– Давно? – просипела я, поднимая взгляд на бывшую подругу. – Настенька, ты только не волнуйся, тебе же нельзя нервничать, я сейчас водички тебе подам, – причитала Олька, приложив свои ухоженные пальчики к вспыхнувшим щекам. – На чёрта мне твоя водичка? Я спрашиваю тебя! Давно ли ты спишь с моим мужем? – прорычала я, глядя, как голубые глаза напротив меня набухают хрустальными слезами. – Почти два года. Помнишь, ты тем летом резко уехала из дачного посёлка из-за сорванного мальчишками крана? Алёшенька выпил тогда и остался один, чтобы на следующее утро всё в доме выключить и закрыть. Вот он тогда мне и рассказал, как страдает. Как его тяготит твоя болезнь. Как он не может от тебя уйти из-за этого… Ольга ещё что-то бормотала, я уже плохо слышала. Сердце стучало в ушах. Живот скрутило, будто холодный камень поселился в желудке. Склизкий. Шевелящийся. Тошнота горьким комом поднималась к горлу, и я сорвалась, полетела в туалет. Меня выворачивало от отвращения и мерзкой пошлости ситуации. Олька суетилась рядом и только усугубляла тошноту своим запахом и видом. – Уйди, меня от тебя тошнит! Дура! – прохрипела я между спазмами. Мерзость какая. Банальщина и гадость. Бежать отсюда навсегда! – думала я, умываясь в ванной. – Прости меня, – пробормотала Ольга, наблюдая, как я обуваюсь в коридоре. – Какая болезнь! Дура! Я на трёх работах, по-твоему, больная впахивала? Куда ты свой мозг дела? Идиотка! Разыскивай сама теперь своего Алёшеньку, куда он или вляпался, или свалил, выходит, от нас обеих! Дарю тебе этого колобка. Обо мне – забудь! – отчеканила я ей в глаза, переступая порог. Какая я дура! Мне же прямым текстом муж сказал, что уходит к другой! Какие тайные смыслы я искала в этом? И зачем? Оправдать его? Страдала, что он защищает семью от угрозы. Кто? Лёша? Себя, любимого и единственного принесёт в жертву? Кому? Детям, которых он не замечает? Жене, которой изменяет даже с её подругой. С подругой. Это было больно. Мы с Ольгой дружили ещё со школы. Она перевелась в наш класс из другого района и как-то так сложилось, что у меня с этой эльфийского вида умненькой девочкой, оказалось много общего. Одинаковые взгляды на книжных героев на уроках литературы. Одинаковые вкусы в поэзии в старших классах. Мы читали с ней одни книжки, жили похожими принципами. Даже разойдясь по разным институтам, мы не потеряли друг друга. Я думала, что не потеряла. Я верила. Слепая курица. У меня, как это ни странно, злости на Ольку не было. Она мне стала омерзительна. Вся. От кончиков ухоженных ноготочков до белобрысой макушки. Даже запах её духов отвратен теперь. Смогу ли я теперь пить кофе? Воспоминания о напитке вызывают спазмы в желудке. Из-за злости я и не заметила, как подкатила к дому. Наш дом – башня с одним подъездом. Перед входом стояла узнаваемая машина скорой помощи. Перепады температуры в мае не проходят даром ни для кого. Как же я удивилась, когда, зайдя в квартиру, обнаружила врачей скорой у себя в квартире. – Он довёл меня до инфаркта! – визжала Лариса Васильевна. – Что-нибудь серьёзное? – тихо спросила я стоящую в проёме гостиной двери женщину в форменной куртке. – Блажит, – ответила она. – Что здесь происходит? – громко спросила я, делая шаг в комнату. – Вот! Полюбуйся, до чего довёл меня твой сын! – торжествующе изрекла свекровь, демонстративно прикладывая ладонь в перстнях к груди. – Справку о состоянии здоровья пациента выдаёте после посещения? Вы фиксируете у себя причину вызова и результаты? Чтобы не было разночтений? – спросила я громко, пользуясь паузой в стенаниях Ларисы Васильевны. – Конечно, фиксируем. Справки только близким родственникам, – повернувшись и сворачивая провода портативного прибора для снятия кардиограммы, устало сказала женщина-врач, вставая со стула. – Вы что? Так и уедете? А укол мне от сердца? – очнулась свекровь. – У вас нет показаний для уколов. Всё в пределах возрастной нормы, – ответила ей врач. – А от нервов? – взвизгнула Лариса Васильевна, протягивая театральным жестом руку в сторону врача. – А от нервов – это по назначению лечащего врача из поликлиники, – спокойно сказала врач, закрывая свой чемоданчик. – А госпитализация! Я требую госпитализации! Я не могу находиться в таких невыносимых условиях! Не смейте уходить! Я буду жаловаться! – голосом страдающей императрицы в изгнании стонала свекровь. – У вас нет показаний для срочной госпитализации. Извините, у нас много вызовов. – сказала врач и вышла вслед за своей коллегой из квартиры. – Что здесь произошло? – строго спросила я, закрыв двери за врачами. – Твой сын… – Я не у вас спрашиваю, Лариса Васильевна. Помолчите минуту, – жёстко сказала я и посмотрела на стоящего весь этот спектакль в дверях своей комнаты Юрку. – Я занимался в своей комнате, когда ба влетела ко мне и начала орать… кричать, – исправился он под моим взглядом. – Причина? – я не отводила взгляда от сына. Он казался спокойным. Но жилка на виске билась тревожным ритмом. И губы были крепко сжаты. – Твой сын долбил в барабаны! – ворвалась в наш разговор свекровь. – Лариса Васильевна, скажите, зачем вы зашли в комнату к своему взрослому шестнадцатилетнему внуку без стука, когда он занимался музыкой? – спросила я её. – Он мне мешал отдыхать! – пафосно заявила она. – В звукоизолированной комнате? – тихо изумилась, заводясь от этой бесконечной театральщины. – Да! Я что, не имею права войти в любую комнату в квартире моего сына? – взвизгнула в очередной раз тяжелобольная сердцем пожилая хамка. – В комнаты мальчиков нет, не имеете права входить без стука и без приглашения! Пожалуйста, ведите себя прилично в моём доме! У нас не принято кричать и разговаривать на повышенных тонах! Если вас что-то не устраивает, я могу заказать вам гостиницу. Терпеть ваши причуды у меня нет ни желания, ни настроения! – чётко и тихо проговорила я ей в лицо, с удовлетворением замечая, как она, вдохнув, желала продолжить, но видно, слова про гостиницу всё-таки дошли до её мозга. – Где Женя? Не звонил ещё? Закончились у него занятия в художке? – повернулась я с вопросом к Юре. – Звонил, что сел в автобус. Скоро будет, – ответил он, всё ещё сжимая губы. – Я в магазин. Ты со мной? – улыбнулась я ему. – С удовольствием, ма! И уже захлопывая двери, я поймала торжествующий взгляд Ларисы Васильевны. Вот неугомонная старуха! Седьмая глава – А кто вызвал скорую? – спросила я пыхтящего словно ёжик Юрку. – Я! А что? Не надо было? Она начала хвататься за сердце и кричать, что у неё инфаркт! Я и вызвал… – всё ещё защищаясь, пробухтел ребёнок. – Молодец, что вызвал! Теперь у нас есть, если что, документальное подтверждение о её здоровье. Ты молодец! Всё правильно сделал. Не нервничай, – попыталась я приобнять своего старшего сына. – Ну, ма-а-а-а, ты что? – вывернулся он. – Давай присядем на минутку, что-то мне душно. Да и Женьку нужно подождать. Если Лариса Васильевна тебя так взбодрила, то Женечку она до слёз доведёт, – попросила я сына, увидев скамейку в соседнем дворе. – Когда она в прошлые разы приезжала, то была вроде потише, – пробурчал Юра. – Папа брал огонь на себя, похоже, – усмехнулась я, вспоминая, как они вечерами уходили из дома вместе.