– Ты уверена, что Сашка меня не испугается? – У Вадима нет таких проблем, и тихий смешок в трубке словно сбрасывает целую гору с моих плеч. – После Касатки вряд ли, – мой голос звучит немного увереннее, – теперь вместо слонов мы рисуем одни вертолёты. И не сказать, чтобы у меня получалось сильно лучше, чем у двухлетнего ребёнка. – Тогда у меня не остаётся выбора, – демонстративно вздыхает он, – я не могу оставить маленького героя без рисунка настоящего военного вертолёта! – Я… – Зажмуриться на мгновение, нервно закусить губу, и как в омут с головой. – Я могу на тебя рассчитывать? – Всегда можешь, Кир. – Гораздо серьёзнее, чем требует того ситуация. – Открывай. Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. По заветам Скарлетт О’Хара я подумаю об этом завтра, а сегодня у меня – экзамен. – Спасибо! – начинаю я, только открыв дверь. – Ты не представляешь, как меня выручишь! – Мама! – Сашка несётся в коридор, но при виде Вадима тормозит и прячется за мои ноги. – Ой. – Саш, это дядя Вадим. – Я присаживаюсь на корточки, обнимая сына одной рукой. – Он побудет с тобой, пока я съезжу по делам. – Привет, герой! – Вадим следует моему примеру и подаёт ладонь Сашке, но тот только смотрит исподлобья. – Мама говорит, что ты рисуешь. Хочешь, научу рисовать вертолёт? – И достаёт из-за спины модель той самой Ка-60, заставив потерять дар речи не только Сашку, но и меня. – Откуда? – Сослуживцы подарили несколько лет назад, – пока Сашка во все глаза смотрит на вертолёт в руках Вадима, он объясняет мне, – но, знаешь, я не любитель сувениров, а конкретно этот я могу воспроизвести с закрытыми глазами и без постоянного напоминания. – Ты знаешь, что полон сюрпризов? – Это хорошо? – Дядя? – выдыхает Сашка, очень вовремя не дав мне ответить, и тянет руки к игрушке, разом забыв про меня. – Мозно? – Неси на стол. – Сын принимает вертолёт, как величайшую в мире ценность, и скрывается за поворотом. Можно подумать, что в игрушках у него не лежит ещё два, пусть не таких реалистичных, но тоже интересных! – Сейчас будем рисовать. – Спасибо! – Я не знаю, как выразить всю степень своей благодарности, но Вадим смотрит на часы. – Кир, тебе на экзамен не пора? – Чёрт! – ругаюсь снова и мысленно даю себе за это подзатыльник. – Если вдруг что случится – сразу звони! Я сразу же приеду и плевать на экзамен! – Даже не сомневался. – Хмыкает он и буквально выводит меня за дверь. – Ты точно уверен, что справишься?! – Последний взгляд обеспокоенной матери. – Я уверен, что ты опоздаешь, если не прекратишь волноваться. Иди уже, Кира. И я иду, через закрывающиеся створки лифта до последнего глядя на совершенно спокойного Вадима, стоящего в дверях моей квартиры. Я бы ещё долго рефлексировала по этому поводу, но время поджимает и я буквально лечу по улицам города. Ручка, несколько листов печатной бумаги и экзаменационный билет. С тремя примерами. Мне нужно решить правильно хотя бы один, но с первого взгляда все они кажутся китайскими иероглифами. Минута, другая и я всматриваюсь в интегралы внимательнее, мысленно благодаря Лёшу и Хоффмана. Чтобы между нами не произошло, но последний мне помог, и я не собираюсь это отрицать. Цифры кажутся всё более знакомыми, поэтому два примера из трёх решены и приходит время признать, что последний точно мне не по зубам. Смешнее всего, что сдаваться я иду первой, потому что не вижу смысла сидеть и дальше ждать озарения. Его не будет. В моём случае точно нет, а чем раньше я освобожусь, тем быстрее смогу освободить Вадима от роли няни. – Кира, – констатирует Глебов, как только я занимаю стул перед его столом, – решила? – Решила. – С тяжёлым вздохом отдаю ему чистовик и билет. – Занималась? – Неделю с репетитором, – он насмешливо хмыкает. – Ещё бы неделю и могла претендовать на отлично. – Вы серьёзно?! – Вполне, – бесстрастно отвечает Глебов и обьясняет: – сейчас ты между твёрдой тройкой и натянутой четвёркой, а была бы между твёрдой четвёркой и натянутой пятёркой. – Я согласна на тройку. – Тем более, что она меня устраивает во всех смыслах. – Гордая, – иронично замечает он, – давай зачётку. Пока он прописывает дисциплину, у меня свербит под лопаткой, и я понимаю почему. Из-за этого и остаюсь на месте, даже когда Глебов возвращает мне корочку. – Что-то ещё, Самсонова? Что я могу сказать? Извините, что считала вас сволочью? Пора начинать тормозить самоуверенность, особенно, в плане оценки других людей. – Нет, извините. – Я поспешно встаю. – Тогда всего хорошего, Самсонова. – И насмешливый взгляд льдистых глаз. – И вам, Илья Глебович! Глава 42 Я тороплюсь как могу, но по пробкам всё равно приезжаю только в начале восьмого. В квартире тихо и я останавливаюсь в дверях гостиной. На столе – десяток рисунков, от танка до Линкора, на полу – Вадим с Сашкой увлечённо играют железной дорогой. Наверное, в этот момент должно было что-нибудь где-нибудь защемить от общего градуса милоты картины, но нет. Мне просто приятно, до жути, что он смог помочь. Без условий, без раздумий. Просто потому, что для него в этом не оказалось ничего сложного. – Привет. – Сдала? – Вадим оборачивается. – Мама! – признаёт меня Сашка, но играть веселее и он остаётся на месте. – Вроде. – В каком смысле? – он поднимается и встаёт рядом. – Сейчас и узнаем, – я действительно не озаботилась тем, чтобы поинтересоваться оценкой, которую мне поставил Глебов. Дотянуться до сумки и достать зачётку не доставляет никакого труда. Гораздо сложнее удержать лицо, когда она открывается на нужной странице – рядом с резкой, но компактной подписью стоит «хорошо». Хотя я искренне ожидала оценку скромнее. – Оценка не оправдала ожидания? – Просто я в очередной раз за эти недели ошиблась с суждениями о человеке, – зачётка отправляется обратно. – Вы ужинали? – Мы лисовали! – недовольно отзывается с пола Сашка. – Понятно, – весело фыркаю я, – тогда идёмте есть. А то дядя Вадим больше не придёт в гости, – это персонально сыну и мы все вместе направляемся в сторону кухни. Совместный ужин проходит странно хотя бы потому, что я всё время возвращаюсь в прошлое. В наши с Кириллом ужины, а потом и с Сашкой, если он приходил не слишком поздно. Это действительно странно, когда в голове две картинки, настолько не сходящиеся друг с другом, что иногда я выпадаю из реальности, возвращаясь после вопросительного: «Кира?» Сашка вырубается моментально. Уж не знаю, что они там рисовали, но скорость его засыпания равняется тому вечеру, когда мы вернулись после аэродрома. Но я не могу вернуться к Вадиму сразу, не в силах объяснить это даже себе, и меня спасает телефонный звонок. Александра Борисовна извиняется за поздний вызов и за то, что нас подвела. Подвела! Подумать только, о чём может беспокоиться пожилой человек, лёжа в больнице! Мне приходится минут пятнадцать уверять её в том, что лучше переживать о своём здоровье, чем стремиться сгореть на работе, какой бы приятной она не была. – Няня? – Волнуется, как мы справляемся без неё, – передо мной стоит кружка с горячим чаем. – И как? – Благодаря тебе – прекрасно. – Мне не хочется юлить. – Спасибо! – Пожалуйста, – демонстративно вежливо отвечает он и поясняет в ответ на мой удивлённый взгляд, – может, хоть это заставит тебя перестать меня благодарить. – Ну конечно, ты ведь не сделал ничего особенного! – иронизирую я. – Сделал, но не здесь и сейчас, а пару лет назад, в одном из таёжных лесов… И мне снова приходиться сдерживаться, чтобы не сползти со стула от приступов неконтролируемого смеха. – Если я умру от смеха, Сашка останется сиротой! – Спорный вопрос, но, учитывая сколько времени, мне и правда, пора.