– Спасибо! – Кирочка? – Михаил Германович, простите ради Бога! – винюсь я под вопросительным взглядом заходящего в кухню папы. – Честное слово, со мной такое впервые! – я прислоняюсь к кухонном гарнитуру, пока папа убирает со стола. – Можно я сегодня подъеду? В любое время. Когда вам удобно? – Давай-ка так, – в трубке слышится шорох бумажных страниц, – у меня сегодня всё забито, в том числе и обед, – он хмыкает, заставив вспомнить с каким удовольствием они с папой жарили шашлыки на нашей даче, – поэтому приезжай в шесть. Я тебя встречу и поговорим. – Я буду, спасибо вам большое! – До вечера! – Кира? – папа сидит на деревянном стуле и пристально наблюдает как я беру кружку и достаю сахарницу. – Да? – чайник, наконец, вскипает, и я заливаю растворимый кофе шипящим в носике кипятком. – Ты уверена в том, что делаешь? – я тяну время, устраиваясь напротив него. – В разводе всегда виноваты двое… – Считаешь, надо было к ним присоединиться?! – срываюсь и папа морщится. – Извини! – кофе обжигает нёбо и язык, и я дышу с открытым ртом. – А Сашка как? – он сцепляет пальцы перед собой. – Что ты скажешь ему? – Ему трёх нет, – ещё один глоток, – вряд ли с этим возникнут проблемы. – Ты всё решила, – констатация факта. – Да. Поджатые губы, собравшиеся около глаз морщины и постукивание пальцем по ладони – папа недоволен. Настолько, что хочет высказаться, но сжимает зубы. Знает меня, как и то, что в нотациях нет смысла. Пожить здесь уже не кажется такой хорошей идеей, ведь с отцом мы перестали ладить с тех пор, как вместо поступления в институт я вышла замуж. За того, против кого он категорически возражал и, как показало время, не зря. – Хорошо, – медленно произносит папа, а я в который раз не понимаю, как у насквозь интеллигентных родителей выросло такое чудо, как я, – что ты намерена делать? – Михаил Германович нас разведёт, – имя приятеля в этом контексте ему тоже не нравится, – мы общались в субботу, – из гостиной раздаётся довольный Сашкин смех. Машинка из Киндера весело скатывается со спинки кресла. – Не переживай, мы не задержимся надолго, мне потребуется не больше недели чтобы найти новое жильё, – и папа ожидаемо взрывается. – Разве я тебя выгоняю?! – он привстаёт, опираясь ладонями о стол. – Ты – моя дочь, а это, – он обводит рукой кухню, – твой дом! Чтобы ты не воображала себе все эти годы! – Я ничего не воображаю, пап, – мой усталый вид заметно сбавляет обороты его недовольства, – просто сейчас… всё сложно. Наши объяснения прерываются громким Сашкиным плачем – машина упала между креслом и стеной, и мы идём в гостиную, молчаливо решая продолжить разговор позже. Но позже не получается – сын капризничает, отказываясь ложиться спать, и до самого вечера мы не можем отвлечься ни на что другое. – Пап, мне надо ехать! – во время короткой передышки, пока Сашка увлечён рисованием, тихо сообщаю папе и вижу, как он машет мне из-за его спины. Все мои сборы – несколько звонков и уже через пару минут я тихо прикрываю за собой дверь, скривившись, когда слишком громко щёлкает замок. И действительно спешу, потому что извиняюсь, не оборачиваясь, когда сталкиваюсь с кем-то прямо в подъездных дверях. Ауди отзывается утробным рычанием и я выезжаю из двора под недовольные взгляды всё тех же старушек. Неужели не узнали меня? Или как раз наоборот, а теперь гадают чем я заработала на новенький внедорожник? В общем-то их предположения не лишены смысла, тем самым и заработала, и злая усмешка касается моих губ. К офису Михаила Германовича я подъезжаю, когда часы показывают пять минут седьмого, и, подхватив с сиденья пакеты, взбегаю по трём мраморным ступеням, огороженный витым кованым ограждением. – Мы закрыты, – сообщает поднявшийся при моём появлении охранник. – Я к Михаилу Германовичу, мне назначено, – бросаю мельком и он молча пропускает меня дальше, к следующей лестнице. С первого своего появления здесь офис ассоциировался у меня с ЗАГСом – тот же светлый мрамор с бежевыми разводами, позолота почти везде, разного размера растения и уютные кресла и диваны. Секретарши с сексуальным голосом нет на месте и я прохожу дальше, шурша пакетами любимого ресторана Михаила Германовича. Он стоит ко мне спиной, в руке телефон, но поворачивается на звук открываемой двери и приветливо кивает, махнув в сторону знакомого кресла. – Нет, – голос такой, словно ему всё по плечу, – нет, не переживайте. Бросьте, Алексей Иванович! Это всё домыслы, не подкреплённые никакими вещественными доказательствами, – у меня есть пара минут и я распоряжаюсь ими, накрывая ужин. Уверена, Михаил Германович так и не вышел сегодня из офиса. – Хорошо, обещаю, я всё проверю. И конечно сразу свяжусь с вами! Да. И вам всего хорошего! – он поворачивается и потрясённо разводит руками, увидев преобразившийся стол. – Кирочка! – глаза лучатся и в целом видно, что мне удаётся угодить. – Это в качестве извинений, – улыбаюсь и жестом предлагаю садиться. – Мне всё ещё неудобно, что я так вас подвела! Честное слово, со мной такое редкость. Мы располагаемся друг напротив друга, и если у Михаила Германовича стейк с соусом Дор Блю, салат гриль и апельсиновый тарт, то я обхожусь латте на вынос. – Ох, Кира! – он с неприкрытым удовольствием кладёт в рот первый кусочек мяса, ещё тёплого, мгновенно заполнившего кабинет узнаваемым ароматом молочной кислинки. – Я развёл, кажется, уже тысячи пар, но только несколько заставляли меня искренне сожалеть о происходящем и твой случай один из них, – его сочувствие проходит ножом по сердцу. Вот бы рассказать всё, поделиться накипевшим, ощутить поддержку и участие старшего, но я делаю глоток и с лёгкой полуулыбкой смотрю на Михаила Германовича. – Спасибо, но у меня нет выбора. – Не сошлись характерами? – иронизирует он и я насмешливо усмехаюсь. – Что-то вроде, – привычно подхватываю лёгкий тон, но мы оба прекрасно понимаем, что всё это вершина айсберга. Глава 13 Пока Михаил Германович ужинает, я не отвожу взгляда от карты на стене. Нечто подобное я собиралась повесить в детской у Сашки, когда он чуть-чуть подрастёт, чтобы он сам отмечал посещённые страны, открывал новые горизонты, да и просто нравилась она мне. Как и массивная мебель из тёмного дерева, светлая кожа кресел и огромные окна, выходящие на оживлённый проспект. Атмосфера кабинета дышит строгостью и стилем. – Как здоровье Амиры Рафаиловны? – спрашиваю, как только Михаил Германович переходит к кофе. – Страдает, – улыбается он. – Иван в разъездах, Томочка за городом с детьми, а ей скучно. Завтра собираюсь отправить её к ним, и Тамаре легче, и Амира с внуками наводится. – Это замечательно, – кофе в бумажном стаканчике остывает, и снова леденеют ладони. – А как Игорь, Кир? – внимательный взгляд заставляет меня улыбнуться. – Он знает о вас? – Мы с Сашкой сейчас живём у него, – поясняю, и Михаил Германович одобрительно кивает. – Ну хорошо, – он сдвигает контейнеры на край стола, – начнём с оформления доверенности. Ты же не хочешь кататься сюда ради каждой бумажки? Я практически ничего не понимаю в юриспруденции, но Михаил Германович объясняет всё чётко и понятно, и мы обсуждаем каждый пункт из его длинного списка. Вплоть до того, в чём я должна буду прийти на заседание, и какую сделать причёску… Только через два часа я киваю на прощание охраннику и сбегаю с крыльца. На парковке только одна машина, Михаил Германович отдал свою в сервис, а основной офисный планктон уже разъехался, благополучно закончив очередной рабочий день. Рядом притормаживает чёрное Вольво, и сердце противно замирает, но машина проезжает дальше и сворачивает на светофоре. Я выдыхаю сквозь зубы, дрожащими руками открывая водительскую дверь. Не помешал бы крепкий алкоголь, но, во-первых, такими темпами я сопьюсь, а во-вторых, нет никакого удовольствия цедить коктейль под неодобрительным родительским взором. Поэтому я возвращаюсь. И нервно дёргаюсь, заехав во двор. Не секрет, что при встрече с хищником нельзя совершать резких движений, так что я плавно паркуюсь прямо за чёрным Вольво, прислонясь к которому стоит тот, кто для меня опаснее всех хищников вместе взятых. Кирилл наблюдает за мной через лобовое стекло, пока я ищу выход из положения. Развернуться и уехать? И показать, что я его боюсь?! Чёрта с два! – Что ты здесь делаешь? Мой внедорожник, корабль Самсонова и чёрный Крузер сокращают парковочные места во дворе практически вдвое. Старушки на своём посту, жадно впитывают каждый наш жест, и ко мне запоздало приходит мысль, что папе не понравятся появившиеся после этого слухи. – Приехал к Сашке, – он отталкивается от машины и подходит ко мне. Вместо костюма на нём поло и джинсы. Неужели Самсонов забросил работу только чтобы довести меня до истерики своими визитами? – Тебе прекрасно известно, что он уже спит, – на часах начало десятого. Шаг назад делаю непроизвольно, когда Самсонов решает приблизиться. – То, что ты вчера… – он обрывает сам себя. – Почему ты не даёшь мне даже шанса?! – Хватит, Самсонов! – не остаётся сил обсуждать одно и то же по десятому кругу. – Мне действительно это надоело! – Кирёнок!.. – Ещё шаг и я уйду! – предупреждаю его, и Самсонов отходит, засунув руки в карманы. – Хочешь знать почему? Потому что я предупреждала тебя! Потому что ты мне врал и продолжаешь это делать! Потому что предательство – самое страшное, что может произойти в браке! – А как же умение прощать? – раздражённо выдыхает он. Да, отвык Самсонов оправдываться. И то, что его усилия не дают никакого результата, приводит его в бешенство. – Я простила Меркулову, – он вскидывается в ответ на мою улыбку, – почти простила. В конце концов, мне ли не знать как сложно устоять под твоим напором. – И щенка простила? – его самого передёргивает от вопроса, но тёмные глаза не отпускают моё лицо. – Прекращай его так называть, – неприязненно морщусь в ответ. Пусть Хоффман далеко не идеал, но может обыграть любого, не хуже самого Самсонова. И презрительная кличка режет слух. – Защищаешь любовничка? – не могу понять чего в нём больше – горечи или ярости.