В моей душе все переворачивается. Бегу в кабинет, нахожу пакеты и скотч. Хватаю черные полиэтиленовые пакеты и пакую все, раскладывая в одни пакеты костюмы, в другие рубашки и мелочь, в третьи пакеты пакую обувь. Только в полночь останавливаюсь и с удивлением смотрю на пустой гардероб. Одежды практически не остается. Моя сиротливо висит в углу. А на штангах покачиваются голые вешалки. Даже немного становится страшно. Он занимал большую часть моей жизни, почти все мое время было посвящено ему. А что будет сейчас? И хоть почти уже два месяца прошло с того момента, как наши отношения накрыло, когда все его вранье вылезло наружу, я до сих пор еще не привыкла, что его в моей жизни больше нет. Чувства прошли быстро, а дыра, образовавшаяся из-за него в душе, никуда не делась. Сижу и рыдаю. И только краем уха, услышала звонок мобильного. Это Богдан. — Родная, почему не отвечала? – взволновано спрашивает он. — Разбирала гардероб, — устало говорю я. — У тебя все хорошо? — беспокоится он. — Да, я ложусь спать. Но поспать в эту ночь мне не удалось. Ни расслабляющая ванна, ни теплый чай с мелиссой не смогли дать мне умиротворения. Я целую ночь ворочалась в постели. То мне слышались шаги на нижнем этаже, то голоса, то скрипнула половица. Встала и остаток ночи проходила из угла в угол в своей спальне. И только под утро забылась беспокойным сном. Меня ни кто не беспокоил, только Богдану позвонилась, как встала. К обеду раздался звонок. — Доброе утро, Василис, — Рашид как всегда деловой и собранный. — Доброе утро. — Нас ждут в Следственном Комитете в три часа, за тобой едет Богдан. Ни слова лишнего, ни эмоции, только сухие факты. И снова допрос. — Василиса Александровна, мы на похоронах заметили несколько женщин, которые восприняли смерть вашего мужа очень близко, как родного человека, вы говорили, что у вас нет родственников? — Нет, это не родственники, это его любовницы. — Вы в этом уверенны? — Я уже ни в чем не уверена. Но родственников у нас нет. — Вы знакомы с этими женщинами? — Только Нату знаю, остальных не встречала. Мужа не ловила на изменах, в телефон его не лезла. Как не хочется копаться в грязном белье, но знаю, что следствие сейчас перевернет нашу жизнь со Стасом вверх дном, вся грязь выйдет наружу. — Вы знали, что одно ЭКО он сделал суррогатной матери в Москве? Я с удивлением смотрю на следователя. — И оно получилось? У него будет ребенок? — Да, насколько нам известно, суррогатная мать лежала в клинике, у нее все хорошо. Я поражена до глубины души. И вспоминаю его слова об одиночестве: Я почувствовал в тот момент, когда ты мне предложила развод одиночество! Сука! Одиночество! Я понял, что ты вот можешь уйти и все. Я дальше пойду один, и вокруг никого. Мать вашу, у меня никого нет! Стас больше не будет один, у него будет ребенок. А потом страшные мысли вдруг всплыли в моей голове. Забеременела суррогатная мать. А нужен ли ей этот ребенок. — А можно узнать данные этой женщины? – спрашиваю следователя. — Она тут за дверью сидит, — кивает мне тот. И действительно, за дверью на неудобной лавочке примостилась беременная девушка. Ей на вид лет двадцать пять, худенькая, чем-то напоминающая меня в молодости. У нее темно-русые волосы и голубые глаза, кукольное милое личико, тонкие ручки она сложила на животике в защитном жесте. — Здравствуйте, меня зовут Василиса, я жена Стаса, — смотрю на нее и вдруг понимаю, что она меня боится. — Вы его отнимите? Да? Он мой, — вдруг резво вскакивает со скамейки девушка, она хватает меня за рукав пиджака. – Поймите, он мой, Стас не собирался у меня его забирать. Она говорит сбивчиво, словно за ней гонится стадо слонов и нужно успеть. — Подождите, девушка, кого я отнять хочу? — останавливаю ее. — Ребенка, — удивленно смотрит она. — Я не хочу этого ребенка, — вырывается у меня, но я говорю правду. Я действительно не хочу этого ребенка. Рада, что появится частичка моего мужа на этот свет, но не хочу брать на себя его воспитание. — Наоборот, я хотела вам предложить оставить его себе, — говорю, а сама внимательно отслеживаю эмоции девушки. Сначала на его лице испуг, потом удивление, а затем радость. — Так вам он не нужен? – она спрашивает меня, а у самой в глазах надежда. — Нет. — Я его себе оставлю? — она говорит о ребенке, как о игрушке. — Конечно, я не буду претендовать на него, — и тут меня за руку хватает Рашид и тащит по коридору в сторону выхода. — Я же просил не говорить ни с кем без меня, — шипит он недовольно. – Эта девица теперь в очереди за наследством. — Рашид, я поделюсь с его ребенком, — вырываю руку из его захвата. – Пойми, он хотел оставить частичку себя на этой земле, и ребенок родиться, почему я не должна с ним поделиться наследством. Рашид останавливается, как вкопанный, и внимательно смотрит мне в лицо. — Ты наивная простота, — вдруг говорит он. – Любая другая бы послала эту девку лесом. — Я не любая, у ребенка должен быть дом, он должен быть обеспечен, чтобы вырасти. Дай бог, он не станет таким ужасным, каким стал Стас. — Ты меня всегда удивляла, Василиса, — усмехается Рашид. – Только смотри, чтобы такие вот девушки тебя не раздели и не разули. Я не знаю, как там дальше будет. Но мне грустно. И я еду на работу. Хотя там уже все и без меня сделано. Не хочу оставаться одна, когда вокруг люди, мне легче. Богдан довозит до работы и обещает забрать в шесть. И только его машина исчезает за углом, как чья-то мохнатая рука хватает меня за воротник пиджака. Я оказываюсь в подвешенном состоянии, как мышонок Джерри в лапах кота Тома. — Попалась… Глава двадцать четвертая Меня за ворот пиджака держит волосатая рука вся в наколках до синевы. А я испуганно скребу по асфальту ногами, ткань одежды начинает подозрительно потрескивать, того и гляди, швы разойдутся. — Когда долги возвращать будешь? – рычит над ухом незнакомец. – Или решила, что муженек помер, то и долги возвращать не надо. — Ааааааа, — только и вырывается от страха из моего рта. И тут моего преследователя словно ураган сносит. Ураган по имени кулак. Здоровый такой кулачище. И я бы упала на асфальт, но меня подхватывают руки и ставят на ноги. Оглядываюсь. А рядом стоят двое здоровенных мужиков, явно охранников. — Нас прислал Богдан, присматриваем вот за вами, — улыбаясь, говорит один из них. — С-сп-спа-си-бо, — только и могу выдавить я из себя.