Бедной чистой Дездемоной. Ива, о ива…{26} Я играла, как играла бы тогда, но одна за всех. И это было замечательно! Сержант молчит. Лаашья слилась с ночью, но слушает меня. И Сиг. И Так. Огонь, и тот притих. Кто-то очень громко вздохнул. Людей собралось. Откуда они взялись? Пришли и смотрят. Но пускай. Какой театр без зрителей? «… Будь жизнями все волосы его, мое отмщенье все бы их пожрало…»{27} И руки – уже не мои, но оскорбленного Отелло, сомкнулись на тощей шее Сига… Кайя пробился сквозь толпу, сдерживая желание попросту расшвырять людей. Обычно бежавшие с его пути, они стояли плотно и в упор не замечали своего лорда, что было более чем странно. Стена закончилась в двух шагах от костра. А по другую сторону – Изольда, маленькая нежная Изольда, встав на цыпочки, душила какого-то типа. И, судя по всеобщему одобрительному молчанию, а также по выражению лица Изольды, тип этот определенно заслужил подобную смерть. Кайя подумал, что надо бы помочь. У Изольды вряд ли хватит сил, да и вообще женщины не должны убивать собственноручно – это слишком утомительное занятие. И держит она неумело. Так только синяки останутся. Душить вообще долго, быстрее шею сломать. – Стой. – Урфин повис на плече, упираясь ногами в камень. – Посмотрим. Изольда, отпустив типа – он осел на землю, но явно недодушенным, – принялась говорить, быстро и страстно. Люди кивали, шепотом передавая друг другу слова. Но смысл происходящего по-прежнему ускользал от Кайя. Кайя не был представлен леди Дездемоне, но все равно ему должны были доложить об убийстве, в котором явно был замешан обвиняемый Изольдой человек. И если все обстоит именно так, как Кайя думает, то удушением он не отделается. Изольда же, скрестив руки на груди, заговорила другим тоном. – Надо же, как любопытно. Жаль, что раньше не пришли… – пробормотал Урфин, и стоявший рядом человек в грязном поддоспешнике шикнул: – Тихо. – …это просто представление, Кайя. Это просто представление… Сделав изящный разворот, Изольда вырвала из-за пояса длинный кинжал и подняла так, что увидели все. Ударить она не успела. Кинжал, тяжелый, кстати и не особо удобный, вырвало из моей руки. А в следующий миг я увидела Кайя, который возвышался надо мной, аки скала над морем. Злосчастный кинжал он сжимал в кулаке. И так сжимал, что сталь сначала захрустела, а потом посыпалась крошкой. – В общем, все умерли, – подвела я итог истории, раздумывая, пора ли бежать или уже поздно. Не смея отвести взгляд, я спрятала руку за спину, нащупала что-то – как оказалось, двузубую вилку – и протянула Кайя. Он с тем же отрешенно-сосредоточенным видом искрошил и ее. Да уж, на металлопереработке ему бы цены не было. А на мавра-то как похож… в сумерках лицо из-за татуировок выглядит почти черным. Глаза же белые, вернее, побелевшие. Жуткие. И вилки, как назло, закончились. – Вечер добрый, – сглотнув, сказала я. – Погода нынче… ветреная. И дождик идет. Кайя кивнул. То есть к беседе их светлость не расположен. – А мы тут… в театр играем. – Вы ранены? – Прозвучало так, что я едва не согласилась: да, ранена и вообще почти при смерти. – Нет. – А кровь? Кровь? Ах да, пятна остались. Нюх у Кайя как у собаки. И глаз как у орла,{28} если различил эти крохотные… ну, не крохотные, но почти слившиеся с родным цветом ткани пятна. – Горшок лопнул. Забрызгало. – Я честно попыталась прояснить ситуацию, подозревая, что выходит не слишком понятно. Но сейчас разум мой решительно отказывался сотрудничать. Интуиция и та заткнулась. – Горшок? – Глиняный. Наверное, с трещиной был… маленькой… а потом раз, и все… – Кровь лошадиная. Леди не ранена. – Сержант встал и руки поднял, как фашист, партизан завидевший. – Фризиец? Уф, мне как-то полегчало оттого, что внимание Кайя переключилось на Сержанта. Тот крепкий, выдержит. – Фризии больше нет. – Фризийцы остались. Что-то это мне напоминает. Ах да! Пароль-ответ, и слоны улетают на юг, славянский шкаф ушел из продажи, а Штирлиц живет этажом выше.{29} Осталось понять, кто здесь за Бормана. – Если так будет угодно вашей светлости. – Сержант опустил руки. – Я присягнул на верность дому Дохерти. И клятву не нарушу. Что бы это ни значило, но Кайя кивнул и повернулся ко мне. Сейчас будет скандал… – Леди, я понимаю, что вы глубоко оскорблены. Как тихо вдруг стало… и зрители мои куда-то разбрелись. Благоразумнейшие люди. Я бы тоже куда-нибудь разбрелась, лишь бы это чудо рыжеглазое не смотрело на меня с такой тоской. – Но вам не следовало покидать замок! – возвестило оно, указывая на тот самый замок, который возвышался над двором. – Неужели? А мне показалось, что именно этого все и ждут… – Я прикусила язык. Какой смысл в именах, которые слишком известны, чтобы произносить их вслух. Кайя глубоко вдохнул, а потом сделал то, что мужчины делают крайне редко. – Пожалуйста, простите меня. – Он произнес это почти шепотом, но я услышала, хотя не поверила собственным ушам. – Я клянусь, что подобного больше не повторится. Он извиняется? Он действительно передо мной извиняется? Да мужчина, способный попросить прощения, – это… это только в кино бывает. Они вымерли все, как белые единороги! Колька-Отелло, который меня в кафе пригласил, а сам не пришел, хотя я честно прождала час у метро, и тот лишь буркнул, что у него не получилось. И другие тоже… Это женщина прощения просить должна. Первой. Она ведь женщина, а у мужчин характер и самолюбие, которое никак нельзя поцарапать, иначе самолюбие воспалится и личность коллапсирует, ну или хотя бы к другой уйдет, не столь принципиальной. О чем я думаю? О том, что Кайя – самый главный в замке, во всем этом клятом протекторате. И самолюбие у него должно быть размером с дирижабль. А он извиняется. – Вы же вернетесь, леди? Еще немного, и я не то что вернусь – на шею ему брошусь от избытка эмоций. Поэтому вместо ответа я кивнула. Вернусь. В конце концов, мужьями не разбрасываются. И в воцарившейся тишине я услышала шепот: – Сиг должен Лаашья много жизнь! Лорд-протектор ушел, а спустя минуту из темноты появился еще один незваный гость. – Ночи доброй, – сказал он, неловко опускаясь на седло. – Доброй еды. Гость, раскрыв сумку, вытащил из нее холодный окорок, пару копченых рыбин и стопку лепешек. Добавил сыра и вина. – Чем обязан? – спросил Сержант. И по знаку его Сиг принял подношение, стараясь унять дрожь в руках. Он почти поклялся себе, что если останется живым, то уйдет в отшельники. Или женится… или лучше в отшельники? Сиг подумает. Если останется живым. – Ничем. Любопытственно стало. Фризиец и кобыла старых кровей. Тигрица Самаллы. Шкефский отшельник и тип, который явно чудом избежал пыточной… хотя как знать, как знать? Гость сам открыл вино и разлил по кубкам. Подставляли, не смея отказать. Пили осторожно, хотя смысла в осторожности не было. Вряд ли кто сумел бы определить отраву. Да и нужно ли травить? У гостя хватит иных возможностей. Одна ошибка, и разговор продолжится совсем в ином месте. – Забавная девочка, забавная. – Гость пил вино мелкими глотками, каждый катая на языке. – Котенок упал в стаю волкодавов. И остался цел. Кому повезло?