— У меня гостят подруга с мужем и их дети, мы вчера все пошли спать в одиннадцать. — Вы могли покинуть дом так, чтобы они не видели? — Ну, в принципе дом большой, три выхода: главный вход, терраса и запасной вход, — Рашид шипит, кривит лицо и прерывает меня. — Василиса, говори только то, что согласуешь со мной, — шепчет он мне на ухо. — То есть у вас была возможность выскользнуть из дома незамеченной? – следователь перефразирует вопрос. — Нет. — Почему нет, — немного удивлен он. – Вы же сами сказали, что у вас есть три входа в дом. — Камеры, — и я оборачиваюсь к Рашиду. – Богдан ведь не выключил камеры, что вы установили, когда Марина пыталась выкрасть деньги? Рашид дергается, просит прервать допрос и выходит. Мы сидим молча, обстановка гнетущая, но следователи молчат. Рашид заходит широким шагом и сообщает: Все камеры работают, в интересах следствия мы представим видео с них. Допрос продолжается. — Вы знаете лиц заинтересованных в смерти вашего мужа? — Нет, скорее лица, которые могут убить мужа за его действия. — Например? И мне приходится рассказывать о нашей бесплодности, страсти моего мужа к продолжению рода, про три ЭКО, а еще кучу любовниц. Долги перед разными людьми. Проблемы в его бизнесе. А в конце добавляю: Ну, все эти люди с удовольствием убьют моего мужа! Следователь молча выключает запись допроса. И мы сидим минуту в тишине. — Удивляюсь, как вы его до сих пор не убили, — вдруг говорит следователь. — А зачем? Пусть бы жил и мучился. А что теперь? Пойди, докажи теперь, что виллы и счета в банках других государств его. По мне лучше бы нас развели. — Ладно, нужно ваше опознание, — и мы выдвигаемся. Я-то думала, что поедем вновь в больницу, но меня повели в другое крыло здания, где висела строгая табличка «Судмедэкспертиза». Тело моего супруга лежало на столе, как и в прошлый раз, закрытое простыней. Патологоанатом открывает голову. Я вижу его лицо и часть шеи. Впервые мне становится не по себе, словно в прошлый раз я точно знала, что это не он. Но сейчас передо мной лежит Стас. Его лицо бледное, восковое, полуприкрытые глаза, а на шее четкий след от ножа. Небольшой разрез в районе сонной артерии подсох, кожа вывернулась, приоткрывая внутреннее содержимое. — Медик бил, точно в цель, — киваю я на рану головой. — Почему вы думаете, что медик? – удивляется следователь. — Так разрез прошел по сонной артерии, не медик бы попал туда случайно. Следователь кивает головой, и патологоанатом открывает мне тело. От чего я прихожу в ужас, потому как все тело Стаса истыкано ножом. Раны небольшие, как будто кто-то наносил ему раны в бешенстве. А его достоинство отрезано. — Василиса Александровна, все как вы предсказали, если вы не предоставите нам алиби, то вы первая подозреваемая. Мы переглядываемся с Рашидом, только теперь я понимаю, как попала, почти построила себе ловушку. Но на этом неприятности мои не заканчиваются. Потому что мне суют под нос постановление на проведение обыска. Дежавю. Мы едим в поселок. У соседей уже не вызывает шок наличие возле моего коттеджа машин полиции. Любопытные соседушки выстроились вдоль изгороди, внимательно присматриваясь к тому, что происходит в моем доме. А в доме перерывают все верх дном. Ищут, ищут орудие убийства. И находят, но не в доме, а под террасой в корзине с инструментами. Нож завернут в грязную тряпку, ручка вытерта. — Где моего мужа убили? – спрашиваю следователя. — На том же месте, где была убита девушка, недалеко от причала, — следователь смотрит на меня внимательно. — Там сыро и растет много мха и папоротников, на обуви убийцы должны остаться следы, папоротник скидывают споры, так что на одежде и обуви они могли остаться. — Вы рассуждаете здраво, почти как детектив, — хмыкает следователь. — Тот человек, что убил моего мужа, хотел подставить меня, значит, я кровно заинтересована в том, чтобы вы его нашли, — внимательно смотрю в глаза следователю. К нам подбегает запыхавшийся молоденький полицейский. — Тут такое дело, у соседей камера стоит на углу дома, возможно, наш убийца попал в поле зрения камеры, но они запись не дают, — разводит руками молодой парень. — Хорошо, пошли, разберемся, — кивает следователь. — А еще, — вдруг говорю я ему в след, — про мостки и лодку знали только очень близкие люди, ищите убийцу в моем окружении. Это я говорю следователю уже в спину, они спешат к дому соседей. Он только оглядывается и кивает головой. Обыск сворачивают. Я вижу, как дотошно осматривают мою обувь и даже берут смывы. Давно не ходила в сторону мостика, поэтому не беспокоюсь. У убийцы должны быть еще следы крови на обуви, так истыкать Стасика ножом и не выпачкаться невозможно. Наконец все уезжаю, во дворе становится тихо. Бросив на меня последний взгляд, разбредаются самые любопытные соседи. А я стою у порога и не знаю, что у меня на душе. Пусто как-то и одиноко. Иду на кухню, наливаю себе чай и сажусь в кресло. Все как вчера. Вот только Стаса после нашего разговора кто-то убил. Мне не понятны собственные чувства. Еще вчера я его ненавидела за его слова, поступки, а сегодня мне его жалко. Воспоминания опять всплывают у меня в голове, как картинки старой киноленты. Двадцать лет пролетело как один день. Пять лет мы любили друг друга, жили душа в душу, весело и задорно. Все у нас было хорошо. Потом обследования, почти два года мы ездили по врачам, пытаясь найти причину, почему я не смогла забеременеть. И заключение от них. Не утешительный вердикт для нас обоих. Тогда у него что-то щелкнула в голове, а я не заметила. И все сейчас происходит только из-за того, что тогда у него в голове переклинило. Он мне ничего не сказал. А я? Почему я не почувствовала, что он вмиг стал другим. Жила с ним по накатанной дорожке. Почему не интересовалась, что он пережил, когда ему озвучили его диагноз? Так ли я его любила? Может сама себе придумала чувства к нему. Или они были, но потом куда-то исчезли. Да что такое с нами произошло, что мы вдруг стали чужими друг другу и прожили так еще десять лет. От этих мыслей становится страшно. Десять лет улетело в пустую. Для меня это годы, а для него — остаток жизни. Он так боялся остаться один, а в итоге просто ушёл в могилу. Меня передергивает, как от холода. Недаром вчера у меня были нехорошие предчувствия. Тишину разрывает телефонный звонок. На экране высветилось имя, и я радостно хватаю трубку. — Богдан? — Оле, кто это? – звучит женский голос с акцентом. Я пугаюсь и скидываю звонок. Мне становится дурно. Но том конце трубку взяла женщина. Женщина! Мать твою! У него была другая, а я, как дура, раскатала уже губы! Уже хотела запулить телефоном в стену, как снова раздается звонок. — Василиса, добрый вечер, — его голос режет мне душу, у него есть другая. – Я задержусь на несколько дней, возникли трудности, как буду вылетать – сообщу. — Не торопись… И сбрасываю звонок. Дура ты, Васька! Он улетел к другой бабе, а тебе навешал лапши на уши, ты и размякла, поимели тебя. Ладно, хоть не забеременею. По срокам было еще рано. На душе гадко. И тут слышу шум гравия на подъездной дорожке. Наверное, приехала Вера. И действительно Вера идет быстрым шагом к дверям, а сзади два ее сына устроили матч в волейбол прямо на подъездной дорожке. Она кричит на них. Те шумно оправдываются, кидают мяч в последний раз и покорно идут за матерью. Они семья. А что есть у меня? Вот умру, как Стасик, и даже похоронить меня не кому? Господи, мне же еще хоронить Стаса!