Что было? Скрыть свирель не удастся. Пробуждение подарит головную боль и тошноту. Свалить на очередной эксперимент Урфина? Это самый простой выход, но… на Урфина и так злы. А маг неизвестно что еще вытворит. Дядя молчал, дергая и щипая и без того ощипанную бороденку, – мысли были не самыми приятными. Подсказывать он не собирался. – Был неизвестный маг, с неизвестными намерениями наславший сон. Возможно, хотел добраться до сокровищницы. Кайя поднял и вернул на место кувшин. Урфин забрал нож. На стене и полу осталась кровь, которую придется зачищать. И кровь напомнила о последнем, с чем следовало бы разобраться. Изольда. – Изольда переутомилась. Перенервничала. И слегла. Ей необходим полный покой… На первое время эта версия сгодится. – …настолько полный, что видеть ее может лишь… – Ингрид, – подсказал Урфин. – Она будет молчать. – Рыженькая такая? Длинненькая? – Дядя ожил, кивком подтвердив, что согласен по всем пунктам. – Которая папашу своего по носу щелкнула? Хорошая девочка. Пусть посидит пару денечков здесь… у постели, чтобы совсем уж подозрительно не выглядело. А там оно и решится. Сегодня. Завтра. Послезавтра. Времени осталось немного, быть может, времени не осталось вовсе. – Если же Изольда все-таки умрет… – Это данность, которую следует принять и подчиниться, но Кайя впервые не уверен, что у него хватит сил. И он замолкает. – О, – Урфин провел по клинку пальцем, очищая от крови, – тогда твой спор с Советом решится самым естественным образом и… – Заткнись! Кайя был близок к тому, чтобы ударить. В полную силу. Как врага. И Урфин понял. Протянув нож рукоятью вперед, он сказал: – Прости. Не за что прощать. Он говорил то, что Кайя сам ему сказал. И в этих словах правда, которую бессмысленно отрицать. Но почему же все-таки хочется ударить. – Знаете, мальчики мои, – когда дядя заговаривал таким тоном, его следовало слушать, – когда я вижу двух баранов, которые сошлись в бою, пытаясь выяснить, чьи рога крепче, я сразу думаю о том, что где-то в кустах сидит охотник. И, что вполне вероятно, на ужин он получит отменную баранью ногу. И дядя снова был прав. – Племянничек, шел бы ты к себе. У тебя там дела неоконченные. А мы тут приберемся… Кайя ушел. Магнус остался. Он присел на край кресла и принялся разминать ноги, которые, верно, ныли больше обычного. Урфин ждал, предчувствуя крайне неприятный разговор. И все-таки не выдержал первым. – Хорошо, я признаю, что не прав! И буду молчать. Я вообще уеду, чтобы… не раздражать. – Ну и дурак. Молчал ты и так долго. Начинаю думать, что слишком мы его опекали… это плохо. Все плохо. Особенно то, что Хаот не подтвердил эхо, – сказал Магнус, впиваясь пальцами в распухшее колено. – Здесь нет магов. – Кроме меня. – Да, мой мальчик. Кроме тебя. Скажи, ты ведь сумел бы сыграть на свирели? – Да. – И черный корень используешь? И волчью травку? И повод злиться у тебя есть… Фризия, свобода… Близко тебе, верно? – Да. Урфин не станет унижаться до вопросов и оправданий. В конце концов, сколько можно оправдываться? – Успокойся. Я знаю, что это не ты. – Почему? – Потому что верю. Во всем этом поганом мире есть два человека, которым я верю. И за которых боюсь. Не знаю даже, за кого из вас больше. Он – упрямый. Ты – гордый… садись вон. Посиди со мной. Налей вина и просто посиди. Давно уже не заглядывал. По делу, по делу… а так не заглядывал. Почему? Дяде не соврешь, и не потому, что Магнус чует правду, как охотничий пес – свежую кровь. Дядя не заслуживает лжи. И Урфин ответил честно: – Стыдно. Вино. Кубки. И дров в огонь добавить. Кресло подвинуть ближе к огню – тепло хоть немного унимает боль в ногах Магнуса. – Силы – как у медведя. А мозгов не хватает. – Дядя принял кубок. – Чего тебе стыдиться? Ты, конечно, поспешил немного, но… оставь это прошлому. Будущее и без того выглядит крайне дерьмово. О да, незаконный маг, которого не существует. Свирель. Яды. И Совет, который получит еще один шанс. – Видишь, ты все правильно понял. Если вдруг случится уехать… обстоятельства по-всякому сложиться могут, то отправляйся в Ласточкино гнездо. Гордость гордостью, но голова у тебя одна. Не забывай. – Они настолько меня ненавидят? Урфин знал ответ, только никогда не мог понять – за что. Те законы? Никто не знал, что Урфин причастен к их появлению. Узнай, взбесились бы… и без знания взбесились, но проглотили. Еще год-другой, глядишь, удалось бы изменить положение о статусе новорожденного. А теперь что? Порой этот мир был как удавка на шее. И с каждым разом она затягивалась все туже. Еще немного, и Урфин просто сдастся. Чего ради бороться? Кого ради? Хотя бы ради Магнуса, который разглядывал огонь. – Не думаю, что дело в тебе и ненависти… – Он водил большим пальцем по краю кубка. – Знаешь, как корчуют старые дубы? Сначала подрубают корни из тех, что помощнее. И ждут, когда дерево лишится сил. А потом и валят. Одно неясно – зачем. Выгода какая? Будет хаос и только хаос. Поэтому, малыш, ненавидят не тебя – мир. – Я давно уже вырос, дядя. – Это тебе только кажется. Может, и так. Пожалуй, Урфин не отказался бы вернуться в детство, где все было проще, понятней. Честнее. Но те времена принадлежат прошлому. Будущее же – Магнус как всегда прав – выглядит куда как мрачно. Дядя же, допив вино, поднялся: – Ну что, дорогой, готов сыграть в прятки с Тенью? Глава 24 ГРАНИ СОЗНАНИЯ – Ничего не поделаешь, – возразил Кот. – Все мы здесь не в своем уме – и ты, и я. – Откуда вы знаете, что я не в своем уме? – спросила Алиса. – Конечно, не в своем, – ответил Кот. – Иначе как бы ты здесь оказалась?{46} Из разговора, состоявшегося в одной голове Юго ждал. Он знал, что женщина пока жива, явно нездорова, но ничего больше. Эта неопределенность приятно волновала. Шарик катится по кромке колеса. Красное-черное. Чет-нечет. Если повезет, то угадаешь цифру. Юго играл сам с собой. И еще с другим магом. Наверное, он и вправду был очень талантлив, если сумел самостоятельно выстроить сеть. Хорошую. Прочную. Пронизавшую замок невидимой паутиной. Но вот беда – дырявую. Сигнальные нити то обрывались, то срастались, удерживая конструкцию живой. Юго задевал нить и ускользал в разрыв. Маг метался. Уставал.