— И труп? — Сказал Трахим. — Рыба что, акула? — Где труп? — Я обернулась. На пороге кухни без движения лежал Илья. — И она его сейчас ест! — Зловещий прошипел Трахим. — Чавк, чавк! Мне стало не по себе. — Иди, разберись! Я подтолкнула друга к кухне. — А сама страшно, да? А говорили ты в Раритории десятерых зомби одним махом убила. — У меня ухо болит, — заявила я. — Это достаточно веский повод, чтобы геройством не заниматься не находишь? — А если бы все герои так говорили? — Трахим покачал головой. Он подошел к Илье, легонько пнул его ногой, а потом выпустил в кухню сгусток зеленого огня. Раздался хлопок. — Вставай, спящая красавица, — сказал настоящий боевой маг Илье, открывшему глаза. — Тебе еще всю кухню отмывать. Ола, так вот о чем я. Ага, у меня есть к тебе дело. Вечером Лира присела ко мне на кровать. Ухо уже почти не болело, но я тщательно изображала из себя несчастную больную, рассчитывая на сочувствие. Однако не дождалась, потому что мысль целительницы занимала кое-что другое. — Ты случайно не знаешь, что произошло с Ильей? — спросила она. Он заявил, что он теперь вегетарианец, и на сцене между общежитиями теперь проповедует путь аскезы. Загубит себя мальчишка. У него и так мало крови. — Моральная травма, оказавшая влияние на пищевые привычки! — умно ответила я. — Как тебе идея для курсовой? — Эта тема уже исследована вдоль и поперек, — отмахнулась Лира. — А ты подойди к нему и скажи шепотом на ушко « Живая рыба» — посоветовала я. Лира убежала, а я задумалась о том, как хорошо быть целителем. Материал для исследований появляется каждый день. Не то, что нам, бедным теоретикам, приходится с собой рисковать. В ухе согласно стрельнуло. День короны Я не любила праздники. Любой праздник значил кучу хлопот вроде необходимости накрывать праздничный стол или поддерживать праздничное настроение. Но самыми глобальными проблемами были две – поездка к родным и наведение порядка. И то, и другое вызывали у меня приступы смертной тоски, и то и другое были неизбежны, как очереди в дни распродаж в эльфийских магазинах. У меня даже откосить толком не получалось. Жестокая соседка по комнате Лира, выпячивая свое незаконченное целительское образование, вычисляла мои притворные хвори на раз. Да даже настоящие не помогали. Один раз я очень старательно зарабатывала простуду к Лириному дню рождения, к которому требовалось не только убираться, но еще и подарки дарить. А эта негодяйка взяла и насильно влила в меня какую-то мекстуру. В этом году причин не любить праздники у меня прибавилось. Я застряла на практике в захолостном городке Гнедино, где о праздничных распродажах и эльфийских магазинах, а уж тем более о магических фейерверках и бесплатных концертах, слыхом не слыхивали. Вершиной праздничного счастья был стол, накрытый богаче, чем у соседей. Приближающийся государственный праздник, день короны, хоть и был официальным выходным, в маленьком городке праздновался неимоверно пафосно и смертельно уныло. На главной площади мастерили сцену. Доставали откуда-то из недр архивов бывший эшафот, покрывали его слегка потертой красной тканью и помпезно устанавливали. На месте, где был лючок для казнённых, через повешенье предусмотрительно рисовали мелом крестик, чтобы Голова, уберегите небесные силы, туда не встал. Ром Борич в течение часа разливался соловьем о гнединских достижениях ради блага короля и государства, а потом толпа сограждан разбредалась по двум кабакам. Заканчивалось это мордобитием во славу короны. Ни мордобития, ни пьянка втридорога меня не устраивали, а местные кумушки, которые могли бы пригласить на торжественный ужин, уже надоели до оскомин. Отто, предатель, куда-то улетучился вместе со случайно забредшим в наши края гномьим торговым караваном, в котором у него оказалось множество знакомых знакомых и даже один или два родственника. Варсонья еще с вечера был занят приготовлением блюд, которые одурительно пахли и потихоньку занимали весь стол. Толи к нам в гости собирался прийти весь гномий караван, толи Варсонья надумал устроить рекорд по потреблению пищи. Даже барон Рон меня бросил, предпочтя официальный ужин с Ромом Боричем и прочими местными шишками. Я заставила себя навести порядок, чтобы как-то убить время, и вышла на улицу, пустить в небо парочку разноцветных огоньков. Любоваться ими в одиночестве было уныло, а развлекать на халяву соседских детей мне запрещала же одна …ээээ … уважение к достойной и высоко оплачиваемой профессии мага. Походив по двору и попинав снег, я решилась на крайние меры. — Ирга! Завопила я в тёмное и тяжёлое небо. Эх, ночью опять повалит снег. И первому надумавшему отправиться в туалет придётся разгребать дорожку к вожделенному домику. Надо будет во время ужина поменьше пить. — Ну почему, когда ты мне нужен, тебя никогда нет рядом? Было бы глупо рассчитывать на то, что небо или у коризнина, валяющийся посреди двора, лопата мне что-то ответит. Но я надеялась хотя бы на то, что Ирга где-то рядом, и услышит мой крик и поспешит. В самом деле, почему его нет? Он же мне обещал приехать на праздник, а уже вечер, а от некроманта ни слуху, ни духу. Я еще немного подождала, прислушиваясь к звукам пьяного веселья на улице, но от сока-то копыт не было. Тогда я решилась. Воровато оглянувшись, я взялась за снег. Конечно, почти дипломированной магичке, мастеру артефактов с международным сертификатом, не пристало лепить снежную бабу, но, во-первых, это должна была быть не снежная баба, а высоко художественная скульптурная композиция, а, во-вторых, меня никто не видел. С рвением, поразившим бы Отто в самое сердце, я сгребла со двора весь снег в огромную кучу. Подсвечивая огоньками, слегка ее утрамбовала, распотрошила набор инструментов в мастерской, небрежно обмотала шарфом шею, как это делали все скульпторы и вольные художники, которых я когда-либо видела, и принялась воять. Изначально картина должна была представлять рельеф «Страстная ночь». Но если слежащим в недвусмысленной позе женским телом я справилась быстро, особенно удались груди, которые заменили два кривых снежка. Но не повезло бедняжке с таким родиться. Но ведь позарился же кто-то, то с ее лицом возникли некоторые трудности. Годы занятий начертательной магии научили меня идеально проводить ровные линии и окружности, но не вырезать из снега носы и губы. Промучившись с полчаса, я решила накрыть неудавшееся лицо подушкой. А что, может, у них сексуальные игры такие, с легким придушением для более яркого оргазма? Ровно квадратная подушка быстро прикрыла все следы моего неудачного лицетворчества. Зато, пока я ее лепила, отвалилась одна грудь, и женщина стала похожа не на страстную любовницу, а на жертву маньяка в процессе расчленения. Пришлось лепить новый снежок. Для верности я слегка растопила, а потом заморозила снег. Теперь грудь не смог бы оторвать даже профессиональный расчленитель. Теперь я приступила к мужчине. с лицом я сразу решила не возиться, прикрыв его длинными волосами. Мужчина оперся на руки и только собрался приступить к главному активному действу. Лепить самое интересное я решила напоследок. Итак, мускулистая спина, округлая и манящая себя пощупать мягкая часть, бедра. Высунув язык от сосредоточенности, я задумчиво мяла снег в варежках. Оно должно было быть большим, красивым и реалистичным. Конечно, реалистичным. Думаю, король будет рад, что я именно так провожу его день рождения. В конце концов, сам он никогда не упускал случай воспользоваться тем, что ему даровали небесные силы, и вообще подобная скульптура куда больше отражала образ жизни нашего монарха, чем пафосные речи головы городка. Я приладила его на нужное место и задумчиво погладила рукой, доводя форму до совершенства. — Меня так погладь, — хрипло сказал мне в ухо ласковый голос, слегка растягивающий гласные. Я подпрыгнула от удивления, и замечательная деталь повторила судьбу груди. Длинноволосый мужик сейчас выглядел настоящим маньяком, желающим задушить несчастную жертву только за то, что не мог ею воспользоваться. — ИИИрга, — слегка заикая, спросила я, заливаясь краской стыда. На черных волосах некроманта искрили снежинки. Как давно он тут стоит? Мое моральное падение усугубил Варсоня, стоявший неподалеку и с одобрением разглядывающей снежные груди жертвы сексуального творчества. — Ребята! — проблеяла я, погасив огоньки, чтобы прикрыть милосердной темнотой плоды своей фантазии. Однако Ирга, бессовестно хохоча, хлопком ладоней создал огромный светящийся шар, взмывший над двором. — Мы давно тут стоим. — Сказал некромант. — Уже и вещи в дом занесли. Я тебе подарков привёз, а ты всё творишь. Мы не решились тебя отвлекать. Но когда ты начала лепить это с мечтательным выражением лица, я уже не выдержал. Ещё бы пару минут и… Я пробурчала что-то маловразумительное, смущенно снимая варежки. Ирга поднял валяющийся на земле инструмент и несколькими быстрыми движениями облачил снежного мужчину в набедренную повязку. — Идем домой, — предложил жених, увлекая меня за руку. — Только не в спальню, — ожил Варсоня, оторвавшись от созерцания снежной кучи. — Я столько всего приготовил, а вы сейчас запретесь там на всю ночь, только после еды. — Нет, — запротестовал некромант. Но я поддержала целителя. Проведя несколько часов на морозе, навозившись со снегом, я почувствовала зверский аппетит, алчно бросившись к столу. Сосредоточенное поглощение пищи под грустное вздыхание Ирги, который в перерывах между красноречивыми вздохами умудрялся есть быстрее Варсони, перебил вопль ужаса, раздавшийся со двора. Побросав ложки, мы кинулись наружу. Под светящимся шаром, который позабыл Ирга, стоял Отто и возмущенно размахивал руками. — Я приберу инструменты, — заискивающий пролепетала я. — Какие инструменты? В смысле, конечно, приберешь! — рявкнул полугном. — Меня интересует другое. Кто сделал этот ужас? Это надругательство над великим скульпторским искусством! — Я, пришлось признаться. И Ирга тоже. — Что? — Возмутился некромант. — Я только чуть-чуть подправил. — Эх, вы! — Отто посмотрел на нас почти со страданием. — Идите, ешьте дальше. — А ты? — заикнулась я. — Буду занят. — Сурово ответил полугном и даже Варсоня не рискнул возразить. Мы с Иргой выползли из комнаты поздним утром, разбуженные непривычным шумом во дворе. Накинув одежду, мы высунулись наружу. Там проходил шумный аукцион. — Один золотой и две серебрушки — раз, один золотой и две серебрушки — два, один золотой и три серебрушки! — кричал Отто, стоявший на табуретке. Ирга отыскал взглядом тучную фигуру Варсони, философски поедающего куриную ногу, и потащил меня к нему. — Что происходит? — спросил некромант. — Что продают? — Снежную скульптуру? Что же еще? — ответил Варсонья. Отто обещал тебе, Ола, отжалеть процент за идею. — Я протолкалась к Отто.