своего друга. — Что за черт? — Это причина, по которой мы были повсюду. Говорят, тот, кто тебя свергнет, получит власть в Европе. Я недоверчиво смотрю на Виктора. — Ты издеваешься надо мной? Он качает головой. — Все это из-за гребаной игры между двумя бандами. Гребаная игра, чтобы посмотреть, кто сможет убить меня первым. Что за чертовщина? — Это безумие, — бормочу я. — По крайней мере, теперь мы знаем, с чем имеем дело. — Телефон Виктора начинает звонить, и когда он проверяет его, передает мне. — Ради всего святого, поговори с Николасом. Этот человек беспокоится о тебе. Я беру устройство и отвечаю: — Это Лука. — Как ты держишься? — Он вздыхает. — Глупый вопрос. — Затем глава греческой мафии набрасывается на меня. — Почему ты не созвал собрание? Предполагается, что Священство должно быть единым во время нападений. И какого черта ты не сказал мне, что женился? Я жду, пока он переведет дыхание, затем отвечаю: — Свадьба состоялась быстро, и у меня не было времени созвать собрание. — Я позвонил Лиаму и Габриэлю. Мы все приедем в Лос-Анджелес. Мое сердце согревается, когда я слышу, что они хотят поддержать меня. Создание Священства было одним из лучших дел, которые я сделал в своей жизни. Сначала это было для поддержания мира между греками, ирландцами, турками и нами, но со временем это превратилось в братство. Не желая, чтобы они приехали, пока нет реального плана, я говорю: — Я понятия не имею, сколько времени потребуется, чтобы разобраться с этой проблемой, и прямо сейчас я занят Марией. — Ты, блять, не обязан составлять нам компанию. Просто позволь нам помочь тебе. Ты был рядом с каждым из нас. Пришло время нам объединиться и поддержать тебя. Зная, что ничто из того, что я скажу, не изменит мнение Николаса, бормочу: — Хорошо. — Лука, ты глава Священства. Если ты падешь, мы все падем вместе с тобой. Увидимся завтра, — говорит Николас. — Хорошо. — Я делаю глубокий вдох. — Спасибо. Я ценю поддержку. Мы заканчиваем разговор, и я возвращаю устройство Виктору, заявляя: — Я должен был назначить тебя главой Священства. Он усмехается, затем спрашивает: — Как долго Мария будет в отключке? Я возвращаюсь в палату и уточняю у медсестры, затем говорю Виктору: — От четырех до восьми часов. — Этого времени достаточно, чтобы принять душ и накормить тебя. Пойдем. — Я на мгновение колеблюсь, и Виктор обнимает меня за плечи. — Давай. Тебе понадобятся силы. Всю дорогу домой я проверяю все свои сообщения, и в тот момент, когда захожу в квартиру, я не чувствую себя как дома. Это потому, что твой дом лежит на больничной койке. — Прими душ, пока я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — говорит Виктор. Я поднимаюсь наверх и, подойдя к шкафу, останавливаюсь и смотрю на одежду Марии. Я беру шелковую блузку и прижимаю ее к лицу, чтобы вдохнуть ее аромат. Это оказывает на меня успокаивающее действие. Я снимаю свой костюм и, идя в ванную, открываю краны в душе. Встав под струю, я опираюсь руками о кафельную стену и наклоняю голову, чтобы вода попадала на заднюю часть шеи, где напряжены мышцы. Я закрываю глаза и позволяю воспоминаниям о трех днях, которые я провел с Марией, заполнить мои мысли. Блять, я бы все отдал, чтобы поспорить с ней прямо сейчас, потому что это означало бы, что ее не похитили и не пытали. Это означало бы, что она здорова и не мучается от боли. Господи, как бы я хотел повернуть время вспять. Мои мысли обращаются к двум бандам. Тупые ублюдки понятия не имеют, какой ад они сами себе устроили. Вздыхая, я мою свое тело. Мои действия автоматизированы, когда я выполняю свою рутину, мой разум постоянно переключается между Марией и бандами. Как только я переодеваюсь в чистый костюм и спускаюсь по лестнице, Виктор указывает на тарелку с бутербродами с сыром на гриле. — Ешь. — Я вижу, ты тоже ни хрена не умеешь готовить, — поддразниваю я его. Я сажусь за стол и придвигаю тарелку поближе. — Да, но я могу убрать тебя за считанные секунды, — бормочет он, уставившись на свой телефон. — На что ты смотришь? — Кадры, на которых Розали снова разрушает свою спальню. — Как долго ты планируешь держать ее взаперти? — Виктор знает, что я недоволен тем, что он забрал сицилийскую девушку. Когда он просто пожимает плечами, я спрашиваю. — Ты не думаешь, что она достаточно страдала? Мы убили ее семью. Отпусти ее. Его глаза встречаются с моими. — И что потом? Как ты сказал, мы уничтожили ее семью. Розали некуда идти, Лука. Я оставляю ее, потому что мне, блять, не все равно. Я не собираюсь выбрасывать ее на улицу в возрасте восемнадцати лет, когда ей некуда идти. Это было бы чертовски жестоко. Со временем она поймет, что я всего лишь пытаюсь помочь. — Я не думаю, что это произойдет. Поставьте себя на ее место. Если бы кто-то лишил тебя семьи, ты бы хоть раз поверил в то, что они делают это для тебя? — Мне надоело говорить об этом, — рычит он. У нас уже был этот разговор раньше, и он всегда заканчивался тем, что Виктор его прекращал. Вздыхая, я ем бутерброды с сыром, приготовленные на гриле, просто чтобы, блять, доставить ему удовольствие и вернуться в больницу. Виктор убирает свой телефон, затем встречается со мной взглядом. — Я просто хочу позаботиться о ней. Пожалуйста, оставь все как есть. Я киваю и доедаю еду. — Пойдем. Мне нужно вернуться к моей жене. Когда мы заходим в лифт, Виктор смотрит на меня. — Я рад, что ты женился на Марии. — Да? — Ей понадобится кто-то вроде тебя, чтобы пройти через это. — Кто-то вроде меня? — Я спрашиваю. — Да, человек, который никогда не отступает перед трудностями. Я улыбаюсь своему другу. — Я не считаю Марию трудной. — Я уверен, что ты единственный мужчина на свете, который может так сказать, — усмехается он. — Мне нравится ее упрямство.