Ухожу в кухню. Перемываю сервиз, аккуратно складываю тарелочки друг на дружку, подсовывая между ними полотенца. — Ты и его хочешь забрать? — Спрашивает Марат. Он стоит, приосанившись к дверному косяку и наблюдает за тем, как я скрупулёзно отмываю кофейные круги с чашек. — У тебя полно другой посуды, а с ним нужно обращаться бережно. — Ну это же подарили нам, да? — Поднимает бровь. — Тебе и мне. Получается, он как бы общий. Я знаю, что ему не нужен этот сервиз. Он делает это из вредности. Наказывает меня за то, что приехала собирать вещи с подкреплением, а не рухнула к его ногам с просьбами о помощи. Шарю рассеянным взглядом по кухне и натыкаюсь на любимую кружку Марата. Котята на ней по-прежнему обнимаются. «Я буду тебя бесить, а ты терпи». Выдыхаю. — Ладно, три пары тебе, три мне. — Забирай всё, что тебе нужно. — В дверном проёме появляется Кирилл. — Марат, отойдём? Мужчины уходят. Я тревожно замираю и прислушиваюсь. Надеюсь лишь на то, что они не устроят драку, потому что Марат наверняка напишет заявление и снимет все побои. А может даже сам добавит себе парочку, чтоб уж точно поверили. Но из гостиной не доносится никаких подозрительных звуков, а вскоре Марат снова появляется на кухне — с плотно сжатыми губами и часто вздымающийся от глубокого дыхания грудью. — Забирай. — Рычит он. — Нахрен мне твой сервиз не сдался. Давай, что там ещё тебе нужно? Столовое серебро? Кастрюли? Забирай. — Подходит ближе и шипит тихо, как змей. — Только каждый раз, когда будешь на всё это смотреть, думай о том, кто на это заработал. Кто тебе обеспечивал безбедную жизнь, пока ты развлекалась игрой в домохозяйку. Обмираю под этим пропитанным ледяным презрением голосом. По спине бегут колючие неприятные мурашки, и мне хочется бежать, бежать как можно дальше, наплевав на вещи и на чёртов сервиз. В глазах мутнеет от слёз, но что-то заставляет меня закончить начатое — я заворачиваю посуду в ещё один слой полотенец, складываю в сумку и выхожу, протаранив плечом Марата. В гостиной Кир забирает сумки. Их всего две, и они не тяжёлые, но я не возражаю. Пулей вылетаю из дома и, сев в машину, даю волю слезам. Глава 10. Достаточно Настя Льёт дождь. Дворники ритмично двигаются по лобовому стеклу, разгоняя ручейки, мешающие обзору. — Он меня ненавидит. — Проталкиваю сквозь зубы. — Что я сделала, чтобы меня ненавидеть? — Вышла из под его контроля. Я не силён в психологии, зато немного понимаю логику мужчин. — И что, по его мнению я должна была умолять о прощении? Так я ведь писала. Искала встречи. — Шмыгаю носом. — Нет, просто он думает, что я всегда делаю недостаточно. Не достаточно упорна, не достаточно сексуальна, не достаточно образованна. Теперь ещё и не достаточно целеустремленна в вопросе нашего примирения. А сегодняшней выходкой я вообще поставила крест на возможности всё исправить. Понимаешь, Кир? Меня просто не достаточно. Кирилл, держа одну руку на руле, второй шарит в бардачке. — Извини. Ты и так мне помог, а теперь еще выслушиваешь душевные излияния. И за Марата тоже извини… — Обо мне можешь не беспокоиться. — Протягивает пачку салфеток. — Нужно что-то посерьёзней обиженного жмота, чтобы пошатнуть моё равновесие или хотя бы испортить настроение. А вот ты всмятку. Отличное слово. Заменит тысячу психологических определений, потому что всмятку — это ровно то, что я ощущаю. Размеренная жизнь за неделю встаёт с ног на голову, но сильней всего меня выбивает из колеи новое чувство, поселившееся внутри. Этому чувству я пока не могу дать названия, оно просто гудит и вибрирует. Раньше я не допускала мысли, что могу испытывать к Марату что-то, кроме любви, уважения и благодарности. Оказывается могу, и это в новинку для меня. Это как всю жизнь любить шоколад, а потом вдруг понять, что он не то, что безвкусный. Он слишком сладкий, приторный, от него вязко во рту и хочется пить. И ты разочаровываешься и тоскуешь, но вовсе не по самому шоколаду, а по тем ощущениям, которые больше не возникают. Пытаешься самостоятельно воспроизвести их, вспомнить, что чувствовал в моменты, когда молочная сладость таяла на языке, но не выходит. Кирилл останавливает машину у моего дома. Забирает из багажника сумки, раскрывает зонт, защищая меня от дождя. Бежим вместе к подъезду, шлёпая по лужам. В подъезде пахнет сыростью — тянет из подвала. Стены расписаны стихами без цензуры и любовными признаниями. Кнопка лифта выжжена, сам лифт малюсенький и скрипучий. Кирилл в весь этот антураж совсем не вписывается. — Мой восьмой. — Зачем-то говорю я, нажимая кнопку. Наверное, чтобы разрядить обстановку. Открываю дверь квартиры, вхожу первая. — Свет в коридоре не работает. — Предупреждаю Кирилла и прохожу в зал. Щелкаю выключателем. — Надеюсь, довезли без потерь. Куда поставить? — Кир топчется на пороге с сумками. — Брось прямо там, завтра разберу. Чаю хочешь? — Нет, поеду. Подхожу к Кириллу. Протягиваю руку. — Спасибо за помощь. Если я могу тебя как-то отблагодарить… — Ничего не нужно. — Сжимает мои пальцы в своей тёплой сухой ладони. Не отпускает. — Был рад помочь. Смотрю в его глаза — там плавленое золото, горячее и сверкающее. Тёмные ресницы порхают, отбрасывая на щёки тонкие тени. Его запах медленно заполняет всё пространство в квартире, вытесняя все иные, посторонние ароматы. Его присутствие и близость действуют на меня отупляюще — я просто смотрю, не в силах ни отвести взгляд, ни сказать хоть что-то адекватное. Встаю на носочки. Касаюсь губами уголка его губ, потому что… Потому что это секундный порыв, и потому что я этого хочу до трясучки. Кир прикрывает глаза и берёт меня за плечи. Держит крепко, но ничего больше не предпринимает. А я жду, зависнув в каком-то эйфоричном и пьяном состоянии. — Насть. — Касается лбом моего лба. Шепчет мне в губы. — Что мне делать с тобой? Что делать? Просто остаться. Я не привыкла затыкать пустоту внутри сексом, и обычно предпочитаю иные формы близости, но сейчас чувствую острую необходимость в ком-то. Мне страшно остаться одной. Страшно почувствовать себя ненужной и брошенной. И если я могу удержать Кира сексом, то пусть будет так. Хватаюсь руками за рукава его пальто. Сжимаю пальцы до боли и побелевших костяшек. Мы оба неровно дышим, и наше дыхание смешивается. — Не уходи. — Насть… — Отпускает. Резко отступает назад. — Не надо сейчас. Уходит, прикрыв дверь. Прислоняюсь спиной к стене и стою, спрятав лицо в ладонях. Меня трясёт, щёки горят. Медленно дышу. Это плохо, да? Плохо что-то чувствовать к другому мужчине, когда муж ещё даже не перекочевал в статус «экс»? Но все эти шесть лет с Маратом я будто соревновалась с невидимым соперником. С образом идеальной себя, которой никогда не существовало за пределами воображения Марата. И теперь это меня гасит и утяжеляет. В то время как то, что происходит с Киром, на чём бы оно не основывалось, дарит крылья. Я запуталась. И я, чёрт возьми, чувствую себя ненужной и брошенной. Входная дверь резко распахивается. — Да нахрен всё! — Врывается в квартиру Кирилл. Он в два шага оказывается возле меня. С его лица капает вода, пальто тоже влажное. Припечатав руки по обе стороны от моего лица, впивается в мои губы. Вдавливает в стену всем своим телом. Не нежничает, но урчит от страсти, как большой кот, и я растекаюсь лужицей, не падая лишь потому, что меня держат. Его руки поспешно развязывают пояс моего плаща, забираются под свитер и холодят кожу осторожными прикосновениями. Выгибаюсь ему навстречу. Обхватываю руками шею, зарываюсь пальцами в мокрые волосы. Кир подхватывает меня под бёдра. Я лечу вверх, плащ — вниз. Сердце неистово лупит по рёбрам. Дрожу всем телом. Под веками взрываются вспышками звёзды.