Но сейчас это все больше не важно. – Я здесь, – выдохнула кажется из легких всю горечь, всю боль, и весь страх, что довелось пережить нам обоим. – Я здесь. И теперь все будет хорошо. Сглотнула, глядя как дрожат его ресницы. – Ты нам очень нужен, Макар. Мне. И Мите. И Мане. Мы же так мало времени провели вместе. А я больше… – не удержалась и всхлипнула. – Я больше не знаю, как нам быть без тебя. Посмотри. Всего несколько дней, а я уже не представляю, как нам жить без тебя. Ты нам нужен. Ты слышишь?… Я замерла, потому что уголок его губ неожиданно дрогнул. Приборы начали пищать на пределе, беснуясь. Я испугалась. Распахнула глаза. И через миг их открыл и Макар. – Мне нужно было умереть, чтобы ты в этом призналась?… – прорезал воздух его хриплый, надломленный голос. А сухие губы вдруг тронула полуулыбка. Мои плечи опали, а с груди свалился булыжник, даря невиданное еще облегчение. – Ты здесь, – выдохнула я, задыхаясь от спазмов и слез. – Ты со мной. – Где же мне еще быть? Я ведь тебе обещал. Вам. Вам обещал… В палату влетели врачи и медсестры, оттесняя меня все ближе к двери. А я ощущала, как текут по щекам слезы радости, как губы тянутся в глупой улыбке, и как взгляд намертво прилип к мужчине, который давно и навечно занял все мое сердце. К отцу моих детей. – Все хорошо, – гладила меня по спине минутой позднее спасительница. Я утыкалась ей в грудь, вспоминая, как когда-то плакала так на груди у бабули. Еще когда ребенком была. – Ну, ну, милая. Теперь все будет хорошо. – Я знаю, – по-детски шмыгала я носом в ответ. – Спасибо вам. Спасибо тебе, бабушка. Спасибо, что была рядом, даже когда я не знала об этом. И спасибо, что оказалась рядом, когда была так сильно нужна. Тамара Львовна замерла на мгновение, а потом обняла меня крепче. – Самое счастливое сердце то, что умеет прощать, Танюша… Я рада, что твое сердце умеет… Эпилог Два месяца спустя. – Все готово? – я обернулась к Тамаре Львовне, которая то и дело сновала по ресторану. Все-то ей надо проверить, все проконтролировать. Но я только рада, что теперь забота о нем не только на моих хрупких плечах. – Да, зал полная посадка. Ни одной слетевшей брони нет. Не представляю, как в новогоднюю ночь такое возможно? Да еще и в первый день открытия. После того, что случилось… Я боялась, что сюда никто не вернется, – сетовала бабуля, а потом вспомнила вдруг, что вообще-то она теперь лицо почетное. Владелица заведения. Приосанилась, спину выпрямила, грудь колесом. Строго оглядела сотрудников кухни. – Не подведите нас! – наставляла своих подчиненных, давая последние указания. Те охотно затрясли головами, не отрываясь от дела. А я, пряча улыбку, приобняла Тамару Львовну, уводя ее в наш кабинет. Нечего у сотрудников над душой стоять. Они свое дело и без нас знают неплохо. – Ну а где Макар-то?! Одиннадцать уже! – взглянула она на часы, падая в кресло. Мы сегодня с самого утра на ногах. Устали. Но хлопоты радостные, потому с губ о обеих не сходила улыбка. Я взглянула на экран телефона. – Уже в такси. Едут, – прочитав смс от любимого, оповестила бабулю. – Надо было раньше выезжать! Метель же такая! Да и пробки, наверное! – Спокойно, бабуль, ты же знаешь, что от моего дома до ресторана пара кварталов. Макар на такси, потому что не захотел детей по морозу тащить. – За руль его врачи до сих пор не пускают? Я незаметно поморщилась, вспоминая события, которые уже наровили стереться из памяти. Незачем там хранить столько плохого. – Пока нет. Все же после такой серьезной травмы даже сильный организм через два месяца не сможет оправиться. Врачи дают полгода на полное восстановление. Но зато он на конные прогулки с двойняшками ходит, – хихикнула я. – Теперь все втроем ездят. – Те демоенки и рады, поди! – цокнула бабушка языком. В двойняшках она не чает души и на все их проказы смотрит сквозь пальцы. Но дьявольскую сущность белокурых ангелочков не признать не смогла. Они у нас те еще террористы. – На седьмом небе. Да Макар и сам рад с ними столько времени проводить. Наверстывает. Лошадьми увлекся всерьез. Свой конный клуб хочет открыть, когда поправится полностью. – Я слышала Альберт Юсупович в город вернулся… – косясь исподлобья, будто боясь задевать эту тему, спросила бабуля. – Вернулся… – вздохнула я, ковыряя пальчиком царапину на столе. – У Даны суд был на прошлой неделе. К ней приезжал. – С тобой не пытался связаться? – О чем нам с ним говорить? – я пожала плечом. – Разве только о том, как он умудрился такое чудовище воспитать, во всем ей потакая? – Не носи с собой всю эту обиду, Танюша, – Тамара Львовна накрыла мою руку своей, заглядывая в глаза. – Он ведь и сейчас ей самых лучших адвокатов нанимал. Сам всего лишился. Сломала ему Дана и карьеру, и бизнес разрушила. Я слышала, что он все продал, чтобы расплатиться с адвокатами, но до последнего пытался помочь. Только вот не получилось. Она получила то, что заслужила. – Она его дочка, Танюша, – вздохнула бабуля, – какой бы ни была, все равно дочка. – Они оба получили по заслугам, – задумчиво выдала я. – А мое прощение никому и не нужно. Тамара Львовна ласково мне улыбнулась: – Оно нужно тебе, моя дорогая… Ну а пока… – она хлопнула в ладоши, встала, и принялась вводить код на сейфе. – Танюша, пока время еще есть, хочу кое-что тебе подарить… Вот… – достала какие-то документы, водрузив их на стол. Я обомлела, когда вчиталась в ровные буквы. – Дарственная?... – полушепотом произнесла, и вскинула на бабулю глаза. – Это твой ресторан, – мягко улыбнулась она, и положила ладошку мне на плечо. – Только благодаря тебе, моя девочка он стал таким. Ты ведь всю душу в него вложила за эти годы работы. Благодаря тебе к нам вернулось так много гостей. Они даже не сомневаются, что здесь их ждут, как своих. Благодаря тебе на нас после пожара ни одного иска не подали. Ты уже многие годы здесь хозяйка, моя дорогая… Я сморгнула пелену слез. – Но… Нет… Я не могу… Бабушка… – Можешь, – она мягко мне улыбнулась, и сама вложила шариковую ручку в дрожащие пальцы. – Надо просто поставить подпись. И забрать то, что и так по праву твое. Себе я его оставлять даже не собиралась, но, если ты хочешь, буду и дальше участвовать в управлении. – Хочу… – из-под ресниц скатилась слезинка. – Ну конечно хочу, ба! Спрашиваешь еще! Я хлюпнула носом, и уткнулась в ткань дорогого костюма бабули. Благодарила, конечно. Кто, как не она понимает, что ресторан мне словно третий ребенок. Не сомневаясь, поставила на бумаге свой росчерк, ощутив где-то в глубине души чувство правильности происходящего, за миг до того, как в кабинет ввалились три снежные кучи. Одна большая, и две поменьше. Ах, и еще одна мини-кучка на поводке приветливо виляла хвостом. Принесли с собой звонкий хохот, веселье, и чувство непередаваемой радости. Стряхнув горы снега и скинув куртки, двойняшки тут же побежали обнимать любимую бабушку. – Ба, мы с папой тако-ого снеговика слепили! – трещали наперебой. А Макар подошел ближе ко мне, и крепко обняв, запечатлел на губах поцелуй. – Три часа тебя не видел, а как будто неделю, – прохрипел в ухо, а у меня мурашки побежали по телу от воспоминаний о нашей сегодняшней ночи. – Я тоже скучала, – рассмеялась, уткнувшись в холодную щеку. – У тебя нос как сосулька. У двойняшек, наверное, тоже. Как вы умудрились так замерзнуть в такси?! – А мы шли пешком, – шкодливо оповестили меня. – Я обещал им слепить снеговика, – поджал он плечом и рассмеялся. Я грозно прищурилась. – Макар, но тебе же пока нельзя так много ходить. – Слышать ничего не хочу, – припечатал губы еще одним поцелуем. Ничего не поделать. В этой семье здравый смысл до сих пор только я сохраняю. Макар после выписки из больницы в двойняшках почти растворился. И правда – наверстывает. Я знаю, что ему это время необходимо. Шесть лет сорванцы росли без него. Он не видел ни их первый шаг, ни первые утренники в детском саду. Зато сейчас за два месяца научил выговаривать крошек все звуки. Да так, что у нашего логопеда глаза на лоб вылезли. – Ба, ба! – канючила Маня, дергая бабушку за рукав дорогого стильного пиджака, – а там в зале тако-ой торт! Вот такой! – раскинула она ручки в разные стороны! – Это все нам?!