Часы снова пробили три. Стыдно, мои дорогие, просто стыдно. Придётся отдать вас в починку. Чёрный человек стоял у дверей. Тётушка Тилди удовлетворённо кивнула. — Всё-таки уходишь, милейший? Пришлось тебе сдаться, а? Меня не уговоришь, где там, я упрямая. Из этого дома меня не выманить, так что и не трудись, не приходи понапрасну! Чёрный человек неторопливо, с достоинством поклонился. Нет, у него и в мыслях не было приходить сюда ещё раз. — То-то, я всегда говорила папе, что будет по-моему! — провозгласила тётушка Тилди. — Я ещё тысячу лет просижу с вязаньем у этого окна. Если хочешь меня отсюда вытащить, придётся тебе разобрать весь дом по дощечке. Чёрный человек сверкнул на неё глазами. — Что глядишь на меня, будто кот, который слопал канарейку! — воскликнула тётушка Тилди. — Забирай отсюда свою дурацкую плетёнку! Четверо тяжёлой поступью пошли вон из дома. Тилди внимательно смотрела, как они управляются с пустой корзиной — они пошатывались под её тяжестью. — Эй вы! — она встала, дрожа от гнева. — Вы что, утащили мои древности? Или, может, книги? Или часы? Что вы напихали в свою плетёнку? Чёрный человек, самодовольно посвистывая, повернулся к ней спиной и поспешил за носильщиками к выходу. В дверях он кивнул на плетёнку и показал тётушке Тилди на крышку. Знаками он приглашал её приоткрыть крышку и заглянуть внутрь. — Ты это мне? Чего я там не видала? Больно надо. Убирайся вон! — крикнула тётушка Тилди. Чёрный человек нахлобучил шляпу, небрежно, безо всякого почтения, поклонился. — Прощай! — Тётушка Тилди захлопнула дверь. Вот так-то. Так-то оно лучше. Ушли. Будь они неладны, олухи, эка что выдумали. Пропади она пропадом, их плетёнка. Если и утащили что, шут с ними, лишь бы её саму оставили в покое. «Смотри-ка! — тётушка Тилди заулыбалась. — Вон идёт Эмили, приехала из колледжа. Самое время. А хороша! Одна походка чего стоит. Но что это она такая бледная, совсем на себя не похожа, и идёт еле-еле. С чего бы это? И невесёлая какая-то. Вот бедняжка. Принесу-ка поскорей кофе и печенье». Вот Эмили уже поднимается по ступенькам. Торопливо собирая на стол, тётушка Тилди слышит её медленные шаги — девочка явно не спешит. Что это с ней приключилось? Она прямо как осенняя муха. Дверь распахивается. Держась за медную ручку, Эмили останавливается на пороге. — Эмили? — окликает тётушка Тилди. Тяжело волоча ноги, повесив голову, Эмили входит в гостиную. — Эмили! А я тебя жду, жду! Ко мне тут приходил один дурак с плетёнкой. Хотел мне что-то всучить совсем ненужное… Хорошо, что ты уже дома, сразу как-то уютнее… Но тут тётушка Тилди замечает, что Эмили глядит на неё во все глаза. — Что случилось, Эмили? Чего ты на меня уставилась? Садись-ка к столу, я принесу тебе чашечку кофе. На, пей! … Да что ж ты от меня пятишься? … А кричать-то зачем, детка? Перестань, Эмили, перестань! Успокойся! Разве можно, эдак и ум за разум зайдёт. Вставай, вставай, нечего валяться на полу и в угол забиваться нечего. Ну, что ты вся съёзжилась, девочка, я же не кусаюсь! … Господи, не одно, так другое. … Да что случилось, Эмили? Девочка… Закрыв лицо руками, Эмили глухо стонет. — Ну-ну, детка, — шепчет тётушка Тилди. — Ну успокойся, выпей водички. Выпей водички, Эмили, вот так. Эмили широко раскрывает глаза, что-то видит, снова зажмуривается и, вся дрожа, пытается совладать с собой. — Тётушка Тилди, тётушка Тилди, тётушка… — Ну, хватит! — Тилди шлёпает её по руке. — Что с тобой такое? Эмили через силу открывает глаза. Протягивает руку. Рука проходит сквозь тётушку Тилди. — Что тебе взбрело в голову! — кричит Тилди. — Сейчас же убери руку! Убери руку, слышишь! Эмили отпрянула, затрясла головой; золотая солнечная копна вся затрепетала. — Тебя здесь нет, тётушка Тилди. Ты мне привиделась. Ты умерла! — Тс-с, малышка. — Тебя просто не может тут быть. — Бог с тобой, что ты болтаешь?.. Она берёт руку Эмили. Рука девушки проходит сквозь её руку. Тётушка Тилди вдруг вскакивает, топает ногой. — Вон что, вон что! — сердито кричит она. — Ах ты, враль! Ах, ворюга! Её худые руки сжимаются в кулаки, да так, что даже суставы белеют. — Ах злодей, чёрный мерзкий пёс! Он украл его! Он его уволок, да, да, это всё он, он! Ну уж я тебе!.. Она вся кипит от гнева. Её выцветшие глаза горят голубым огнём. Она захлёбывается, ей не хватает слов. Потом поворачивается к Эмили: — Вставай, девочка! Ты мне нужна! Эмили лежит на полу, её трясёт. — Они не всю меня утащили! — провозглашает тётушка Тилди. — Чёрт возьми, придётся пока обойтись тем, что осталось. Подай мне шляпку! — Я боюсь, — признаётся Эмили. — Кого, меня?! — Да. — Но я же не призрак! Ты ведь знаешь меня почти всю свою жизнь. Сейчас не время нюни распускать. Поднимайся, да поживей, не то получишь затрещину! Всхлипывая, Эмили поднимается на ноги; она совсем как загнанный зверёк и словно прикидывает куда бы удрать. — Где твоя машина, Эмили? — Там, в гараже… — Прекрасно! Тётушка Тилди подталкивает её к двери. — Ну… — Её острые глазки быстро обшаривают улицу. — В какой стороне морг? Держась за перила, Эмили нетвёрдыми шагами спускается по лестнице. — Что ты задумала, тётушка? — Что задумала? — переспрашивает тётушка Тилди, ковыляя следом; бледные дряблые щёки её дрожат ри ярости. — Как что? Отберу у них своё тело — и вся недолга! Отберу своё тело! Пошли! Мотор взревел, Эмили вцепилась в руль, напряжённо вглядывается в извилистые, мокрые от дождя улицы. Тётушка Тилди потрясает зонтиком. — Быстрей, девочка, быстрей, не то эти привереды-прозекторы впрыснут в моё тело какое-нибудь зелье, и освежуют, и разделают на части. Разрежут, а потом так сошьют, что оно уже никуда не будет годиться. — Ох, тётушка, тётушка, отпусти меня, зря мы туда едем. Всё равно толку не будет. Ну, никакого толку, — вздыхает девушка. — Вот мы и приехали. Эмили затормозила у обочины и без сил привалилась к рулю, а тётушка Тилди выскочила из машины и засеменила по подъездной алее морга туда, где с блестящих чёрных дрог сгружали плетёную корзину. — Эй! — накинулась она на одного из четверых носильщиков. — Поставьте её наземь! Все четверо подняли головы. — Посторонитесь, сударыня, — говорит один из них. — Не мешайте дело делать. — В эту корзинку запихали моё тело! — Тилди воинственно взмахнула зонтиком. — Ничего не знаю, — говорит второй носильщик. — Не стойте на дороге, сударыня. У нас тяжёлый груз. — Вот ещё! — оскорблённо восклицает она. — Да будет вам известно, что я вешу всего сто десять фунтов. Носильщик даже не смотрит на неё. — Ваш вес нам без надобности. А вот мне надо поспеть домо й к ужину. Коли опоздаю, жена меня убьёт. И четверо пошли своей дорогой — по коридору, в прозекторскую. Тётушка Тилди припустилась за ними. Длиннолицый человек в белом халате нетерпеливо поджидал корзину и, завидев её, удовлетворённо улыбнулся. Но тётушка Тилди на него и не смотрела, жадное нетерпение, написанное на его лице, её мало трогало. Поставив корзину, носильщики ушли. Мельком глянув на тётушку, человек в белом халате сказал: — Сударыня, даме здесь не место. — Очень приятно, что вы так думаете, — обрадовалась она. — Именно это я и пыталась втолковать вашему чёрному человеку. Прозектор удивился: — Что ещё за чёрный человек? — А тот, который околачивался возле моего дома. — Среди наших служащих такого нет. — Неважно. Вы сейчас очень разумно заявили, что благородной даме здесь не место. Вот я и не хочу здесь оставаться. Я хочу домой, пора готовить ветчину для гостей, ведь пасха на носу. И ещё надо кормить Эмили, вязать свитера, завести все часы в доме… — У вас, я вижу, философский склад ума, сударыня, и приверженность к добрым делам, но мне надо работать. Доставлено тело. Последние слова он произносит с явным удовольствием и принимается разбирать свои ножи, трубки, склянки и разные прочие инструменты. Тилди свирепеет: — Только дотронься до этого тела, я вам… Он отмахивается от неё, как от мухи. — Джордж, проводи пожалуйста, эту даму, — вкрадчиво говорит он. Тётушка Тилди встечает идущего к ней Джорджа яростным взглядом. — Пошёл вон, дурак! Джордж берёт её за руки. — Пройдите, пожалуйста. Тилди высвобождается. С лёгкостью. Её плоть вроде бы… ускользнула. Чудны дела твои, господи. В таком почтенном возрасте — и вдруг новый дар. — Видали? — говорит она, гордая этим своим талантом. — Вам со мной не сладить. Отдавайте моё тело! Прозектор небрежно открывает корзину. Заглядывает внутрь, кидает быстрый взгляд на Тилди, снова — в корзину, вглядывается внимательней… Это тело… кажется… возможно ли?.. А всё-таки… да… нет… нет… да нет же, не может быть, но… Он переводит дух. Оборачивается. Таращит глаза. Потом испытующе прищуривается. — Сударыня, — осторожно начинает он. — Эта дама вот здесь… э… ваша… э… родственница? — Очень близкая родственница. Обращайтесь с ней поосторожнее. — Сестра, наверно? — хватается он за ускользающую соломинку здравого смысла. — Да нет же. Вот непонятливый! Это я, слышите? Я! Прозектор минуту подумал. — Нет, так не бывает, — говорит он. И принимается перебирать инструменты. — Джордж, позови кого-нибудь себе в помощь. Я не могу работать, когда в комнате полоумная. Возвращаются те четверо. Тётушка Тилди вызывающе вскидывает голову. — Не сладите! — кричит она, но её, точно пешку на шахматной доске, переставляют из прозекторской в мертвецкую, в приёмную, в зал ожидания, в комнату для прощаний и, наконец, в вестибюль. Тут она опускается на стул, стоящий на самой середине. В сумрачной тишине вестибюля стоят скамьи, пахнет цветами. — Ну вот, сударыня, — говорит один из четверых. — Здесь тело будет находится завтра, до начала отпевания. — Я не сдвинусь с места, пока не получу то, что мне надо. Плотно сжав губы, она теребит бледными пальцами кружевной воротник и нетерпеливо постукивает по полу ботинком на пуговках. Если кто-то подходит поближе, она бьёт его зонтиком. А стоит кому-либо её тронуть — и она… ну да, она просто ускользает. Мистер Кэррингтон, президент похоронного бюро, услыхал шум и приковылял в вестибюль разузнать, что случилось. — Тс-с, тс-с, — шепчет он направо и налево, прижимая палец к губам. — Имейте уважение, имейте уважение. Что тут у вас? Не могу ли я быть вам полезен, сударыня? Тётушка Тилди смерила его взглядом. — Можете. — Чем могу служить? — Подите в ту комнату в конце коридора, — распорядилась тётушка Тилди. — Д-да-а? — И скажите этому рьяному молодому исследователю, чтоб оставил в покое моё тело. Я — девица. И не желаю никому показывать свои родинки, родимые пятна, шрамы и прочее, и что нога у меня подворачивается — тоже моё дело. Нечего ему во всё совать нос, трогать, резать — ещё, того гляди, что-нибудь повредит. Мистер Кэррингтон не понимает, о чём речь, он ведь ещё не знает, что за тело находится в прозекторской. И он глядит на тётушку Тилди растерянно и беспомощно. — Чего он уложил меня на свой стол, я ж не голубь какой-нибудь, меня незачем потрошить и фаршировать! — сказала Тилди. Мистер Кэррингтон кинулся выяснять в чём дело. Прошло пятнадцать минут; в вестибюле стояла напряжённая тишина, а там, за дверями прозекторской, шёл напряжённый спор; наконец бледный и осунувшийся мистер Кэррингтон возвратился. Очки свалились у него с носа, он поднял их и сказал: — Вы нам очень осложняете дело. — Я?! — рассвирепела тётушка Тилди. — Святые угодники, да что же это такое! Послушайте, мистер Кожа-да-кости или как вас там, так, по-вашему, это я осложняю? — Мы уже выкачиваем кровь из… из этого… — Что?! — Да-да, уверяю вас. Так что вам придётся уйти. Теперь уже ничего нельзя сделать. — Он нервно засмеялся. — Сейчас наш прозектор произведёт частичное вскрытие и определит причину смерти. Тётушка Тилди вскочила как ошпаренная. — Да как он смеет! Это позволено только судебным экспертам! — Ну, нам иногда тоже кое-что позволяется… — Сейчас же отправляйтесь назад и велите вашему Режь-не-жалей сию минуту перекачать всю отличную благородную кровь обратно в это тело, покрытое прекрасной кожей, и если он уже что-нибудь вытащил из него, пускай тут же приладит на место, да чтоб всё работало как следует, и бодрое, здоровое тело пускай вернёт мне. Слышали, что я сказала! — Но я ничего не могу поделать. Ни-че-го. — Ну вот что. Я не сдвинусь с места хоть двести лет. Ясно? И распугаю всех ваших клиентов, буду пускать им прямо в нос эманацию! Ошеломлённый Кэррингтон кое-как пораскинул мозгами и даже застонал. — Но вы погубите нашу фирму! Неужели вы решитесь! — Ещё как решусь! — усмехнулась тётушка Тилди. Кэррингтон кинулся в тёмный зал ожидания. Даже издали слышно было как он судорожно крутит телефонный диск. Спустя полчаса к похоронному бюро с рёвом подкатили машины. Три вице-президента в сопровождении перепуганного президента прошествовали в зал ожидания. — Ну, в чём дело? Перемежая свою речь отменными проклятиями, тётушка всё им растолковала. Президенты стали держать совет, а прозектора попросили приостановить свои занятия хотя бы до тех пор, пока не будет достигнуто какое-то соглашение… Прозектор вышел из своей комнаты и стоял тут же, курил большую чёрную сигару и любезно улыбался. Тётушка Тилди воззрилась на сигару. — А пепел вы куда стряхиваете? — в страхе спросила она. Попыхивая сигарой, прозектор невозмутимо ухмыльнулся. Наконец совет был окончен.