— Но… зачем? За что?! — За тебя, Аня. За тебя. Он настолько ненавидел тебя, что в тот момент, когда ему была дана только неделя на свободе он пытался найти тебя, чтобы убить. Ты его сломала. Точнее, скорее он сломался о тебя. О то, что ты освободилась от него. От того, что полюбила его брата и он полюбил в ответ. Оттого, что его родственники тебя по-настоящему приняли. От того, что его репутация в семье стала зависеть от тебя. Ты стала его ещё одной зависимостью, вот только не любовью а ненавистью. Самой страшной. А может быть, он хотел через тебя нанести побольше боли своему брату. Не знаю… Знаю, что он мечтал тебя прикончить. Самым мерзким и мучительным способом, на который он был способен. А когда понял, что до тебя не доберется. Добрался до меня, твоей сестры. Так было легче. — Маша, — она поднимает руку, прося помолчать. — Дай договорю. В общем, в больнице я была одна. Да, Михаил оплатил мне лечение, отдельную палату. Но до меня никому не было дела. А когда врачи звонили тебе, то не могли дозвониться. Я жить не хотела. Всё вспоминала как эти твари издевались надо мной, жалела о ребёнке… Я пыталась выброситься из окна. Медсестра забыла какую-то хрень у меня в палате и вошла так не вовремя. Я до сих пор поражаюсь этому совпадению. Может таки, есть у меня ангел, какой-то. В общем, потом меня привязали к кровати, кормили через трубочку, сторожили, чтоб я не кинулась опять. И так и лечили. Главное, я понимаю, что если бы ты была рядом. Этого бы не было. Столько всякой хрени могло со мной приключиться, но ты всегда меня выручала. Ты бы и тут что-то придумала, остановила бы меня. Сказала бы что-то, вызвала бы ментов. Помнишь, как тогда, в детстве? Когда ты ключи спрятала, а я хотела с теми рокерами уехать? Мама до сих пор не знает, что я могла бы мотануть в Киев на мотоцикле нахер в пятнадцать лет. Так что ты бы меня тогда спасла, опять. Я думаю. — Мы этого не знаем, — качаю я головой. — Мы не можем знать. — Знаем. Аня, ты всегда нас защищала. Всех. С самого детства. Ты нас объединяла, — она отхлебывает ещё больше из бокала. — Знаешь, я всегда к тебе не очень хорошо относилась, ты ведь слышала, что я говорила о тебе Михаилу тогда, когда пыталась его соблазнить, да? Я слабо киваю. — Я просто теперь понимаю, что такие как ты они нужны. Добрые такие, те, кто готовы обнять и любить весь мир. Мир действительно на вас держится, только этого не заметно, пока вы не исчезните. Без вас будто света нет. И ты идешь в кромешной темноте. Вы как... фонарики, я поняла! — она усмехается от того, как нашлась в выражений. — Вы — "фонарики". Вот и когда ты ушла, наступила кромешная тьма. Может Артур тоже это почувствовал. Не знаю, — она долго смотрит в моё лицо. — Ты не вини себя в том, что со мной случилось. Это я виновата. Я виновата, что была с таким как Артур, даже зная, кто он. Ты сразу деру дала от одной только измены, а я… Я виновата, что все равно пыталась его зацепить. Я виновата, что пошла туда. Я виновата, что потеряла тебя и меня некому было остановить... — Виноваты только они. И Артур, — выдыхаю я. Она кивает. — Ну, тоже верно... В общем, у нас с Михаилом теперь общая цель. Посадить этого ублюдка лет на двадцать, по совокупности всех его преступлений. Так что я главный свидетель. Как бывшая любовница тоже многое рассказываю... Когда Артур выйдет, у него ничего не будет. Его отец лишил его всего, имущества, наследства, всего. У него останется только имя опозоренное и дряблое старческое тело. Она явно упивается этими словами. Я киваю. — Что будешь делать потом? После мести? — вкрадчиво спрашиваю. Она кривит половину лица. — Искать свой "фонарик", Ань. Сначала мне нужно только это. Чтобы он осветил мне путь и я поняла, куда идти. Один я уже потеряла, по глупости, — она выразительно смотрит на меня. — Он меня точно не простит. И теперь не будет мне светить, я недостойна, я понимаю. Нужен другой, иначе я окажусь где-то недалеко от Артура. Я молча сглатываю слёзы. Тяну руку и хватаю ладонь сестры. Такую бледную, холодную и худую. Она ничего не отвечает. Сжимает мне ладонь в ответ. Чуть позже, откинувшись на кресле и шмыгнув носом она где-то находит силы на весёлый тон. — Ну чё, свалишь в Америку? Будешь на Манхеттене с Деми Мур делиться секретами? Помнишь, как в песне? Я её так любила в детстве, а ты терпеть не могла. Киваю. — Да, не могла… Я не хочу в Америку. — А куда хочешь? В Германию? В Израиль? Езжайте с Михаилом к маме, она там шпрехает на этом, на еврейском... — На иврите, — поправляю её я. — Нет, я не хочу туда. Я даже не хочу в Москву. Я хочу быть здесь. — Ты стукнулась головушкой? — Здесь мой дом, Маш. Мои дети, моё море… Это мой дом. — А Михаил что на это скажет? — Не знаю, ещё не говорила. — Ну, удачи, — она округляет глаза. — И тебе, сестра. Эпилог Миша действительно был, мягко скажу, удивлен моей идеей остаться жить здесь. Но принял это, возможно, как некий беременный каприз. С каждым месяцем он сам понимал то, что кажется, здесь мы и будем жить. И влюблялся вместе со мной в жизнь в маленьком южном городке. Я поняла, что он решил окончательно, что здесь наш дом, когда он стал строить наше гнездышко. Наш большой дом неподалеку от моря. Три этажа. Первый для гостей, для персонала и большой гостиной. Третий этаж для нас и второй для наших детей. Миша сразу сказал, что их будет полно. Уже в в свои четыре месяца, наш первенец Владимир, переступил порог своего дома у меня на руках. По делам семьи и бизнеса Мише приходилось часто отправляться в командировки, но он мне говорил, что без меня не поедет никуда. И потому, раз в два-три месяца мы стабильно вырывались за границу. Я все же побывала в так любимой Машкиной Америке, в Нью-Йорке и в Лос-Анджелесе, в Амстердаме и во Флоренции. Правда с последним выяснилось, что никакой командировки не было, и Миша просто меня обманул, чтобы вытащить из работы на недельное путешествие. Как он говорит «я хочу познакомить этот мир с тобой». Он любит стать за моей спиной, обнять за живот, заставляя меня почувствовать себя хрупкой девочкой. И следить за тем, как я смотрю на красоту этого мира. Лена стала мне хорошей подругой, и в чем-то той самой старшей сестрой, которая была мне так нужна. Мы могли секретничать, сплетничать и общаться обо всем. Машу же я не видела с той встречи в кафе. Но знаю, что она закончила какие-то курсы и вроде бы неплохо зарабатывает. Имя Артура в нашей большой семье не упоминалось. Он был вычеркнут. Я даже не знаю, насколько лет, все же, его посадили. Но судя по оброненной однажды, фразе Владимира. Чтобы ни было, Артуру не дадут выйти из тюрьмы. Мама вылечилась. Какое-то время она пыталась со мной общаться по телефону, но потом сказала, что я стала слишком эгоистичной и вообще, все её бросили. После чего она мне больше не звонила, но я знала, что у неё все в порядке. Для того, чтобы не скучать здесь между удаленными совещаниями Миша купил местную гостиницу и вложил в неё уйму денег, чтобы сделать настоящий туристический рай для небедных людей. Выкупил подговительные курсы у моего начальства и теперь я могла организовывать программы для детей. Кроме школьных и танцев я добавила много курсов для личностного развития. Так, закончив первый институт я тут же поступила на заочное образование и стала углубляться в педагогику. Преподаватели с детьми изучали кино, музыку, искусство, шахматы. Давали детям тот уровень образования и воспитания, которое не каждому ребёнку в столице и снилось. И всё это бесплатно, потому что Михаил смог выбить для нас гранты и школу оплачивало государство. А Владимир воспользовался этим ради своей, уже следующей предвыборной кампании. Я хотела дать этим детям не только образование, воспитание но и любовь. Чтобы они выросли уверенными в себе, но при этом добрыми, несущими в этот мир свет. «Фонариками» как сказала Маша. Только этим «фонарикам» нужна броня. Чтобы нести свет, чтобы не погаснуть и не разбиться от тех, кого «фонарики» слишком бесят. Это то, чего так не хватало мне и это то, что пытаюсь подарить всем своим ученикам. Официально мы поженились с Мишей через три года после его приезда сюда. Свадьбу пришлось торопить, чтобы мой округлившийся животик не испортил мой вид в платье. Я шла к алтарю а наш малыш Володя позади меня, держал длинный подол моего платья. Он был очень серьезным в этой ответственной роли и стал, естественно, звездой вечера. Тогда в шикарном белом платье, я в очередной раз прильнула к самому лучшему и самому любимому мужчине, мягко и нежно растворившись в его крепких руках и ощутив щекотку от его щетины. Только теперь под крики «горько» от самых близких людей. На нашей настоящей свадьбе были только друзья, близкие, родственники. Не было ни одного журналиста или того, с кем бы я и Миша не хотели поделиться своей радостью и своим праздником. А через полгода родились наши близнецы. Так мой уютный дом заполнился детским смехом и ещё большей нежностью... Говорят, у людей есть своя стихия. Огонь, вода, воздух, земля. У братьев Булатовых стихия явно огонь. Только у Артура этот огонь пожирающий всё живое. А у Миши огонь, что спасает в бурю и дарит очаг, уют и безопастность. Я долго не знала, какая у меня стихия, пока однажды не пришла к простому выводу. Моя стихия — любовь. К детям, к ученикам, к своему новому дому, к жизни, к миру и бесконечная любовь к Мише. И я счастлива оттого, что могу жить в своей стихии. Дарить её и приумножать. КОНЕЦ