Это была обида, смешанная с болью. Я снова стала той восьмилетней девочкой, которая только что потеряла маму и оказалась в огромном доме, кишащем детьми и воспитателями, не до конца уверенная в правде ситуации. Только сейчас я была в центре мегаполиса. Я так отчаянно берегла эти воспоминания. Как мы по кирпичику выстраивали наши жизни, далее семейный быт. Сколько было трудностей с первой работой, голодных дней порой, потому что учились распределять бюджет. Несоизмеримые объемы поддержки, отданной друг другу, даже в неудачные дни и все это обесценилось, превратилось в не более чем груду мусора. Возможно, он разлюбил меня, и Люба стала мила его сердцу, но можно ведь было по-человечески, а не… Она тоже хороша. Мама умерла, а дочь… Преодолела привычный маршрут на свой второй этаж. Вошла в отдел бухгалтерский и сразу поймала взгляды. Все коллеги были знакомы с Любой неблизко, однако встречались пару раз и потому решили выразить свои соболезнования через меня ей. Вежливо поблагодарив села за свой стол и, проработала как робот до обеда. Выскочила из офиса и прошлась до любимой палатки с горячим обедом, купила порцию и села на скамью рядом. В этот момент и позвонила Люда. – Ты меня не разбудила, – полусонно обвиняет она меня. – Зато ты смогла выспаться. Да и не в школу же отправляешь дочь. Я девочка взрослая. – Мы могли выпить по чашечке кофе. Блин, я вырубилась без сил. Как ты? – слышу скрип кровати. – Ем. А ты отдыхай лежебока. – Я слышу, что ешь. Приятного аппетита. – Ага, спасибо. – Что надумала? Прошла почти неделя. – Инструктаж имеется, или бланк-черновик? Или пособие по изменам? – Ага, есть одно. Называется – жизнь. Сойдет? – Слишком замудренно и по-философски, боюсь, что не смогу разобраться. Что полегче не найдется? – Нет, мудрено, но действенно. – Устала. – Понедельник. – Нет, морально. Нужно поговорить, я понимаю, но как представлю, что мне придется увидеть Пашу, обсуждать… Так мерзко. Внутри все передергивает от воспоминаний и тех картинок, что мелькали перед глазами, нехотя представляя то самое предательство. – Мерзко, но может этот разговор как раз и поможет решиться на тот или иной вариант. – Ты считаешь, что тут могут быть варианты? – Просить или не простить, Диан. Их всегда два. – Первый я даже не рассматриваю. Но… Господи, как же это больно, – голос вконец срывается, и я опускаю голову. – Эй, ты не обязана делать это сейчас. Но так будет лучше. Я не оставляю ноги наполовину депилированными. – Боже, это ужасная аналогия. – Может быть, но я женщина, у меня других не имеется. И я вспомнила о том, что нужно наведаться к Ане, пока меня не спутали с обезьяной. Так вот. Ты ушла, это половина дела. Осталось за малым. – Сложно. В смысле понятно, что будет и что я решила. Но все-таки. Не представляю, что он мне скажет, Люд. – Полагаю: «Я не виноват» или «Это ничего не значит». – Мне кажется, я его задушу, если он так скажет. – Вот еще. Ты пошлешь его куда подальше и уйдешь. Убираю в сторону использованную посуду и допиваю свой чай. – Знаешь, возможно, так и поступлю. – Ладно беги работать, а я еще полчасика поваляюсь, – она стонет и громко зевает. – Ну и правильно. Увидимся вечером. Стоило появиться в офисе, как девчонки заулыбались, а главная громко окликнула меня. – Дианка, тут у нас не оранжерея, имей в виду. И Пашке своему скажи об этом. – Галина Никифоровна, я не… – но глаза, устремившиеся к столу, поняли все за меня. Еще неделю назад, я бы возмутилась из-за такого количества шикарных букетов на своем столе рабочем, потому что копим. Копили… Сегодня это было подтверждение предательства. Словно пороки, принесли в доказательство и положили на стол в красивом одеянии из роз и других цветов. Противно стало, до слез. Опустила голову и пошла в уборную. Стерла с лица влагу, подкрасилась и вышла. У меня просто нет времени на зализывание ран. Все сделали вид, что никто ничего не заметил, сели за стол и принялись работать. Я поставила букеты в вазы и разнесла по столам девчонок, даже к главной заглянула. Но она делать вид не стала, что не заметила моих слез. – Ты как? Женщина она была строгая. Даже посмотрев на нее это заметно в мимике и взгляде. Чего этот зализанный пучок стоит. Но все же справедливая. А еще голос у нее был, точно в рупор говорит. – Нормально. – Уходила в слезах о смерти в последний раз, сейчас о чем? – Галина Никифоровна. Она знает, что я детдомовская. Возможно, хочет по-матерински поддержать, но я не могу… Не уверена, что хочу. – Слушаю, – нетерпящим возражений тоном требует, и я чуть-чуть сдаюсь. – С мужем проблемы. Мы их решим. – Ясно. Ладно, ступай работать. Киваю ей в благодарность за то, что не стала наседать еще больше и за столом пишу мужу. «Прекрати напоминать о том, что ты сделал». Ответ пришел моментально: «Ты не отвечаешь мне ни на смс, ни на звонки. Диана, прошу, давай проговорим». «Поговорим, когда я буду готова, просто говорить, а не царапать твое лицо». «Просто знай, что я тебя люблю и мне правда есть что сказать». Слова. Слова. Слова. Набор букв. Бессмысленный и подлый. Любой может лихо ими управлять. Говорить что угодно. Поступки же… Они и ранят. Есть что сказать? Представляю. Включила компьютер, открыла программу и продолжила свою работу. Да только сейчас вся моя головная боль всплыла на поверхности и разом жалила в самые болезненные точки. В итоге вся неделя текла по инерции, и я сама на шарнирах была. Люда пыталась меня расшевелить, но тщетно. Мне просто нужно это все уложить внутри. Поверить. Осознать. Это так странно. Я фактически увидела измену мужа своими глазами, а поверить в это до сих пор не могу. И да, я давала на боль себе неделю. Пора уже прекращать. Пора двигаться дальше. К очередной субботе звонки Паши достигли апогея, и я решилась. У нас сегодня годовщина. И мы идем не ресторан, который я так и не выбрала. Не несу с собой подарок для любимого мужа, не зацелована с утра его подлыми губами… Сегодня мы ставим точку… Я ставлю. – Уверена, что готова? – подруга вышла ко мне в коридор, где я обулась и смотрела на себя в зеркало, поправляя прическу. – Смысл отодвигать то, что неминуемо произойдет. Да и я, кажется, смирилась. Первая волна сошла.