Глава 45 – Ты ведь ничего не знаешь! – Я разворачиваюсь в его руках. – Чего я не знаю? – Вадим без улыбки отводит прядь волос с моего лица. – Того, что ты разведена? Или того, в чём причина развода? А, может, того, что девушки невероятнее тебя я не встречал? – Откуда ты?.. – Не сложно догадаться. – Вадим опирается о столешницу, утягивая меня в объятие. – Это не та тема, которую стоит обсуждать в такой момент! Я… Извини, что сорвалась. – Я ненавязчиво целую его в подбородок. – Как раз это и стоит обсуждать, чтобы здесь, – он касается моего виска, – не оставалось ничего навязчиво самокритичного. – По-твоему я самокритична? Это объективные последствия моего потакание собственным желаниям и только. Далеко не самым приличным и совершенно точно поспешным. – Ки-ира! – Насмешливое, и сшибающий с ног и правильного пути поцелуй. – Это твои-то не самые приличные? Нить разговора постепенно, но качественно начинает ускользать от сознания, напрочь перекрытая ладонями, всё выше поднимающими и так короткую футболку. – Нет? – На выдохе. – Я покажу, – было последним, что я услышала этой ночью. Четыре часа утра и будильник, выключенный практическим одним движением мысли. Я боюсь разбудить Сашку, но… рядом со мной не он. Дыхание Вадима остаётся таким же ровным, и я практически бесшумно одеваюсь, собираясь уйти по-английски, но в дверях спальни меня застаёт ни разу не сонный голос. – Ты же не собиралась просто взять и исчезнуть? – Не хотела тебя беспокоить. – Своему голосу не верю даже я, но всё же стряхиваю с себя зачатки идиотской, в моём случае самокритики и возвращаюсь к сидящему в кровати Вадиму. – Беспокоить?! – в его голосе откровенная насмешка, но ответа он не ждёт, увлекая в долгий поцелуй. Какое счастье, что я уже одета! – Мне нужно идти. Нужно, только как это сделать, если лёгкие поцелуи везде – на плечах, шее, лице – и, наконец, его губы находят мои. – Иди. И понимающее веселье в серых глазах. Потому что сказать легко – гораздо сложнее выбраться из ненавязчивых, но надёжных объятий. С другой стороны, в моей жизни остался только один главный мужчина – тот самый, что спокойно спит в соседней квартире. – Спокойной ночи! – Без прощальных поцелуев, грозящих затянуться надолго. Утром мне с трудом удаётся открыть глаза. Ванная, каша, игры – всё на автомате, а в обед мы ложимся вместе, иначе я просто не доживу до вечера. Вот оно, преимущество восемнадцати лет перед двадцатью семью! Правда, очень быстро меня будит мелодия звонка. – Привет, ты дома? – Не удивлюсь, если на Вадиме прошедшая бессонная ночь не сказалась никак! – Привет, да. И пусть голос все ещё хриплый со сна, а сознание только-только начинает включаться в работу – слишком послушные ему мурашки уже толпами объявляются под кожей. Потому что то, что отвечает за мои эмоции – не спит. – Тогда открывай дверь. Открываю, срочно пытаясь проснуться. – Признайся честно, ты ведь можешь… «Открыть дверь и сам», – застревает в горле, когда передо мной оказывается высокий бумажный стакан, от которого во всей прихожей разливается аромат корицы и ванили. – Я всё могу, – с улыбкой хмыкает Вадим и ставит что-то жутко горячее на тумбу. – Ездил по делам и решил на обратном пути зайти к тебе. – Что это? Да какая разница?! Ведь ладони уже обнимают его за шею, а неспешный, какой-то утренний, поцелуй загоняет сознание туда, откуда оно до этого пыталось выбраться. – Кофе с корицей, название можешь не спрашивать – не знаю. Кофе, название, корица… Вадиму идёт расстегнутая чёрная кожаная куртка и деловой вид. Настолько, что руки чешутся от желания оставить её там, где ей самое место – на вешалке. – Ты же понимаешь насколько это… – Мило? – улыбается он. – Волшебно, – и я тоже, но совсем иначе. – Отдыхай, Кир! – его издевательский поцелуй в лоб смешит Вадима. – И это всё? – Подавить возмущённое желание не сложно, особенно, пониманием, что всё это игра, не больше. Ровно до того момента, пока мы не останемся наедине. – Возможно, ты согласишься посмотреть вечером фильм. – Он останавливается в дверях с неизменной улыбкой. – «Возможно» и «фильм»? – Невозможно не уловить иронию в моих словах. – Ты же помнишь, решать тебе. И он закрывает дверь с обратной стороны. А я решаю, что буду умнее. Настолько, что киносеанс летит ко всем чертям как только его накрывает осознанием того, что под коротким платьем вместо белья – тонкая ажурная цепочка, обнимающая шею и талию. В конце концов, ведь и меня нельзя назвать святой! Но это только начало того, чему нельзя дать название. Я и не собираюсь, замечая, что самоедство очень быстро отступает в тень, не смея нарушить спокойствие, которым меня из раза в раз накрывает в обществе Вадима. Правда, было бы слишком просто, если бы всё оставалось так же радужно всегда. Потому что сделка оформлена. Потому что завтра туда перевозят наши вещи с Комсомольской. Потому что я боюсь представить, что будет дальше. И не могу решить это одна. За эту неделю вечерний ритуал становится настолько привычным и необходимым, что я иду в душ, крашусь и одеваюсь без участия сознания. И оказываюсь в его квартире также, под шум воды из ванной с ногами забираясь на диван. После первой же нашей совместной ночи Вадим перестал закрывать дверь по вечерам. Нам нужно поговорить. У меня есть обязательства – перед собой, перед Сашкой и даже перед Кириллом, но меньше всего мне хочется превращать разговор в дешёвую мелодраму. Как это, вообще, должно выглядеть?! Я тебя люблю, но мы не можем быть вместе, потому что… Стоп! Я – что?! Идиотская мысль оглушает нелогичностью, невозможность, недоступностью и тем самым ощущением правильности. Чёрта с два! Это – влияние момента и неразрешимых переживаний, и лишний аргумент в пользу скорейшей их решаемости. – Кира? В голове вмиг пустеет, а я чувствую себя гормонально зависимым подростком. А как иначе смотреть на лю… близкого мужчину после душа в одном полотенце на бёдрах? Сохраняя разумность – никак. Вадим садится рядом, и в полумраке комнаты я чувствую привкус крови на языке. Прокусила губу? – Тебе не кажется, что нам нужно поговорить? – Что-то всё же остаётся, но назвать это разумностью я не могу. – Кажется. Я засматриваюсь на одинокую каплю воды, упавшую с коротких волос на плечо, и очень быстро пробивающую себе путь по плечу, груди и животу. Радует, что тянущее беспокойство чувствую не я одна – в этом мы тоже оказываемся удивительно созвучны. Вот только я ни разу не заикнулась о собственном переезде. Так же, как и о том, что квартиру покупает Кирилл, и вопросами обустройства занимается тоже он. Трусость? Да. Потому что я представляю, как может отреагировать Вадим на эти новости и подозреваю, что после этого хрупкое умиротворение между нами мгновенно разлетится режущими осколками. – Вадим, я должна… Ничего я никому не должна! Особенно, когда его ладонь убирает выбившуюся прядь волос, касается скулы, скользит настойчивой лаской по щеке, а внезапно страшно чувствительная нижняя губа ощущает лёгкое поглаживание. Мы встречаемся неделю. Семь ночей искреннего, незамутнённого посторонней шелухой, восторга, а мне мало! И с каждым разом всё хуже, а это страшно! Действительно, страшно! Но что может моя воля против моих же желаний? Только опрокинуть на себя того, кто откликается с вдохновением, кажется, даже большим, чем моё. Я просыпаюсь одна, от звонка будильника и первые минуты осознаю себя в чужой квартире и чужой постели. Сажусь с желанием потереть глаза, но вовремя вспоминаю, что не потрудилась смыть макияж, ложась спать. Хотя какое там спать…