Я видела, как мои руки держат плечи Макара. Его безвольно упавшее на меня тело. Ощущала, как по пальцам разливается теплая кровь. Ее стало вдруг больше в разы. Чувствовала, как привыкший к полутьме взгляд ослепило от яркого света, идущего от двери. Но я будто находилась не здесь. В ушах звенело от огушившего выстрела. И я не могла поверить, что все это происходит в реальности. Нет. Не могло со мной такого случиться. В моей жизни все хорошо. Там двойняшки, которых я бесконечно люблю. Работа, которую я обожаю. Повседневные хлопоты. Но в ней точно нет сумасшедших девиц. И Макара, который лежит на мне, не дыша, по-прежнему закрывая собой, там нет тоже… Сморгнула. Медленно, и тяжело, потому что веки будто свинцом налились. Секунды стали резиновыми, и каждая тянулась так долго, что в моей голове успевали проворачиваться тысячи мыслей. – Дана! Дана! – услышала я надломленный голос… Альберта Юсуповича. Информацию, что старик заявился сюда, я восприняла отстраненно. Она не удивила меня, не обрадовала. Я не отнеслась к ней никак. Казалось, будто из груди кто-то кусок души своровал. Тот самый, что отвечает за чувства. Ведь сейчас их у меня не осталось. Я медленно подняла голову, видя, как Альберт Юсупович спешит к нам, преодолевая огромный ангар, немного прихрамывая на правую ногу и опираясь на трость. Как дергается тот мужчина, что на Дану работает, и как вопросительно он смотрит на хозяйку, будто спрашивает взглядом «Что делать?» И как сама Дана растеряна, и явно не ожидала, что отец появится здесь. – Дана… – прохрипел мой бывший начальник, замерев рядом с дочерью. Его взгляд застыл на мгновение, а когда старик увидел меня и Макара - лицо закаменело. – Дана… Что же ты?… Что ты наделала, доченька?… Я впервые вижу его настолько растерянным… – пронеслось отстраненно где-то на краю моего подсознания. Старик отшвырнул в сторону трость, и упал рядом со мной на колени. Трясущимися руками приподнял голову Макара. – Что ты, – задыхалась Дана, наблюдая за его действиями, – зачем ты приехал сюда?! Немедленно уезжай! Ты меня слышишь?! Уезжай! Убирайся! Ты не захотел мне помочь! Я все сама сделаю! Они виноваты! Они заслужили! – Дана… Что же ты натворила… – просипел Альберт Юсупович, беспомощно склоняясь к Макару. Я видела, как из умудренных опытом глаз капают слезы. Одна. Вторая. Вот третья, упавшая и навсегда утонувшая в луже крови под нами. – Убирайся! – завизжала на него дочь. Голос ее провалился в истеричные ноты задолго до этого, но сейчас совсем уж начал напоминать ультразвук. Она будто маленькая озлобленная девчонка, решившая наказать свои игрушки, кричала, и топала ножкой, когда любимому зайцу не дали оторвать глаз или ухо. Я сделала вдох. Глубокий. Наполняющий легкие острым запахом крови. Только потом осознала, что не дышала все это время. Альберт Юсупович оторвал взгляд от Макара и повернулся к ней. К Дане. – Ты чудовище… – прошептал он, сам не веря в то, что говорит это вслух. – Ты думал, я пошутила?! – взвилась Дана в ответ. – Думал, ему сойдет это с рук?! Он бросил меня! А ты не захотел ничего делать! Не захотел! – Я не позволю! – с трудом, но Альберт Юсупович поднялся на ноги, загораживая и меня и Макара собой. – Не позволю тебе еще что-то сделать! Дана вскинула руку с оружием и заявила: – В сторону, папа! – Нет! Одумайся! Что ты вторишь?! – Я сказала, отойди в сторону, папа! Иначе и ты получишь свое за то, что оказался не на моей стороне! Я прикрыла глаза, и… улыбнулась. Легко. Одними уголками губ. Под закрытыми веками всплыл образ двух белокурых детей. И это единственное, о чем мне хотелось думать сейчас. Перед тем, как она снова выстрелит, я не хочу думать о Дане. Или об Альберте Юсуповиче. Только о них. Моих маленьких ангелочках. И о Макаре. Я знала, что больше не смогу взглянуть на него. Чтобы не видеть запеченные в крови губы. Бледную кожу. Грудь без дыхания. Я хочу запомнить его другим. Моим. Нежным. Ласковым. Тем, кто шептал мне горячие признания в ванной. Но не тем, кого безжизненно сжимают сейчас мои пальцы. Диалог отца с дочерью начал постепенно уплывать от моего понимания. Да, они о чем-то еще говорили, о чем-то ругались. Но мне это уже было не важно… Спустя миг, или спустя целую вечность, прозвучал еще один выстрел. Громкий. Оглушающий резкостью звука. Но я от него даже не вздрогнула, хотя слышала, как свинцовая пуля летит в мою сторону. Все это мне уже казалось не важным. Глаза закрывались, а реальность начала распадаться на квадратные пиксели. Каждый из них становился темнее. Но из-под ресниц я успела увидеть, как Дана падает на пол, как ее подельник пытается скрыться за грудой железного мусора, но спустя миг тоже лежит на полу. Альберт Юсупович что-то громко кричит, но и его заставляют уткнуться носом в холодный грязный бетон. Здание заполняют какие-то люди с оружием. Кто они?... Это не важно. Мне не важно уже совсем ничего… 55 Глаза будто склеились за то время, пока были закрыты. Разлепляя веки с огромным трудом, я болезненно сморщилась, попав под прожектор яркого света. В горле сушило, першило. Воды бы. Пошевелила пальцем, и поняла, что телом вполне двигать способна. А дальше… Сознание медленно, но неотвратимо начали заполнять фрагменты воспоминаний. Картинками, будто вырезанные кадры из фильма – дорога, машина, голубые глаза красивой, но абсолютно сумасшедшей девицы, дуло пистолета, безжалостно глядящее мне прямо в лицо. И липкая кровь на кончиках пальцев. Я рвано вдохнула. На миг показалось, что руки и сейчас в чем-то теплом и вязком. – Макар… ! – сиплый голос сорвался с сухих губ таким жалобным стоном, что я сама не признала сначала собственный голос. Рядом тут же кто-то засуетился. – Танечка… Танюша…! – Макар! – тело стало действовать отдельно от мозга. Минуя сигналы, оно село, огляделось по сторонам, и обнаружило себя в больничной палате. Опять?! – Макар! – я подняла затравленный взгляд на Тамару Львовну. И думаю, она поняла, что если немедленно мне все не расскажет – я сорвусь и сама побегу по длинному коридору в поисках того, кто даст информацию. Старушка посмотрела на дверь, порываясь бежать, звать врача. Но, передумала. Положила мне на плечи теплые руки и загнула в глаза. – Тихо, спокойно, Танюша. Он жив. Кажется в этот момент из моей груди вырвался сиплый стон облегчения. Я закрыла глаза и… опять отключилась. Часами позднее, придя в себя окончательное начав искать на теле пулевое ранение – осознала, что никакого ранения нет. – Но… как? – я растерянно щупала руки и ноги, не веря, что сумасшедшая Дана промазала. Она правда не пристрелила меня? – Вы просто потеряли сознание, – констатировал врач. – Но, учитывая, сколько вам пришлось пережить, я бы настоятельно рекомендовал задержаться у нас… Да, да. Все это я уже слышала. Совсем недавно причем. Отмахнувшись от грозного доктора, как от назойливой мухи, я побрела в коридор. Какую палату надо искать? Что там твердила Тамара Львовна двумя минутами ранее? Реанимация? Кома? Вот уж нет. Макар будет жить. Я буду рядом. – Что значит не пустят? – озлобленно усмехалась в ответ на уговоры Тамары Львовны, которая семенила рядом со мной, и пыталась поддержать. В прямом смысле слова – физически. Хватала за руку, будто я вот-вот завалюсь и треснусь головой о зеленую стену. Я и заваливалась, но голову берегла. – Пусть попробуют не пустить. Он меня, Тамара Львовна, собой закрыл. Понимаете? Взял и закрыл. Это я должна там лежать. В реанимации. Из причитаний старушки я и узнала, что полицию вызывала именно она. И что благодаря ей, вернее ее коллегии из ее детективов-ищеек, удалось так быстро вычислить, куда именно меня увезли. Все же с родственницей мне повезло, в этом сомневаться я и не думаю. Неизвестно, чем бы все это закончилось, не имей Тамара Львовна легкой степени паранойи, унаследованной от покойного мужа, и не подними она шум, после того, как мой звонок оборвался, не успев и начаться… Узнала и о том, что врачи сделали все, что могли. Но два пулевых ранения в грудь чудом не задели важные органы, хоть крови было потеряно столько, что не ясно, как Макар вообще дотянул до больницы. И о том, что дальше все зависит лишь от него. О его желания жить. – Спасибо, – я глянула вскользь, и сжала теплую, покрытую морщинками руку старушки, – но дальше я сама. Медсестры что-то кричали. Ругались. Грозились охрану позвать при виде ополоумевшей девушки, нагло прорывающейся в отделение реанимации. Но как-то быстро смирились, и даже стерильную накидку мне выдали, заставив натянуть поверх больничной сорочки. Я зашла в его палату быстро. Так же быстро преодолела расстояние до высокой металлической койки. Села на край, не дыша. Коснулась руки, и с огромным трудом заставила себя не отдернуть ладонь, когда увидела под своими ногтями красные полосы засыхающей крови.