— Э-э-э, начала была я. «Мы восстанавливали нервы в эльфийских лесах», — сказал Гном. Тогда понятно. Частяково ближайший к эльфам крупный город. — И как вы предлагаете мне себя вести? — спросила я. — Только восхищаться, а если не можете, то хотя бы молчите. — И почему она, нежная такая, в писательницы пошла? — Потому что у нее получается писать. но пока не получается общаться с читателями. — И с критиками, помнится, двенадцатый роман назвали худшей книгой десятилетия. Меня тогда это очень возмутило, потому что в этом романе трагически умирают аж шесть персонажей, и я рыдала над их судьбой три дня. Во взгляде Гнома было бесконечное терпение. — Она об этом не знает, — сказал он. — Я ограждаю её от подобного. Она слишком нежный и хрупкий цветочек. Надо будет Отто намекнуть, чтобы ограждал меня от клиентов-идиотов, которые хотят ругаться, сказать, что я нежный и хрупкий цветочек, и пусть только попробует возразить. — Хорошо, — вздохнула я, — не буду задавать вопросы. — Отлично! — просиял гном и проводил меня в зал. О полотенцах главное больше и не заикнулся, а я вспомнила о них только тогда, когда села на свое место. Дальнейшая встреча с писательницей прошла спокойно. Она рассказала несколько историй, ответила на вопросы типа «А кого вы больше любите, второго или пятого брата?» и даже на бис еще раз продемонстрировала, как нужно прогнуться назад так, чтобы нос кавалера уткнулся в грудь. Потом я выстояла в длинной очереди за автографом. Страшно представить, сколько будут стоять девчонки с задних рядов, и вышла в фойе. Улриха нигде не было видно, а когда я попыталась стребовать с продавца, подаренный мне полотенце, он устроил такой скандал, будто я у него весь товар попыталась отобрать. В крайне злобном настроении я вылетела на улицу и тут же подобрела. Ведь там, среди других мужчин, меня ждал Ирга. Кто-то из магов развел костер, и в целом ожидающие тоже неплохо провели время. Некромант, подходя ко мне, все еще посмеивался. — Анекдоты травили, спросила я. Он кивнул и забрал у меня сумку с книгами. — А мне расскажешь? Он очень пошлый. Дома расскажу, — пообещал Ирга, — чтобы посмотреть, как ты покраснеешь. — Не покраснею. Я уже опытная женщина. Почему бы мне краснеть от пошлого анекдота? — От этого покраснеешь. Улыбнулся муж и был прав. Все же хорошо, что я не хрупкий эльфийский цветочек. Уверена, им такие анекдоты не рассказывают. Утром меня осенило, и я вскочила с кровати очень рано. Ирга приоткрыл один глаз, убедился, что все нормально, и опять заснул, а я понеслась к Отто. Полугном бессовестно дрых, и я с огромным удовольствием стянула с него одеяло. Холодный воздух в выстывшем под утро доме сработал лучше ведроводы. — Эй, ты чего? — завопил он, мгновенно проснувшись. — Что случилось? — Отто, ты был прав. Этот Ульрих. — Какой Ульрих? — Потом расскажу. Так вот, этот Ульрих пишет с ней книги в соавторстве. Ты был прав. Это ненормально, что в саге описывается такое большое семейство. А вот для гномов такое в порядке вещей. Думаю, он составляет конву сюжета, а она добавляет всякие страдания и эротические сцены. — Вставай, Отто! Мы прославимся! Садись. Пиши первый том саги. Ну, Отто! Полугном отобрал у меня одеяло, закутался в него, как в кокон. — Я сейчас напишу. — злобно пообещал он. — Я сейчас напишу. Том первый — мучительное убиение делового партнера. Том второй — рыдание ее мужа, который не удержал жену от необдуманных утренних поступков. Том третий … — В такую сагу мы сексуальные сцены не вставим. Я попятилась из спальни Полугнома. — Вставим, золотце, вставим, — ласково пообещал он. — Сцена первая. На столе лежит новый заказ, и ты уже идешь его любить в любой позе. И тут я поняла, что не грозит мне стать нежным цветочком с таким-то партнером. Вздохнув, я пошла любить заказ. Лелея планы жестокой мести. Ничего, вот за завтраком я расскажу Отто, с какими украшениями на бороде Ходят оберегающие и заботливые партнеры. Пусть сделает нужные выводы. Сага, жди меня. О тяжелой писательской доле. Отто вошел в гостиную и, от удивления, выронил из рук сумку с продуктами. — Ола, ты что делаешь? Ты заболела и пишешь завещание? — Почему это? — обиделась я, отрываясь от листка бумаги. Если я что-то пишу, так сразу завещание. Я что, просто так не могу ничего писать? — Э-э-э, нет. Даже письма твоей родне писали мы с Иргой. — Я обиженно фыркнула. — Так то же письма, а у меня вдохновение. И я пишу эротический рассказ. — Ого! — Отто подошёл к столу и заглянул через плечо, но я прикрыла писанину рукой.— Ну дай почитать. Эротический рассказ от Олы — это же я даже слов не нахожу. — Не покажу, пока не допишу до конца. А ты лучше, о, положи свои ладони мне на грудь. — Да Отто, ты что, маленький, вот так! — Ола! — С опаской сказал полугном. — Я бы хотел тебе напомнить, что для таких дел у тебя есть Ирга или Живка. — Да ну их!— отмахнулась я. Они и не остановятся. А мне нужно ощущение описать, понимаешь? Так что так и стой, а я буду писать. Отто вздохнул, но счел за лучшее смириться. — Молодец! А теперь погладь меня. Ну, Отто! — Ола! Я все-таки молодой мужчина. — Чуть-чуть, я тебя прошу! Отто погладил, без особого желания, но добросовестно. — А теперь опустись медленно на мои бедра, сожми их в страсти. — Ты с ума сошла, да? — Тоскливо спросил Отто. — У меня вдохновение, понял? Я посмотрела на выражение лица лучшего друга и решила, что пора включать воображение и обойтись без тактильных ощущений. — Ладно, иди уже, я тебе дам почитать. К вечеру гениальный труд был закончен. Я вручила Отто исписанные листы и присела рядом, с жадностью уставившись на его лицо, чтобы не пропустить ни одной эмоции. Полугном приступил к чтению. — Слушай, Главный герой на треть орк, на треть эльф, на треть тролль и на треть человек. Как такое может быть? Это же получается больше единицы. И треть, ведь кровь считают по половинам. — Да что ты понимаешь? Он был рожден в результате бешеной страсти между ними всеми. Отто заржал, но потом взял себя в руки. — Извини, я представил просто эту бешеную страсть. Итак, смятые поцелуем губы. Хмм… Глаза зеленые от страсти закачанные … закачанные. Запылало ярким сигнальным огнем от смущения. — Это метафора, — защищалась я. — Дикая, застилающая глаза боль заставила всё тело содрогнуться, когда внутри что-то порвалось. И потекла кровь. — Это что, расчленёнка или эротика? — Он её девственности лишает! — Ола, я, конечно, никогда не был девственницей. Но скажи, разве у тебя это было именно так? Потекла кровь. Кошмар какой! — У меня было по-другому, призналась я. Но я ведь писатель, я должна описывать то, что чувствует большинство. — А большинство чувствует дикую, застилающую глаза боль? — удивился Отто. — Надо же! — Откуда я знаю, что чувствует большинство? Я представила, — проворчала я. — Кстати, а почему ты так быстро читаешь? Надо наслаждаться, вдумываться.