Иногда женщина разрешала себе задумываться о том, что, может быть, это не просто голограммы и искры. Может быть, это души детей, которым еще предстоит родиться. И когда они родятся, когда воплотятся в реальный мир, будут ли они помнить об этих историях, что она им читает, возникнет ли у них чувство, что они уже знают эти истории до того, как услышат их в первый раз? У нее у самой было чувство, что через этих детей эти истории будут жить вечно. Голос ветра уже не казался таким одиноким. Жизнь была удовольствием, а не тяжким трудом. Быть может, когда-нибудь птицы вернутся. Быть может, деревья еще наберут силу. Может быть, птицы снова начнут вить гнезда, и среди ветвей вновь зазвучат сладкие трели юности. А тем временем в доме звучала нежная музыка детского смеха. Из дома лился поток электрического дыхания. В доме звучал голос женщины — сильный, твердый, наполненный радостью жизни, потому что еще оставалось так много историй, которые надо прочесть. Так много историй. А что же сам дом? Дом уже никогда больше не был одиноким. Дом стоял прочно, и ему были уже не страшны никакие ветра. По ночам голубое сияние освещало округу, словно мир, полный зажженных свечей. Дом был счастлив. И женщина тоже была счастливой, и сама женщина, и ее дети, которые были уже сейчас и которым еще предстояло родиться на свет, дети из всех маленьких городков, куда она приезжала с рюкзаком, полным книг, на зеленом велосипеде цвета мая. О рассказе «Дети из проектора сна» Я написал «Детей из проектора сна», чтобы выразить свое ощущение, что книги Рэя Брэдбери пребывают вне времени. Я совершенно уверен, что фантастический полет его воображения будет воодушевлять читателей — и особенно юных читателей — и в необозримо далеком будущем. Лично меня книги Рэя Брэдбери наполняют безграничным счастьем. В «Проекторе сна» мальчик, который появляется первым и просит почитать ему книжку, — это я сам. Какую великую радость доставили мне рассказы «Озеро», «Банка», «Ревун», «Коса», «Будет ласковый дождь» и многие-многие другие! Жить вечно? Брэдбери, безусловно, будет жить вечно, и его потрясающие истории будут проникать в сердца людей до тех пор, пока пылкие человеческие сердца на нашей Земле бьются сильными чувствами и чистой радостью. Роберт Маккаммон Страница (Рэмзи Кэмпбелл) В тот день Эгейское море походило на логово драконов с зубами из белой пены. Вздыбленные волны были их чешуйчатыми телами, синеющими вороненым металлом, а полуденное солнце наделяло ящеров блестящими глазами рептилий. Воздух с моря был их дыханием — таким горячим, что их слюна обращалась в сухие песчаные струи. — Драконы вернулись, Джойс, — сказал Юэн. — Да, дорогой. Он не понял, вспомнила ли она плоды собственной фантазии, зародившиеся на этом пляже много лет назад, или просто посмеивалась над ним. Может, она вообще не расслышала его из-за ветра, который теребил его рубашку и ее длинный шелковый платок. Со стороны могло показаться, что у них выросли крылья. Ветер уже повалил несколько пляжных зонтиков и тащил их куда-то вдоль кромки прибоя. На пляже остались лишь наиболее упорные туристы, обеими руками вцепившиеся в свои фолианты. Самые отчаянные покачивались на волнах. «Джойс туда не полезет», — подумал Юэн. Он уже погрузился в чтение своего упитанного бестселлера, когда услышал возглас: — Стой! Ну стой же! Голос еле слышался за ветром. Юэну пришлось встать, чтобы увидеть его обладателя — тот несся по пляжу к западному краю Иконикоса, где берег был почти пуст и гроздья гостиничных домиков на скалах уступали место нескольким уединенным виллам. Ветер трепал льняной костюм на худом теле преследователя и превратил его седые волосы в запутанное облачко над головой. Должно быть, вырвало ветром страницу из книги. — Джойс, — позвал Юэн. Она повернулась к мужу. Ветер играл с седой прядью ее волос. Потом Джойс привстала с лежака и осмотрелась. — Что ты хотел мне показать? — Какой-то человек бежал за книжным листом. Тот уже скрылся за очередным скалистым уступом, и Джойс со вздохом улеглась обратно. — Юэн, оно того не стоило. Он не стал спорить. Джойс достала свою книгу, которая нуждалась в диете не меньше, чем роман Юэна. Ветер мешал читать, и вскоре книга отправилась в видавшую виды холщовую сумку. — Я пошла. В такие дни Юэн особенно жалел, что не научился плавать. — А я бы не прочь пообедать. — Ты вообще думаешь о чем-нибудь еще, кроме собственного желудка? — Джойс бросила устало-снисходительный взгляд на его обвисшее брюшко. — Вставай тогда. Пусть исправляется. Без сомнения, она имела в виду погоду. Юэн поднялся на ноги и умудрился влезть в весело трепыхавшуюся на ветру рубашку как раз вовремя, чтобы успеть протянуть руку Джойс. Она не хотела показывать, что нуждается в помощи, и отпустила руку слишком рано, чуть не рухнув на лежак. — Я сама, — запротестовала она, когда он подхватил ее за талию. Даже сумку не позволила взять. Хорошо, что «Философия» была совсем рядом с пляжем. Официанты опустили пластиковые ширмы для защиты от ветра. Пленка, как катаракта, делала все вокруг размытым и хлопала все время, пока они ели. Джойс ела с аппетитом и выпила почти половину кувшина вина, но море все не успокаивалось. — Принесешь полотенца? — спросила Джойс. — Меня что-то ко сну клонит. Она уже поспала один раз на пляже. Юэн сходил за полотенцами и поднялся обратно по неровным ступеням, вырубленным в скале. На дороге, которая с последнего визита супругов в Иконикос обросла новыми домами и гостиницами, Джойс оперлась о его руку. Видимо, помощь на подъеме ей требовалась больше, чем она готова была признать. Гостиница «Мнемозина» стояла почти посередине деревни. Дети, слишком маленькие для школы — или прогуливавшие ее, — оживляли двор перед баром своими шумными играми. Юэн копался в сумке в поисках ключей, испытывая знакомую панику от мысли о возможной потере. — Бога ради дай ее сюда, — воскликнула Джойс. Она возилась еще дольше. Воздух в комнате был раскален. Джойс легла на кровать. Юэн немедленно включил кондиционер и лег на другую узкую кровать. Джойс протянула ему руку, и Юэн ее пожал. Едва закрыв глаза, он увидел того мужчину, что преследовал кусок бумаги на пляже. Почему эта страница была такой важной? Поймал ли он ее, в конце концов? Эти мысли не давали ему заснуть, и вскоре Юэн снова вскочил на ноги. — Пойду пройдусь. Ты отдыхай. Джойс вяло подняла руку и отказалась от мысли открыть глаза: — Может, подождешь меня? — Я просто пройдусь, поищу лавку, где продают наши любимые оливки. Она испустила такой длинный выдох, что в конце у него уже у самого перехватило дыхание — но потом он услышал вдох и голос Джойс: — Только ты не задерживайся. Он и не собирался. Сейчас, когда оба вышли на пенсию, они постоянно были рядом, и, расставаясь с Джойс надолго, Юэн начинал беспокоиться. Когда он открыл дверь, впустив в комнату солнечный свет, она поморщилась. Ее хрупкое тело под тонкой простыней — не та картина, которую он хотел бы сохранить в памяти. — Иди, раз идешь, — пробурчала она, и Юэну пришлось прикрыть дверь. Он отправился к скалистой дороге, от которой бежал тот человек. Когда-то там стояло лишь несколько таверн, но теперь вдоль пыльных дорог понастроили баров, полных британцами, которые смотрели футбол на больших плоских экранах, похожих на ожившие картины. Ветер усыпал дороги сорванными с деревьев и кустов цветами — оборвал даже цветущие кактусы. Юэн подумал, что улица выглядит как после парада или шествия — только не похоронного, нет. Он не встретил того человека ни на одной вилле за чертой Иконикоса — все они были белые, как могильный камень, и казались безлюдными. По наитию, назовем это так, он пошел по каменистой тропинке. Море по-прежнему бушевало, хотя горизонт вроде бы обещал скорое наступление штиля. Ветер гнал Юэна по пляжу, разматывал перед ним песчаные дорожки. Пляж за скалистой грядой был пуст. Никакого движения, если не считать прибоя и трепещущего листка бумаги, прижатого ветром к расщелине утеса. Юэн начал пробираться туда, к манящей странице, оживленной ветром. Его сандалии соскальзывали с непрочных валунов, грозя вывихом или чем еще похуже. Кожа на ногах ныла от бесчисленных песчаных уколов и попавшей в царапины соли. Наконец он ухватил бумагу. Она оказалась последней страницей книги под названием «Решив отправить их к Господу». Помимо названия, там было лишь три слова: «но его нет». Почему этот человек так отчаянно гнался за этой страницей? Стало бы ему легче, попади она вновь в его руки? На Юэна она впечатления не произвела, он даже хотел вернуть листок ветру. Правда, потом он решил, что может еще встретить незнакомца, и сунул бумагу в карман рубашки. Углубление в скале имело странную форму — как будто каменные пальцы безуспешно пытались удержать бумагу. Конечно, Юэн понимал, что это всего лишь работа ветра и песка, но сходство было поразительным. Когда он разглядывал нишу, в кармане звякнул телефон. Сообщение от Джойс: «Где?» «Иду домой». — Юэн печатал как можно быстрее, стараясь не делать ошибок. Потом добавил: «Думал спишь». Даже использование коротких фраз казалось ему уходом от ответственности, которую они так ценили, еще будучи преподавателями. Отослав сообщение, он задумался; возможно, Джойс спрашивала, где она сама? Конечно, до такого состояния пока ни один из них не дошел, но одна эта мысль вновь вызвала у него страх остаться без жены. Если бы мог, он побежал бы вверх по тропе, но, увы, оставалось лишь ковылять против ветра по пляжу. Когда он вошел в квартиру, Джойс под простыней повернулась к нему — но ее постель была пуста, это ветер шевелил покрывало. Юэн оцепенел от ужаса, но потом превозмог себя и пересек комнату. Джойс стояла на балконе и смотрела на море в просвете между двумя соседними отелями. — Ну как, успешно? — Лавки я не нашел, — опасаясь отклониться слишком далеко от правды, Юэн продолжил: — Зато нашел листок, за которым гнался тот тип на пляже. Джойс вздохнула и повернула руку ладонью вверх, словно взвешивая ветер. — Юэн, ты мне пытаешься что-то доказать? — С чего ты взяла? — То есть, получается, это моя вина? Они были на грани ссоры, которая могла завести куда угодно. Видимо, Джойс это почувствовала. — Покажи, что там такого важного, — сказала она. Джойс безразлично скользнула взглядом по странице. Она так беззаботно держала ее в руке, что Юэн поскорее забрал у нее листок, чтобы не дать ветру шанса вернуть себе игрушку. — Чепуха какая-то. Ничего не понимаю. — Я оставлю ее у себя на случай, если мы его встретим. — Надеюсь, ты не собираешься потратить весь наш отдых на его поиски? Он, скорее всего, уже и думать забыл об этой странице. — Я не буду тратить на это время. — Ты только что это сделал и мне даже не сказал. Прежде чем Юэн успел придумать ответ, она добавила: — А я так ждала оливок. Ему стоило бы понять, что сейчас, когда все вокруг изменилось, для нее это может быть важным. — Мы поищем лавку вместе. Они так и сделали — когда отправились ужинать. Возможно, в той лавке теперь продавали кожу, футболки, серебро или сувениры. Несколько бывших таверн стали китайскими или индийскими ресторанами, к радости — или разочарованию — британских туристов. Вчера Джойс и Юэн отыскали свою когда-то любимую забегаловку, но прошедшие годы, видимо, уменьшили порции и иссушили еду, одновременно почти лишив ее вкуса. Пока они решали, какую таверну осчастливить своим посещением, ветер утих. Плоское солнце висело над горизонтом, как драконий глаз, и его угасающее дыхание волновало море. Они не прогадали, доверившись ресторану, но Юэн чувствовал, что Джойс не доверяет ему. Когда он смотрел на прохожих, она глядела на него с укоризной. Он пытался обсуждать памятные места, которые им стоит разыскать, но разговор походил на неумело разыгранную сценку. После ужина они сидели на балконе. На небе постепенно загорались звезды. По соседству две дискотеки соревновались, кто громче, и Юэну это сильно мешало проникнуться спокойствием Вселенной. Даже когда они вошли внутрь и прикрыли балконную дверь, гулкое уханье доносилось снаружи, как неровное биение двух сердец. Он подождал, пока Джойс не укрылась покрывалом с головой, и лишь тогда спрятал страницу под подушку. Инстинкт — а может, просто выпитая за ужином рецина — заставлял его хранить страницу. Он выключил свет и нащупал руку Джойс. Когда она обмякла, он повернулся на бок. Завывание ветра в балконных перилах ему не мешало, и ритмы диско за окном тоже постепенно затихали. Когда Юэн ненадолго выплыл из сна, дискотеки уже затихли, а ветра почти не было слышно. Его озадачил не ветер, а нечто другое, поскольку источник шума был ближе к нему, чем к окну, плотно закрытому. Этого шума не хватило, чтобы окончательно его разбудить, но он, очевидно, побеспокоил Джойс, потому что, засыпая, Юэн успел заметить, что она пытается нащупать его руку. Но как же она найдет мою руку, если та лежит на подушке, ближе к балкону, чем к ней, подумал он, но уже был не в силах выпростаться из сна. Когда через несколько часов он проснулся, солнце уже было высоко. Кто дергал его подушку? Он приподнял ее. Последняя страница, слегка смятая, лежала на неровной простыне, но он не знал, двигал ли кто-то подушку или саму страницу. Джойс оперлась на локоть и уставилась на него. — Зачем ты ее туда положил? — Чтобы знать, где лежит. Она может подумать, что ему отказывает память или, того хуже, что он положил страницу под подушку, пряча от нее, чтобы не украла. Доковыляв до сейфа, Юэн запер страницу вместе с их паспортами и чеками. — Теперь мы знаем, где она. Разговор за завтраком на балконе поддерживали в основном две сороки. Джойс первой ступила на пляж, отпустив руку Юэна, и почти сразу зашла в воду. Юэн с облегчением увидел, что рядом с ней есть еще люди, которые смогут помочь, если что. Поглядывая время от времени на ее оранжевый, как закат, купальник, он пытался погрузиться в роман, который одновременно с ним читали еще минимум два человека на пляже, но не смог сосредоточиться, даже когда Джойс вернулась. — Ты посидишь тут пока? — спросил он в конце концов. — Мне нужно кое-что проверить. — Да что со мной случится? Он оглядывался назад, пока не дошел до бара Зорбы. Несколько посетителей уплетали завтрак, запивая его пивом, их детишки играли на компьютерах. Юэн оплатил компьютерное время и набрал в поиске «Решив отправить их к Господу». Информации оказалось немного. Автора романа звали Амброуз Дартмут, это имя ему ничего не говорило. Судя по всему, других книг этот автор не издавал, и объявлений о продаже подержанных экземпляров тоже не находилось. Издательство «Инсерджери Букс», выпустившее книгу в конце прошлого века, прекратило существование — похоже, это была их единственная книга. Юэну было этого недостаточно, чтобы оправдать свое отсутствие на пляже. Возвращаясь, он пытался придумать что-нибудь еще, но в голову так ничего и не пришло. Он брел по песку, которым вчера занесло бетонную дорожку, высматривал Джойс, но ее не было там, где он ее оставил. Никто не обращал внимания, как он в панике носился между топчанами. Вот его бессмысленная книженция, бумажный кирпич, на лежаке, застеленном его полотенцем, и тут же, на соседнем, пустом, лежаке в тени навеса — книга в мягкой обложке, которую читала Джойс. Он принялся высматривать ее среди людей в море, но ни на ком не было оранжевого купальника. И тут голос свыше позвал его: — Юэн. Он развернулся и запрокинул голову, не уверенный, что увидит обладателя голоса. Джойс с веселым нетерпением смотрела на него из-за столика в «Философии». Не успев еще окончательно одолеть тропинку наверх, он выдохнул: — С какого перепугу ты тут взялась? — Захотелось оливок, раз уж ты их не нашел, — ответила она. И упрямо добавила: — Решила прогуляться, сама по себе. Нельзя спорить. Многие их ссоры в последнее время начинались по таким вот незначительным поводам, и Юэну казалось, что они умаляют их с Джойс, скукоживают их ум и привязанность друг к другу. — Обедать будешь? — Я-то давно готова. Ты все это время рассматривал свою бумажку? — Нет, выяснял кое-что насчет нее. Его прервал официант — принес оливки. Юэн решил, что Джойс не будет обсуждать эту тему, пока они заказывают еду, но она сказала: — Давай, раз уж начал, рассказывай, что хотел. — Ее автор опубликовал всего одну книгу. Не удивлюсь, если он сам же ее издал. — И о чем она? — Нигде не упоминается. — Хотя бы имя его ты знаешь? — Да. Амброуз Дартмут. — Не слышала о таком. — У меня впечатление, что никто не слышал. — Извините, это не совсем так. Это в разговор вмешался официант. Юэн решил, что они ослышались. — Извините, я не расслышал: что вы сказали? — Мистер Дартмут живет здесь, на Иконикосе. — Откуда вы знаете? — то ли спросила, то ли удивилась Джойс. — Его дочь рассказала нам о нем. Юэн подождал, пока официант разольет вино по бокалам и поставит кувшин на стол. — А может, вы знаете где? — Он назвал это место «Вилла Библион», — сказал официант, показывая куда-то за деревню. Услышав эту фразу, Джойс прыснула. Больше она не издала ни звука, пока официант не отошел, и лишь тогда прошептала: — Ты же не думаешь о том, чтобы вернуть ему эту бумажку? — Если бы ты его видела, то поняла бы, как сильно она ему нужна. — Ну а пока что я не понимаю, — заявила Джойс таким тоном, что Юэн понял, что сказанное относится и к нему. За обедом он не мог отделаться от ощущения, что Дартмут слоняется где-то поблизости, но при этом старается не попадаться на глаза — конкретно Юэну с его страницей. Ощущение перекочевало и на пляж — в форме напряженного молчания. Джойс долго укладывалась на топчан и расставляла вокруг свои вещи в лишь ей одной ведомом порядке, а потом подняла глаза на Юэна, словно забыла, что он тоже там. — Можешь отправиться выполнять свою миссию, если хочешь. — Я не хочу оставлять тебя тут одну. — Да господи! — воскликнула она и так резко поднялась, что чуть не опрокинула топчан. — Если это тебя так заботит, можешь оставить меня в квартире. Он не этого добивался — хотя, может, и этого. По дороге наверх он подумал, что ей, возможно, неприятно опираться на его локоть. Первое, на что он посмотрел, войдя в квартиру, — сейф, вмонтированный в заднюю стенку открытого, без дверей, гардероба. Юэн готов был поклясться, что на табло над кнопками для ввода кода горела надпись «Ошибка». Потом надпись погасла. — Ты видела? — выпалил он. — Что теперь, Юэн? — По-моему, кто-то пытался открыть сейф. — Нет, ничего я не видела.