Такое желание возникнет у нее еще не раз. На экране… Мультфильмы. Танцующие бегемоты, слоны, медведи. Вместо пупков — точки в кружочках. Визгливые голоса и ксилофон. Норма Джин запрокидывает голову. Прижимается макушкой к спинке сиденья. Наверху — лучи света из кинопроектора. Полосы света, желто-бело-прозрачного, пересекаются, соединяются и расходятся. Дорожки в темноте. Свет. Он красивый. На экране человек вытянул окостеневшую руку вперед и вверх. У него глупый вид. И дурацкое имя: Ду-че. Ду-че. Как будто кто-то пукнул. Норма Джин смеется. Глэдис вонзает ногти ей в шею: — Нельзя смеяться так громко. Иначе они услышат. Учись смеяться секретным смехом. Внутри. На экране красивая женщина. Она вся — сияние. Вся — сплошной свет. Ох! У Нормы Джин перехватывает дыхание. Она такая красивая. Сияние красивой женщины переполняет ее глаза. Ей хочется смеяться и плакать. — Смейся внутри. Плачь внутри. Глэдис говорит: — Это Джин Харлоу. Глэдис говорит: — Самая красивая женщина на свете. Норма Джин думает: «Красивая, красивая, красивая…» Глэдис шепчет: — Ее зовут Джин Харлоу. Тебя зовут Норма Джин. Глэдис шепчет: — Джин Харлоу, Норма Джин. Твоя мама знает, что делает. У твоей мамы есть план. Норма Джин слышит безумие. Смотрит на Джин Харлоу, самую красивую женщину на свете. Смотрит только на Джин Харлоу. — Смотри на нее. Глэдис говорит это безумно. Глэдис выкручивает ей ухо. Норма Джин говорит «Ой!» секретно, внутри. — Смотри на нее! — Приказание и угроза. Норма Джин опять выгибает шею. — Ты можешь стать ею. Ты станешь ею. Больно. Она смотрит вверх. Наверху — лучи света. Там свет. Свет стремится к экрану. Свет становится Джин Харлоу. * * * Норма Джин не знала, кто ее отец. Глэдис тоже не знала. Не знала наверняка. Взрослея, Норма Джин фантазировала: ее отец — Кларк Гейбл. Потом — Говард Хьюз. Потом — Эрнест Хемингуэй. Папа. (Когда она стала Мэрилин Монро, один психиатр с мировым именем сказал, что многие ее проблемы проистекают от того, что она всю жизнь ищет отца. «А я-то всю голову себе сломала», — сказала она. Наверное, это многое объясняет.) * * * У Нормы Джин была собака. Песик Типпи. Типпи лаял. Соседа раздражал шум. Сосед был круглолицым мужчиной с татуировкой. Он зарубил Типпи тяпкой. * * * Норма Джин живет у тети Грейс. (Глэдис… больна. Ее мама в больнице, потому что она нездорова… Ку-ку! Ку-ку!) У тети Грейс есть квартирант. Мужчина. Он дает Норме Джин пастилки «Сен-Сен». Она не любит «Сен-Сен», но берет. Мужчина говорит, что она ему нравится. Ей нравится нравиться людям. Она хочет нравиться всем. — Иди ко мне. Ты красивая. Ей нравится, когда ее называют красивой. Мужчина трогает ее за все места. — Красивая малышка. Норме Джин не нравится, когда он ее трогает. Мужчина ее пугает. — Красивая, — говорит ей мужчина. — Я все расскажу, — говорит Норма Джин. — Кому ты расскажешь? — спрашивает мужчина. — Полицейскому. — Тете Грейс. — Иисусу на небесах. Мужчина смеется. — Тогда давайте еще «Сен-Сен», — говорит она. — И пять центов. * * * Норма Джин Бейкер Мортенсон: в сиротском приюте Лос-Анджелеса она была номером 3463. — Будь хорошей девочкой, — сказала ей тетя Грейс и ушла. Бросила. Норма Джин плакала беспрестанно. Не внутри, а снаружи. И вновь и вновь повторяла… Я не сирота. У меня есть мама! (Ее маму отправили в психбольницу. Мама чуяла неприятные запахи, слушала радио без радиоприемника и строила планы. И если она не перестанет плакать, все решат, что она тоже чокнутая, как мама, и легко догадаться, что будет потом…) — Перестань плакать. Сейчас же! Она начала меняться. Она улыбалась. Она стала хорошей девочкой. Она им понравится. Непременно понравится. Она притворялась. Играла. Годы спустя, когда она стала Мэрилин Монро, она познакомилась с Кэтрин Хепберн. На людях. В присутствии журналистов. Она была уже не старлеткой, а восходящей звездой. От нее ждали, что она скажет что-нибудь сексапильное. Она сказала: — Секс — часть природы. Я не противлюсь природе. Кэтрин Хепберн сказала: — Актерство — милая ребяческая профессия. Ты притворяешься кем-то другим и в то же время торгуешь собой. Она решила, что ей не нравится Кэтрин Хепберн. Кэтрин Хепберн ее понимала. * * * «Вспоминая о прошлом, могу сказать, что, наверное, мне всегда нравилось играть и притворяться. Хотя бы уже потому, что так можно было жить в мире, который гораздо интереснее того, что меня окружает». Мэрилин Монро * * * Норма Джин ненавидела школу. Ей приходилось шагать туда строем вместе с другими ребятами из приюта. Сироты на параде. Все на тебя смотрят. Ей было сложно читать. Она путала слова. Она заикалась. («Мы-мы-меня за-зовут Ны-ны-Норма Джин!») По чтению Норму Джин определили в группу для отстающих. Группы носили названия птиц. Первыми шли синешейки, самые лучшие, потом — чижи, а за ними — черные дрозды. Безнадежные тупицы. Норма Джин была единственной девочкой среди черных дроздов. Все остальные — мальчишки. Мальчишкам было по барабану, что они дрозды. Им было бы по барабану, будь они хоть индюками, хоть канюками. (Позже Мэрилин Монро полюбит читать. Она прочтет Сартра и Джойса, Шоу и Фицджеральда. Она прочтет Хемингуэя и очень захочет с ним познакомиться. Она будет читать американских поэтов. Ее любимыми станут Карл Сэндберг — с ним она познакомится лично — и Эдгар Ли Мастерс.) Однажды Норма Джин прогуляла школу. Пошла в кино. Пошла, хотя знала, что у нее будут крупные неприятности. Она посмотрела мультик о Боско, документальный киножурнал, фильм «Море грез» и еще один фильм, с Лорелом и Харди. Лорел был худеньким, Харди — толстым. Они затаскивали пианино вверх по длинной лестнице. Тяжелое пианино грохотало на каждой ступеньке. Потом пианино скатилось вниз. Лорелу и Харди пришлось поднимать его снова, до самой верхушки лестницы. Потом они обнаружили, что там есть дорога, по которой можно подняться на вершину холма… и потащили пианино обратно вниз! Лорел и Харди были смешными и грустными. И в этом похожими на всех нас. Потом фильм закончился. Норме Джин не хотелось уходить. Она знала, что у нее так и так будут крупные неприятности. Поэтому она осталась. Фильм начался снова. И вот как все было. Ей стало сонно. Она откинулась на спинку кресла и посмотрела наверх. На лучи света. А потом вдруг рядом с ней — Стэн Лорел. Сидит в соседнем кресле. Снимает свой котелок и прилаживает на колено. Она не удивляется. Она рада. — Мне снилось, что я не сплю, а потом я проснулся и понял, что сплю, — говорит Стэн Лорел. Она понимает, что он имеет в виду. — У меня неприятности, — говорит ему Норма Джин. — У меня тоже нет, — отвечает Стэн Лорел. — Это глупо, — говорит Норма Джин. — И смешно. — Ну так да, — говорит Стэн Лорел. — Насильно мил не будешь, а носильные вещи должны носиться. Он улыбается и медленно истончается, исчезает, превращается в вихрь пылинок, искрящихся в лучах света над головой. Уже почти утро, когда Норма Джин все-таки возвращается в сиротский приют. — Мы все волновались, — говорит мисс Долтри, заместитель директора, памятуя о случае, произошедшем несколько лет назад. — Теперь, когда мы убедились, что с ней все в порядке, я ее накажу… И тут она заскулила… пронзительным, тоненьким голосом. Ее личико сморщилось, рот растянулся, и его уголки опустились вниз… на самом деле. Как маска трагедии. Такой полумесяц. Она царапала себе макушку. И моргала, как в замедленной съемке… — Я опять вы-вы-влипла в историю, — вот что она сказала. — Она была точно как он, ну, знаете, тот, который худой, и Норма Джин заикалась, и, конечно, над этим грешно смеяться, но это было так забавно. Я не стала ее наказывать. Только назначила два дня вне очереди вытирать посуду. Она вся светилась, наша Норма Джин. Помню, я думала, что у нее прирожденный талант и что она станет комедианткой, как Кэрол Ломбард или Джин Харлоу. * * * Денег катастрофически не хватало. В сиротском приюте — никакой новогодней елки. Норма Джин решила, что елку принесет Санта-Клаус. Она придумала песенку и спела ее. (Она не заикалась, когда пела.) Санта-Клаус подарит мне елку, длинный красный шарф и кусок яблочного пирога… Санта-Клаус подарит мне елку — и я буду самой счастливой на свете!