Стоит ли говорить, что все выходные я провела в оцепенении и ссоре с самой собой. Серьезно. Я просто злилась и ругалась с внутренним «я». В среду я получу выписку о решении суда, поеду в ЗАГС, за свидетельством о разводе и спустя пять дней верну свою фамилию в паспорте. О чем можно думать? У меня будет два дня рассказать Паше о ребенке. И в этом выходит загвоздка? У него маячит на горизонте новая жизнь. Но что поменяет в его планах ребенок? Что он скажет? Расстояние в… боже я даже не знаю, как далеко от нас находится Ростов, но уверена, что тысяча километров точно есть. Так вот, это расстояние ставит под вопрос его отцовские возможности. Он скажет, что я дрянь, которая позволила ему радоваться перспективам и обрушила на плечи такую новость перед самым вылетом? Рожать мне не так скоро, а потом? Что мы будем делать? Черт… Как это сложно. Я не могу не сказать, но не хочу его терзать и ставить под сомнения. Мы мечтали о детях, пока носили кольца на безымянных пальцах, а сейчас? Вряд ли его обрадует новость о моем положении, учитывая, что я не планирую возвращаться к нему… Или я лгу? Нет, скорее сомневаюсь? В четырнадцать впервые переплетя наши пальцы с Пашей, ощутив трепет внутри моего девичьего нутра, я загадала желание. И шла с ним долгие годы. Это кажется смешным и далеким, но оно почти сбылось. Просто я не знала тогда, что мужчины порой изменяют. Что им бывает мало одной любви и точно не знала, что мамой становишься и после развода. Это грустно и печально. Я плачу, думая об этом, о нас, тех подростках, познающих любовные стадии одну за другой. Но перенося все это в реальность просто понимаю, что это безвозвратно. И будучи взрослой двадцати восьмилетней девушкой, я пытаюсь справиться с этим по-взрослому. И это сложно, потому что я привыкла в такие сложные моменты опираться на сильное плечо мужа, ища поддержки. Сейчас это плечо и есть источник хаоса. Поэтому ощущаю себя одинокой и потерянной. Мало кто поймет, почему ты отчаянно борешься внутри с собой за право вернуть то тепло, которое обрел. Только не после того, как потерял однажды. Я потеряла родителей и встретила через время Пашу, который забирал мою грусть и дарил радость. Мозг может знать и подавать сигналы, но сердце порой противостоит, желая верить в другое. Поэтому мало кто поймет, почему это ранит особенно сильно, отпуская память. Люда не трогала меня эти пару дней. Позволила немного подумать, прежде чем эмоциональный пузырь будет заполнен. И если я думала, что жизнь на мой счет свои планы коварные исчерпала, то ошиблась. Привычка вторая натура? О да. Ужасная и отвратительная. Я пошла в парк. Мое любимое место, где ты в морозную осень одетая тепло согреваешься нутром. Как это работает? Понятия не имею. Но я просто покупаю хлеб и семечки, как в старых фильмах с такими же старыми привычками и иду кормить уток и голубей. Мы делали также с Аллой Николаевной. Рядом с интернатом было озеро. Маленькое и грязное местечко. Со временем оно, к сожалению, превратилось в болото и уменьшилось. Но до того момента мы брали оставшийся хлеб в столовой и кормили уток. Летом по дороге туда объедались дикой кислой вишни или сладкой малины, осенью – брали с собой сухари, которое повара делали из обычного хлеба, вместо того чтобы выкидывать. Эту традицию я сохранила неожиданно и после выпуска из детдома. О ней же знала и Люба. Видеть ее сегодня было ужасной идеей и просто насмешкой судьбы. Вроде бы будний день, а мы встретились именно в него. Она подошла ко мне робко, пыталась улыбаться. – Привет. Я промолчала. Это место было почти святым для меня, сейчас она его порочила, даже несмотря на то, что мы постоянно приходили сюда до всего, что с нами произошло. – Я тоже решила погулять, – пытается снова завязать разговор и с моих губ слетает смешок. – Ты ведь несерьезно? – Что? – Пытаешься завести разговор. Это выглядит смешным. – Я просто не знаю, что мне делать, Диан… Ее признание такое грустное, что мне тошно становится. – Знаешь, когда становится паршиво и ты в чем-то запуталась, можно пойти к друзьям, попросить совет. Загляни в список контактов, они там должны быть. Сарказм, язвительность… это все не я. Но это то, что я испытываю, когда мы говорим. – Я понимаю. Ты злишься… – Боже, да я даже не думаю о тебе, – зло высказываю. – С чего ты вообще взяла, что мне есть дело до тебя? Это ты пришла сюда и делаешь вид, что я обязана тебя пожалеть. Не обязана, ясно? Займись своей жизнью, а меня оставь наконец в покое. Разворачиваюсь абсолютно разочарованная тем, что не смогла нормально погулять, но ее слова доносятся до меня и заставляют остановиться. – Я уезжаю. Ощущение дежавю. Только мне это не кажется. Они оба меня точно добьют. Молчу. Стою спиной, не оборачиваясь, но и не двигаюсь вперед. – И? – Я не знаю, что еще сказать тебе, Диан. Никакие слова не изменят того, что уже сделано. – Неужели? – щурясь оборачиваюсь все же и смотрю на нее. Красивая. Всегда она была такой. Всегда рядом с ней крутились мужчины разных статусов жизни. Ни одного из них она не выбирала для чего-то долгосрочного. А ей предлагали. Знаю это, она не лгала в том, что ей говорили. Я видела подарки. Весьма дорогие. Люба – действительно красивая девушка. Одна ее фигура, которую она содержит в идеальных пропорциях тела, стоит поклонения от мужчин. Но все остальное. Внутри она, кажется, все прогнившая, иначе не сделала бы того, что нас разделило. – Ты не веришь мне? – Мне это показалось? Ты уверена, что о доверии стоит говорить? Сомневаюсь, что вообще должна это делать с тобой. – Я правда люблю его… – Так вот, в чем дело? Я должна была отнестись с пониманием к твоим чувствам? Проблема в том, «подруга», что я любила его гораздо дольше тебя и имела на это право. Угадай, кто из нас двоих был его женой, а кто человеком со стороны? Да и какая разница? Он свободен. Иди к нему. Ты добилась своего, какого черта ты стоишь передо мной и треплешься о любви? Я ощущала, как ярость диким пламенем поднималась по венам и сжигала мое самообладание. Мне и плакать хотелось и орать одновременно. – Это не имеет значения, я уезжаю. – Господи, скатертью дорога и тебе, и ему. Главное – шанс не упускай, ты же так хотела Пашу. – Я не в Ростов. С ним едет дочка директора – Вика Карасева. А я дорабатываю последние дни и в Омск. – Само благородство. Лечь в постель с мужем подруги, чтобы потом гордо свалить. Знаешь, скатертью дорога, только меня не трогайте больше. Быстрым шагом добираюсь до выхода из сквера и ускользаю, лавируя по улицам, желая быть дальше отсюда. Но сколько бы ни бежала, а от себя никак не удастся скрыться. Каждая минута теперь сопровождалась анализом моей жизни. Каждую мелочь и деталь я рассматривала под микроскопом. Искала отличия как в детских играх. Находила. Много. В среду документ был на руках. Отнесла его и прочие бумажки в ЗАГС. Все! Больше не замужем. Больше не Захарова. Тут жизнь поставили на паузу. Или я застряла в трясине, которая медленно затягивала меня куда-то вниз, ухватив за обе ноги. Я не пришла к здравой мысли ни в остаток дня среды, ни в четверг. Пятница вообще начала душить с самого утра. – Так знаешь, хватит, – стукнула по столу Люда, и я вздрогнула. – Я молчала девочка моя, но пора, наверное, тебе либо оживать, либо принимать окончательное решение. Что, в общем-то, одно и то же. Ты не можешь сидеть тут и трястись. – Могу. – Нет, бл… Так, этот ребенок был зачат двумя людьми. И пусть один из которых оказался изменщиком и козлом. Ты прекрасно знаешь, как должна поступить. – Знаю, – опускаю голову. – Но я также понимаю, что в его глазах буду кем угодно, но не…