– Вы откровенны. Так принято в вашем мире? – Она все-таки поднялась и сцепила руки, словно в молитве. К прежней безмятежности добавилась нотка презрения. – Принято по-разному. Я откровенна. Я не хотела подслушивать, но так получилось. И поэтому нам нет смысла играть друг с другом. – Смысл игры – в игре. Ее платье отливало на солнце то синим, то сизым. Опалы мерцали. На левой щеке чернела бархатная мушка. – Я надеялась, что все еще может измениться. – Леди Лоу коснулась мушки сложенным веером, словно желая спрятать от меня этот кусочек ткани. – Отец твердил, что мое место – рядом с их светлостью. А я не привыкла возражать отцу… Что-то об этом я уже слышала от Урфина. – И да, ваша светлость, – в ее исполнении титул звучал насмешливо, – я также думаю, что мое место – рядом с их светлостью. – Вы его любите? – Что? – Она удивилась. – При чем здесь любовь? Ни при чем. Но Кайя ее не любит, и этому я рада. Конечно, он и меня не любит – не надо путать эмоции с хорошим воспитанием, – но над решением данного вопроса наша светлость еще подумает. – Замуж выходят не из-за любви. – Леди Лоу присела на скамеечку. Как у нее получается присаживаться, оставаясь изящной? И даже складки на ткани образуют рисунок, который подчеркивает хрупкость моей соперницы. – Женщина нужна для продолжения рода. А также чтобы скрепить связь между домами. Мой род не менее древний, чем род Дохерти. И не уступает богатством. Которое зарабатывается через постель очаровательной леди. Надо полагать, бедняжка трудилась, не смыкая ног. Спокойно, Изольда. Не дай себя вывести. Она же этого и добивается. И смотрит прямо, с вызовом, который я пока не могу принять – силенок не хватит. – Это была бы хорошая сделка. Но вы ее разрушили. Попробуйте встать на мое место, Изольда. Я не оправдала ожиданий моего отца. Попробую. Родословная как у арабской кобылы. И экстерьер в рамках местных понятий совершенства. Золотой запас опять же. А тут я… это даже не снег на голову – надгробная плита на темечко. И договор развернутой эпитафией. – Но вам не следует беспокоиться, милая Изольда. Сегодня их светлость ясно выразил свои намерения. – До свадьбы еще есть время передумать. И вот зачем я это сказала? Определенно, иногда хочется пришить язык к губам. – О, в таком случае Кайя Дохерти станет первым в роду, кто нарушит слово. Отрадно слышать. Но леди Лоу не остановилась на сказанном. – Знаете, я вам даже сочувствую. Веер в руке раскрылся и закрылся, совершенно беззвучно, покорный движению тонких пальцев леди. Поворот, и мне становится видна золотистая изнанка, но лишь на миг. И снова белое крыло внешней стороны. У вееров тоже есть свой язык, который я не понимаю. – Все мужчины – животные, – медленно, с очаровательной улыбкой произнесла леди Лоу. – А этот – хорошей породы. И проживет дольше других. И вот тут меня переклинило. Ладно, меня ей есть из-за чего ненавидеть. Я бы себе вообще яду подсыпала на ее-то месте, но Кайя в чем провинился? – Вы говорите о моем муже. – Я впилась в запястье. Спокойно, Изольда. Дыши глубже. Считай до десяти и улыбайся. Что там дядюшка советовал? Петь назло всем? Вот и правильно. А она – пусть говорит. – Да, я говорю о вашем муже. Признаться, была лучшего о нем мнения. Однако сегодняшний его поступок весьма меня разочаровал. О, Кайя себя плохо вел? Всенепременно отругаю на радость нашей милой леди. Возможно, даже в угол поставлю, если найду подходящего размера. – Настолько позабыть о правилах приличия, чтобы прилюдно демонстрировать свою… похоть. Так, кажется, я что-то интересненькое пропустила. – А вы, леди, позволили сделать это… Что? И когда? Нет, если между нами что-то было, я бы заметила. Если, конечно, это было бы со мной. А судя по всему – со мной. Интересно, а мне понравилось? – И не найти другого места, как Зал Совета… О… вот она о чем. Безумие какое-то. Кайя лишь прикоснулся ко мне. И… я ведь не против была. И точно не буду, если все повторится. Очень надеюсь, что все повторится. – Видите, – веер вновь раскрылся, отгораживая леди Лоу от меня, – вас оскорбили, а вы даже не заметили этого. Заметила я кое-что другое, что совершенно не касается данного существа, слишком возвышенного для грязных земных отношений. И ведь она на полном серьезе несет всю эту чушь. Откуда она вообще узнала? Спросить? Она ждет вопроса и с удовольствием ответит на него, подсыпав дерьма в мою и без того крепко унавоженную душу. – Возможно, в вашем мире допустимо, чтобы женщина имела такую же низменную натуру, какую имеет мужчина… А вот это уже неприкрытое хамство, и я понятия не имею, что с ним сделать. Разве что проявить свою низменную натуру, отобрать веер и постучать им по высокому лбу. Мысль показалась весьма привлекательной, только подозреваю, что их светлость не одобрит. – …леди должна всегда оставаться леди. Но вам, боюсь, этого не понять. Воинствующие феминистки, тайные мужененавистницы… лесбиянки, опять же тайные… в какой безумный мир я попала? – И сейчас я, пребывая всецело в вашей власти, готова смиренно принять любое наказание. Она вновь присела, и жест этот был оскорбительно изящен. Леди, леди… что ж мне с нею делать-то? А что бы я ни сделала, она в глазах местного бомонда предстанет мученицей. Вот пусть и мучается… вдали от бомонда. – Я не желаю видеть вас, леди Лоу. – Мне стало невыразимо тошно. Переспать с половиной местного двора, а потом обвинять Кайя в том, что у него натура не того градуса благородства? Это лицемерие. Или все проще? Не лицемерие, но просто обида отвергнутой женщины? А и плевать! – Будьте добры покинуть замок. До особого распоряжения. Реверанс сделался глубже. – Также я запрещаю вам носить парики. Может, дело в них? Тяжелые, душные. Голова преет, мысли дурные заводятся. – Как будет угодно вашей светлости. Ее лицо сохранило все то же отрешенное, слегка мечтательное выражение. И нельзя было сказать, оскорблена ли леди Лоу наказанием либо оно оставило ее и вправду равнодушным? У меня же осталось неприятное чувство, как если бы я сделала что-то не то. Все правильно. Это теперь и мой мир тоже. И замок. И Кайя тоже мой. Я подошла к окну и, навалившись на створки, распахнула. Жарко, как же все-таки жарко. И рука опять чешется, но уже запястье, на котором проступило крохотное пятнышко комариного укуса. Расчесывать не следует. Леди должна оставаться леди. Но я не хочу! Меня совершенно низменно тянет прикоснуться к Кайя, чтобы черные ленты под кожей его поползли за моими пальцами, вычерчивая траекторию движения. Вот только обрадуется ли он подобной инициативе? Ветер уносил жар, мне становилось легче. И я, опустившись на широкий подоконник, закрыла глаза. Надо выбросить леди Лоу из головы и думать о хорошем. О золотых ласточках и лазури. О паладине, который спустился с небес на зов Урфина. О другом, что застыл на синем щите… прохлада вдруг сменилась холодом, и мысль, острая, неприятная, разрушила очарование момента. Паладинов почти не осталось. На них охотятся ради корсетов и свечей… Нет, это ерунда. Глупая ассоциация, в которой смысла не больше, чем в святочном гадании. – Леди? – Наверное, я задумалась и пропустила появление Ингрид. – Вам не следует сидеть на подоконнике. Вот еще она меня учить станет! – Ветер холодный, – добавила Ингрид. Спокойно, Изольда, не следует бросаться на людей лишь потому, что мысли твои пребывают в беспорядке. – Ингрид, вы теперь старшая фрейлина. – Благодарю. И если позволите сказать, ваша светлость, – Ингрид спокойно закрыла окно, – то у леди Лоу талант находить ядовитые слова. Не позволяйте ей отравлять себе жизнь. Мудрый совет, хотя несколько запоздалый. – Ингрид, а вы… тоже считаете, что я заняла чужое место?