— Идите, — сказал я ласково. — Женя ждёт, уверен. А как тут к электричке пройти? Я чувствовал, что доступные мне чудеса на время кончились. Высший во мне не исчез, но словно бы притих. — А тут рядышком! — обрадовался Андрей. — Вот, по тропинке, туда, там храм увидишь, а дальше уже подскажут… Когда я уходил через кладбище, под тихий шелест дождя, то один раз обернулся. Андрей пил из фляжки, запрокинув голову. Угробит он себя всё-таки. То, что под лёгким, но непрерывным дождём на меня не упала ни одна капля, я понял, только дождавшись электрички и войдя в вагон. Я оставался неприлично сухим. Надеюсь, заметившие решили, что у плаща был капюшон или я накрывался зонтом — люди вообще очень невнимательны. На возникший у меня под ногами пятиконечный орик тоже никто внимания не обратил. Шикарный орик, между прочим, яркий и чистый. Я наступил на него и аккуратно раздавил. Трясясь в полупустом вагоне, глядя на пригороды — всё больше домов, заброшенных восемь лет назад, вновь были заселены, светились окна, во дворах играли дети — я думал о том, что никогда не верил в чудеса. Может, это отец так повлиял, он всегда говорил, что нельзя надеяться на удачу, на выигрыш в лотерею, на лёгкий билет на экзамене. Я и не надеялся. Был уверен, что займу хороший пост где-нибудь во власти, но пахать до него буду лет тридцать, а не выскочу шальной кометой на небе. Пусть девчонки мечтают выйти замуж за принца и вскоре стать королевой. И гением я себя не считал. Учился на пятёрки, но без лёгкости. Читать разве что любил, но всякую развлекательную литературу, Толстого и Достоевского можно и в пересказе пролистать. Занимался спортом, качался, но тоже без мечтаний об олимпийских медалях и всемирной славе. Ну откуда во мне взяться какому-то смыслу, который должен породить полубога и изменить мир? С другой стороны, ведь на Трисгарде смысл ухитрился породить годовалый малыш. Он-то что мог понять и придумать в своём невинном возрасте, когда только первые слова начинают лепетать… Значит, дело не в уровне интеллекта, так? Не в накопленном опыте, не в жизненных переживаниях? Какое-то озарение, способность взглянуть на мир под новым углом и понять что-то, чего не было раньше. Ну или было, но не находило воплощения. Громыхает ли молния, трещит ли раздробленное ею дерево в глухом лесу, где некому услышать звук? Волна в воздухе — это ведь ещё не звук, это просто волна… А можно ли услышать то, чего нет, — и заставить это появиться? Глупая мысль, но Продавец как-то сказал про упрямых тэни, которые создали «эфир» — несуществующий в природе. То есть, получается, смысл может изменить реальность? Интересно, надо будет над этим подумать… Смысл, который несёт Высший Миланы — это сотрудничество, баланс интересов, компромисс. Хороший смысл, чего уж спорить. Но ведь всем и без того должно быть понятно, что сотрудничать лучше, чем враждовать! Во всех детских сказках этому учат — и что, помогли человечеству эти сказки? Как в древности воевали, как дрались за смешные ценности вроде золота и территорий, так и продолжали. А Высший Миланы каким-то образом ухитрился эту древнюю и никому не нужную истину претворить в жизнь. Смысл Высшего Продавцов тоже понятен. Как ни смешно, это торговля. И пусть не все согласятся, но ничего плохого в торговле тоже нет, если она честная. Но что-то же они добавили к этому смыслу, если он станет основой их сингулярности? Даже Высшие у Прежних и Инсеков, пусть они и мерзкие, понятны. Есть лучшие, избранные, они идут вперёд, им принадлежит будущее, мир, знания. Остальные — отбросы, планктон, стадо. Только Прежние свою элиту выбрали по праву сильных, а Инсеки случайным образом. Кстати, я совсем не удивлён, что такие смыслы появились и процветают. Они ведь очень простые на самом-то деле. Животные, первобытные — пожирай слабых и расти. Только в природе есть предохранитель — смерть, чтобы одно животное не сожрало всё и вся, а Прежние с Инсеками сумели его отключить. Про других Высших я ничего не знаю, кроме того, что они есть. Ну, допустим, один Высший может превратить в смысл искусство и красоту, другой, какой-нибудь космический Ктулху, разрушение и уничтожение. Неважно. Всё равно они будут конкурировать, собирать смыслы попроще, вроде изобретений и физических идей, всё равно они соперники. Даже Высший Миланы с его «сотрудничеством» всего лишь собирается объединить разные миры, с которых Прежние и Инсеки собирают смыслы. С Прежними и Инсеками он сотрудничать не станет, они прямые антагонисты. Четверо. Для простоты буду считать, что в нашем районе Галактики болтаются четыре силы, четыре сингулярные личности. Высшие Прежних, Инсеков, Продавцов и тот, кого породили тэни. Прежние с Инсеками в будущем объединятся. Высший Миланы и Высший Продавцов, возможно, тоже, их идеология близка. И будущее это не определено. Высшие могут смещаться во времени, вмешиваться в дела друг друга и предсингулярных цивилизаций, защищать какие-то миры и каких-то важных для них личностей. Отсюда и их суровое требование не допускать геноцида, это ведь сделает беднее всю Вселенную. В далёком будущем они сойдутся в поединке, уцелевший и укрепившийся пойдёт дальше… тьфу, не надо даже об этом задумываться, голова кругом идёт. Но пока есть некое равновесие. Тут появляюсь я. Лежал на карточном столе джокер, должен был стать частью Высшего Миланы, и вдруг обернулся самостоятельным игроком. Мы бы, конечно, в будущем нашли компромисс, вот только у нас с Миланой одна колода карт, а играть надо обоим. Можно сказать, Высший Миланы ещё очень сдержан. Дал мне время подумать, поискать выход… ну, это его суть, конечно, его смысл… А мне бы понять свой, как Андрей советовал. Возможно, тогда найду выход? Ведь иначе, хочу я того или нет, мой Высший схватится с Высшим Миланы. Я ему помешать не смогу. Пока я знаю лишь то, что устроил ловушку — в которую и сам отправился, и в которой, похоже, сгинул Лихачёв. Не очень-то красивый поступок. Неприятно обнаружить, что ты вовсе не такой хороший, каким себя считаешь… — О чём задумался, задрот? Я вскинул голову, но обращались не ко мне. Возле меня никого не было, а вот через ряд кресел сидела компания из четырёх парней. Впрочем, нет, не компания — когда я садился, там был только тощий подросток лет семнадцати, в наушниках и с книжкой в руках. Типичный «мальчик из хорошей семьи», только очков не хватало, чтобы выглядеть классической жертвой хулиганов. Зато трое присевших к нему ребят — постарше, лет по двадцать — были просто эталонными гопниками в поисках жертвы. Слегка поддатые (мне даже показалось, что я чувствую запах алкоголя), в джинсах и чёрных рубашках — почему-то у подмосковной шпаны в последние годы была такая мода. Один из парней как раз аккуратно, без видимой агрессии, вытащил наушник из уха паренька с книжкой, вставил себе, поморщился. Изрёк: — Дрянь какую-то слушаешь. — Чайковского, — забирая наушник, ответил подросток. — Извините, вы меня отвлекаете. Если он не напрашивался на разборку, то я Дед Мороз! — А ты знаешь, что твой Чайковский педик? — спросил парень. — Вам лучше знать. — Подросток демонстративно вставил наушник обратно в ухо и уставился в книжку. Честно говоря, я обрадовался. Мне хотелось отвлечься. Я встал, подошёл, наклонился над парнями. Негромко сказал: — Встали, вышли в соседний вагон и до Москвы едете молча. — А то что? — спросил молчавший до сих пор парень, над которым я нависал. Я посмотрел ему в глаза. — А то я оторву вам руки. Может быть, и головы. Конечно, я бы не стал этого делать. Только если бы превратился в Защитника, но этого не требовалось. В глазах у парня вдруг появился страх. Он молча встал, за ним поднялись его приятели. Кажется, те были уверены, что начнутся разборки, но нет — товарищ молча потащил их по проходу. Даже не матюкнулся и не попытался бросить на ходу «псих» или ещё как-то спасти репутацию. Не в первый раз убеждаюсь, что чем люди проще, тем быстрее чувствуют реальную угрозу. Не понимают, что происходит, но чувствуют. Я сел напротив подростка. Тот снял наушники, уставился на меня. Взгляд у него всё-таки был напряжённый. — Вы им что, ствол показали? — спросил он хриплым, недавно сломавшимся голосом. — Или удостоверение? — Нет, просто пригрозил искалечить, — ответил я и растерянно подумал, что ведь «корочка» у меня и впрямь есть. — А ты зачем нарывался на драку? Пацан помолчал. Потом сказал: — Тренирую характер. — Ты вначале тело потренируй, а потом за характер берись, — посоветовал я. — Что б они мне сделали? Тут люди. — Много к тебе людей подошло? Подросток подумал, потом ухмыльнулся. — Вы же подошли. Хорошие люди всегда есть. — Балбес ты. — Я покачал головой. — Не нарывайся попусту. Они пьяны, а им много не надо, мозги-то крохотные. Мы обменялись усмешками, потом я встал и пошёл в тамбур. Лучше понаблюдать через стекло за дураками. Но в соседнем вагоне тех уже не было. Ушли подальше. Мы уже подъезжали к Киевскому вокзалу, я встал у дверей, глядя в замызганное стекло. Кроме меня в тамбуре был только пожилой мужчина, стоящий в углу и тихонько куривший электронную сигарету, пряча её в кулаке. Стукнула дверь, подошёл подросток, за которого я заступился. Сказал без предисловий: — Извините, я соврал. Я вовсе не тренировал характер. Пытался понять, есть ли он вообще у меня. Я посмотрел на него и позволил смыслу сработать. Покачал головой: — Зря. Не надо проверять, достоин ли ты её. Надо в это верить. — Догадались? Но вы не понимаете, я… — Понимаю. Не вмешался, сделал вид, что всё в порядке, струсил… Ну так нагрубить в ответ хулиганам — не смелость, а глупость. — Сейчас скажете, что надо идти заниматься единоборствами? Или в армию по контракту? — А это всем по-разному. Может, тебе достаточно санитаром в больнице поработать, прежде чем в медицинский поступать. Подросток нахмурился. — Откуда вы знаете? — От верблюда. — Вы странный. — Он насупился, глядя на меня. — Мне показалось, что вы добрый. — Нет, — ответил я задумчиво. — Я не добрый. Я просто не злой.