— Что может быть вредного в простом напитке? Джеймсу показалось, или Лонгшор уже неплохо приложился? Может, поэтому и осмелел? — Это вредно для меня, — ответил он. — Видите ли, я не смогу остановиться на одном глотке, и последствия будут губительны. Лорд Бренч, который стоял рядом, попытался что-то сказать. Возможно, он хотел вмешаться и сменить тему, но Лонгшор не дал ему шанса. — Значит, вас останавливает слабость, — сказал он, глядя Джеймсу в глаза. А вот это было уже слишком. Раздражение виконта стремительно превращалось в гнев, и он уже не ручался, что Энтони Лонгшор покинет пикник с полным набором зубов, если продолжит в том же духе. На мгновение Джеймс забыл обо всём — об Элоди и других дамах, о лордах, которые его окружали. Ему просто хотелось сделать один очень сильный, точный удар, который заставит пижона заткнуться. — Вы когда-нибудь видели меня пьяным, господин Лонгшор? — тон Джеймса больше не был дружелюбным. В нем сквозила угроза, но Энтони, кажется, ее не расслышал. — Нет, — ответил он. О, ну конечно же нет. Если бы видел, вряд ли бы он так старался. — Но, полагаю, вы слышали истории обо мне, — продолжил Джеймс. Лонгшор ухмыльнулся. — Слышал парочку. Только забавные, очевидно. И ни слова о тех, что следовали за ними. О том, например, как Джеймс сломал человеку челюсть лишь за то, что тот оскорбил цвет его жилета. — Кажется, друг мой, вы сами хотите стать частью такой истории, — сказал он Лонгшору с вызовом. — Но для этого мне не обязательно пить! Давайте я вам расскажу, что будет, если я осушу эту флягу. С этими словами он шагнул к Лонгшору и понизил голос, яростно пробормотав: — Как только я выпью и утрачу контроль, то найду палку потолще и затолкаю ее тебе так глубоко в задницу, что ты сможешь поковыряться ею в зубах. Понял меня, ты? Лонгшор раскраснелся, а Джеймс отпихнул его и развернулся, чтобы уйти. Единственное, о чем он молился, это чтобы ни у Лонгшора не хватило ума пересказать его грубость Элоди. И приукрасить её, по случаю. Глава 14 Глава 14 В тот день Элоди нашла лишь пару минут для общения с Джеймсом. Это была не более чем прогулка после пикника, когда все гости возвращались в поместье. Они вдвоем немного отстали, чтобы скрыть свою беседу от лишних ушей. Сначала Элоди показалось, что Джеймса что-то тревожит, но подозрения рассеялись, когда он одарил ее яркой и теплой улыбкой. — Кажется, я нравлюсь твоему отцу, — сказал он, опуская поля своей шляпы, чтобы не слепило солнце. Элоди улыбнулась. — А еще ты явно нравишься леди Девон. Джеймс недоуменно нахмурился. — С чего ты взяла? — Ну-у-у… Она не сводила с тебя глаз, пока мы были на пикнике. — Да? Я и не заметил. Ей были приятны эти слова. Как и тот факт, что жаркие и любопытные взгляды леди Девон ускользнули от внимания Джеймса. Значит, он действительно не смотрел на других женщин, а это не может не радовать. — Надеюсь, симпатия твоего отца ко мне иного рода, нежели у леди Девон, — сказал он. Элоди рассмеялась и отметила, что Джеймс в этот момент стал выглядеть еще счастливее, чем прежде. Ему явно нравилось ее смешить. — А что у вас произошло с Энтони Лонгшором? — спросила она. Элоди видела, как они о чем-то говорили ранее, и, судя по их лицам, беседа была далеко не дружеской. Лонгшор не проронил ни слова после того, как они разошлись, и у нее появились подозрения… Вдруг они говорили о ней? Слишком самовлюбленные мысли, но Элоди не могла от них отделаться. Джеймс напрягся от ее вопроса, но всё-таки вздохнул и ответил: — Лонгшор слишком настойчиво предлагал мне выпить. Я попросил его так больше не делать. Элоди нахмурилась и сильнее сжала зонтик. — А ты… Тебе было трудно отказаться? Он усмехнулся, слишком резко и отрывисто. — Чертовски трудно. Элоди ценила эту честность. И то, что Джеймс не пытается выставить себя святым. Но она всё еще не понимала, почему? Что такого в этих напитках, чтобы они так сводили человека с ума? Однако накануне вечером она наконец добралась до очерка Томаса Троттера, и кое-что для нее прояснилось. Они прошли еще несколько шагов в тишине, наблюдая, как гости уходят всё дальше и дальше, прежде чем Элоди решилась воспользоваться моментом. — Знаешь, я кое-что читала на тему пьянства. Джеймс остановился, но всего на секунду, а потом снова пошел за ней. — И что же ты узнала? — спросил он. Прозвучало настороженно, почти испуганно. Элоди нервно повертела зонтиком. — Узнала, что некоторые считают это болезнью ума, а не тела. Джеймс фыркнул. — Значит, я сумасшедший? Его взгляд цеплялся за что угодно, кроме нее. У Элоди сжалось сердце, и она постаралась тщательнее подобрать слова. — Ты не сумасшедший, Джеймс. И не слабый. Он вздрогнул, но она сделала вид, что ничего не заметила. — Это такая же болезнь, как и любая другая, — продолжила Элоди. — Хоть и трудноизлечимая. Джеймс прищурился, глядя вперед. — Ты говоришь так, будто веришь, что это можно излечить. — Да, я верю. Он резко остановился и повернулся к ней. В его чертах проявилось отчаяние. Элоди тоже остановилась и заглянула ему в глаза, готовясь к худшему. Она уже почти пожалела, что завела этот разговор. — А что бы ты сделала, если бы я «заболел» здесь, у тебя дома? Если бы вел себя, как в прошлый раз? Больным вроде меня указывают на дверь, разве нет? На секунду она растерялась. На эти вопросы было так сложно ответить! Одно дело рассуждать о пристрастиях Джеймса, пока он трезв и в своем уме, но совсем другое — представить, во что он превратится, если выпьет. Это дикое, разрушительное поведение могло бы навредить и ему самому, и всем вокруг. И всё же Элоди знала ответ. — Я бы постаралась помочь тебе. Джеймс горько усмехнулся. — Потому что это христианский путь? О сирых и убогих нужно заботиться, правда? Он издевался над ней или над собой? Или просто был слишком смущен ее признанием? В любом случае, правда с готовностью сорвалась с ее губ. — Потому что мне не всё равно, Джеймс. Я хочу лучшего для тебя.