Слишком много разного света. — Не дергайтесь, выстраиваемся. Сейчас гримера позовем. Вокруг меня начинают суетиться люди. Кто-то меняет температуру и яркость приборов, кто-то переставляет огромную камеру. Юная девушка наносит на меня тонну косметики. — Не надо делать из неё клоуна, — фыркает Лена. — Леночка, зайчик, камера съедает половину косметоса. Не хочешь, чтоб она выглядела как сифилитик, помалкивай и не мешай профессионалам. Текст придумала? Я не сразу понимаю, что это обращаются ко мне. Так отвлеклась на неудобные ощущения, что и сказать нечего. — Так, — оператор опять смотрит в камеру. — Сюда иди, посмотри, нравишься себе, или поправить что. Ничего что на «ты». Мне эти формальности… Я машу рукой. Встаю с насиженного стула, подхожу к камере и оператор запускает видео на маленьком экране. — Обалдеть, — вырывается из меня. — Ой, обычный хромак. Мы его ещё поправим, — говорит оператор. — Хрома-кого? Петь, выражайся по-русски, — рычит Лена. — Хромакей. Фон сзади. Пока лес, но мы поставим что-то прикольнее. Что хочешь. Я слушаю их болтовню вполуха. Меня поражает другое. Я вижу на видео девушку, вроде бы как меня же. Но совершенно иную. Грустную, печальную, думающую о чем-то тяжелом и при этом… красивую. Большие глаза, нежные губы. Мне вдруг стало так жаль эту девушку. Она не заслужила быть несчастной. Никто не заслужил, но если бы я такую встретила где-то в институте, я бы точно предложила бы её помощь. Дружеское плечо. А тут… это же я. Предложить поддержку и помощь себе же? — Эй, невестушка! — отвлекает меня от мыслей Петя. — Норм. Так, снимаемся? — Я.. да. Просто, извините, я не видела себя со стороны, на камеру еще и с макияжем. — Да нет тут толком макияжа, — Петя пожимает плечами. — Говорю ж, камера сжирает всю косметику. Ты так выглядишь в жизни. Вот если б вы приехали часа на два, то тут можно было б сделать такой мейк. Лена? — Ну… Ты хочешь, Ань? Я качаю головой. — Не думаю, не стоит. Я так снимусь. Так тоже хорошо, — тяну я. — Непривычно себя в камере видеть, да. Ты ещё голос свой не слышала со стороны. У всех реакция такая «я больше никогда не буду говорить», — Петя смеется. Я натягиваю улыбку. — Ага. Снова сажусь за стул. Девушка-гример быстро поправляет мне волосы. — Так, чтоб камеры не бояться. Сразу выдаю секрет. Смотри вот сюда и представь, что этот твой любимый. Или вот… самый близкий человек, которому ты можешь довериться. Нам «Титаник» не нужен. Пару минут видоса хватит с головой. Окей? — спрашивает Петя. Киваю. Смотреть как на любимого, или того, кому могу доверять. Понятно. Смотрю в объектив. Мне нужно представить, что там… мама? Её строгий но безразличный взгляд. Всегда с осуждением, будто я виновна в том, что родилась. Маша? Она вообще смотрит только внутрь себя. Что с ней говоришь, что со стеной. Только если помогаешь ей в чем-то, она может обратить на тебя внимание. Лена. Улыбаюсь от этой мысли. Артур отбрасывается быстро, даже морщусь. И вот в разум врывается Михаил. Его запах. Спокойный взгляд с глубоким пламенем внутри. Идеальный костюм, темный бархат. Такой недосягаемый, но такой приятный на ощупь. Теплота и безопасность. Разум, спокойствие и что-то ещё. Сила. Внутренняя сила, которой не надо кичиться. Не надо выставлять бренды или показывать мышцы. — Мотор, — мягко говорит Петя. Выдыхаю. Опускаю взгляд на трясущиеся руки, и снова поднимаю в камеру. — Дорогой Артур, — произношу я но представляю Михаила. — Я не буду говорить тебе о том, что люблю тебя. Это было бы наверное странно и пошло. Я хотела сказать другое. Я благодарна тебе. И ты, может даже не понимаешь, насколько сильно ты изменил мою жизнь, потому что ты изменил меня, — я опускаю взгляд снова, сглатывая непрошенный комок. Киваю своим мыслям и продолжаю. — Мы знакомы недолго, на самом деле. Совсем недолго. Но за это, очень короткое время ты сделал, то, чего не делал никто всю мою жизнь. Ты показал мне, каково это быть другой. Каково это, чувствовать себя в безопасности. Чувствовать заботу. Чувствовать что ты кому-то нужна, что ты желанна. Быть особенной хоть для кого-то. Быть той, на кого светят софиты, ведь я всегда думала, что моё место только в чьей-то тени. И я безумно благодарна тебе за те чувства, что я стала испытывать. Я обещаю тебе и обещаю себе, что я буду держаться за эти новые чувства. Что не предам их. Знаешь, как акула чувствует кровь и не может остановиться более. Так я почувствовала жизнь, любовь и силу. И чтобы ни было дальше, я не смогу больше жить без этого. Просто не смогу. Задохнусь. Спасибо, за то, что пришел в мою жизнь и изменил её так сильно. Глаза начинает щипать. — Стоп! — кричит Петя. — Боженьки, ну как это было мило! — слышу возглас Лены. — Было? Скажи что было, Петя! — Да было-было, снято. Душевненько и не стандартно, скажу я вам. — Ой, вот так звучит, настоящая любовь. Я краснею, вытираю слёзы на щеках. Не была ни разу на исповеди, но кажется, что после неё чувствуют нечто подобное. Странную лёгкость в душе. Будто бы внутри теперь так много места, что она может летать по телу как птица. Нервно смеюсь. — Кажется, тушь потекла, — говорю я. — Да пофиг. Я голодная, пошли жрать! — заявляет Лена и тянет руку. Петя же стоит молча, на беззвучном мотая видео. — А вы кем работаете? — произносит он. — Я учусь ещё, — говорю. — Экономика международных отношений. — Слушайте, а вы не хотели бы… ну, в качестве летней практики побыть журналистом? — Что? — я замираю. — Петь, прикалываешься? — Не, я просто… объясняю. Короче говоря, я для детского телевидения ищу лицо. Просто ведущую. Не ребёнка, а кого-то очень такого миловидного. Мне не нужна профессиональная журналистка или актриса. Просто девочка с симпатичным телевизионным лицом. Которая бы вызывала доверие. А вы именно такая. Это на лето, на юге в детском лагере. Если идея зайдет, то мы бы детское телевидение открывали бы по всей стране во школах. Типа чтоб дети учились не стесняться на камеру что-то говорить, учились свои мысли формулировать. Но им нужен взрослый, который может к себе привлечь. Не профессионал, потому что они отстраненые, а актрисы вообще самовлюбленные сучки. Сыграла третье дерево в доме культуры в Задрипинске и всё, звезда, блин, — вырывается у него. Он говорит тихо и неуверенно и пожимает плечами, явно понимая, что не могу согласиться. Лена пытается что-то сказать, но я её перебиваю. — Я подумаю. У меня каникулы будут… у Артура тоже, так что… может быть, — тяну я. — У меня есть время подумать? — Да-да, — он копается на столе и среди бардака находит визитку. — Возьми. И если что, позвонишь. Можем провести что-то типа кастинга. Но зарплата ни о чем, проживание и питание за счет организации, типа государственная программа и всё такое. — Понятно. Я подумаю. Это звучит странно, конечно. — Как туся для студентки а не для замужней женщины, — замечает Лена. — Я по-прежнему студентка, Лен, — оглядываюсь я. — Когда ещё можно… потусить? Ты же сама говорила. Она хмыкает, думает какое-то время. — А может ты права. Летом, три месяца на море. Я тоже туда хочу. Петя, дай визитку, — у неё резко меняется на игривое. Петя тоже это чувствует. — Зайка, с твоим силиконом могу дать визитку, только на кастинг к Вудману. Оба начинают хохотать. — К кому? — переспрашиваю я, понимая, что явно не догоняю шутки. Оба замолкают и смотрят на меня. — Я говорю, её можно к детям пускать, она идеальная для этой работы, — говорит Петя после небольшой неловкой паузы. Лена смеряет меня странным взглядом. — К тому, кто порнуху снимает, Ань. — А, понятно, — я резко затыкаюсь.