Ферма «Золотой берег». Уж больно красивое название, которое то и дело попадается на глаза. Интересное предприятие с весьма разнообразными активами. Настолько разнообразными, что моя интуиция орет дурным голосом. Нет, пожалуй, с приходом-расходом Кайя и сам разберется. А я вот кое-чем поинтересней займусь. – Ингрид, а ты не могла бы просмотреть эту стопочку. Посмотри, кого и когда продавали через «Золотой берег». Да и просто вытащи все, что касается… На этот раз обходимся без немых вопросов. Злость моя, накопившаяся за ночь, получает выход, а я с головой погружаюсь в цифры. Ингрид шелестит бумагами… Налево. Направо. Тесно на столе, и я перебираюсь на пол. Пасьянс из отчетов, который сам складывается в систему. Продажа, продажа… покупка. И снова десяток продаж. Опять. Регистрация новорожденных. Снова продажи. Покупка. – Иза, что ты делаешь? – осторожно спрашивает Ингрид. Глядит она на меня с жалостью, небось думает, что нашу светлость остатки разума покинули. – Сейчас! Я не сумасшедшая. Увлеченная просто. Выдираю листик из книги – Кайя не заметит, она толстая, а мне надо на чем-то писать. Эх, придется-таки руки чернилами замарать. Меня восхищает наглость этих людей. И подозреваю, что не одни они здесь такие умные. В какой-то момент я понимаю, что не хватает информации, и останавливаюсь. Безумная картина: куча бумаг, разворошенный стол и наша светлость в центре погрома. С книгой на коленочке и пером во рту. Тьфу ты, до чего вкус мерзкий. – Ингрид, скажи… – пытаюсь сформулировать вопрос, – если предприятие продает больше, чем производит, то излишки – это… – Контрабанда. – Незаконно? Она пожимает плечами. Надо полагать, что да, незаконно, но смертельным прегрешением не является. Ингрид же подает очередной лист – мы добрались и до позапрошлого года – и трет виски. Вид у нее совершенно утомленный. А я вот бодра и полна желания вершить суд, скорый и справедливый. – Здесь другое, – говорит Ингрид. – Тебе следует показать это их светлости. Покажу… надеюсь, он не слишком расстроится, что стопочки перепутались. Я их рассортирую. Позже. – Одно дело – шелк, провезенный без уплаты пошлины. Другое – рабы. Это я без нее понимаю. – Откуда их привозят? – Иза, – Ингрид поднимается и обходит мой пасьянс, – ловить незаконных работорговцев – не самое подходящее занятие для женщины. Оставь работу их светлости для их светлости. Ты и так уже… Сунула нос не в свое дело? – …устала. А сегодня у тебя еще встреча с портным. Да? А почему я только сейчас узнаю? Портной подождет. Свадебное платье – это, конечно, важно, но… – Иза! – Моя фрейлина подает руку. Пальцы чистые, кожа белая. А я словно черничное варенье руками ела. Подозреваю, что язык у меня тоже лилового окраса. Надо менять привычки. Одно дело – в задумчивости грызть карандаш и другое – перо. – Если ты вдруг переутомишься или, не приведи Ушедший, вновь заболеешь, то гнев их светлости обрушится на мою голову. Об этом я как-то не подумала. Голова Ингрид гнева не заслуживала. – Скажи, что я сама захотела. – Вряд ли меня это спасет. Пойдем обедать. Твоя ферма от тебя не убежит. Ферма не моя… Кстати, интересно, чья она? Думаю, Кайя выяснит. Поговорить бы с ним. Записочку послать, что ли? Но Ингрид ее не продиктуешь, а самой писать… как-то не хочется разочаровывать дорогого супруга моим совершенно некаллиграфическим почерком. Кайя мерил шагами комнату, изредка останавливаясь у черной доски, на которой оставалось всего десятка три имен. Изначально их было несколько сотен, но дядя постепенно сокращал список. Сейчас не думалось об именах. Было стыдно. Как так получилось? Да Кайя в жизни никому не жаловался! До вчерашнего вечера. Что теперь Изольда думает? А вариантов особо нет. Кайя – чудовище. Вдобавок истеричное. Утешать пришлось. Вздохнув – вот как объяснить, что подобное поведение ему не свойственно? – Кайя остановился перед окном. Двор замка постепенно заполнялся людьми. До свадьбы две недели, и гости уже начали прибывать, создавая обычную суету. Вспыхивали ссоры, отголоски которых доносились сквозь общий гомон. Нарастало напряжение, как случалось всегда среди толпы, вот только нынешнюю толпу на штурм не отправишь. Придется терпеть. Раскрывались полотнища стягов. Расцветали шелковые шатры тех, кому не хватило места в замке. Конюшни переполнены. Слуг не хватает. Зато полно желающих выразить собственное почтение их светлости, а заодно уж пожаловаться на соседа, сборщика налогов, повышение цен, погоду… вот почему всем можно жаловаться, а Кайя – нет? Раньше он над этим вопросом не задумывался. Конечно, чужое поведение не оправдывает его собственной выходки, но… может, не все так плохо, как он считает? Изольда же не смеялась. Хрипло заорали рога, возвещая об очередном прибытии очередного барона, судя по обильному поезду, достаточно состоятельного, чтобы предъявлять претензии по поводу отведенных комнат и невозможности разместить в замке всю дворню. Рогам ответили другие, и эхо покатилось по двору. Затрещали барабаны северян. И визг волынок замечательно довершил картину хаоса. Скорей бы свадьба. По разным причинам. Когда звуки слились в один утробный вой, Кайя сбежал. В подземелье хотя бы тихо… по дороге он, повинуясь странному порыву, стащил с парадной лестницы розы. Иза ведь говорила, что они ей нравятся. Изольда примеряла платье. Белый шелк ниспадал мягкими складками, и, не будучи прозрачен, он, скорее, дарил намеки и вызывал в памяти картины, которых – Кайя до сего момента был честно уверен – в ней не должно было быть. Он ведь не думал ни о чем таком, когда Изольда болела. Или думал? Нежная линия плеч и темная тень – позвоночник. Мягкие углы лопаток и совершенный изгиб бедра. Ямочки на ягодицах… Он не доживет до свадьбы. – Ваша светлость! – Портной выронил булавки, которые рассыпались с очень уж громким звуком. И вид у него сделался испуганный, виноватый. – Ваша светлость. – Ингрид сделала реверанс. Изольда обернулась, и… если Кайя правильно понял, она была очень рада его видеть. Значит, не сердится? Но почему молчит? И смотрит так удивленно? Наверное, потому, что с цветами в руках он похож на идиота. – Это… – Кайя поискал, куда бы приткнуть розовый куст, который вдруг перестал казаться хорошим подарком. Надо бы у дяди спросить. Дядя точно знает, что можно дарить женщинам. Но отступать было поздно. – Это тебе. – Спасибо. – Она с трудом сдерживала смех, но только вслух. На другом плане Изольда сияла, и это было чудесно. – Мне никогда не дарили таких… букетов. Но ты не должен меня видеть до свадьбы. – Совсем? Портной, упав на колени, принялся собирать булавки. Парень не из первых мастеров, но его нашел дядя, а это – достаточная рекомендация. Была достаточной. Сейчас Кайя не был уверен, что готов оставить его наедине с Изольдой. – Нет. Пока я в этом… плохая примета, если жених видит невесту в свадебном платье. Нет, постой… – Она подошла сама и взяла за руку. – Я хочу тебе что-то показать. Мы тут немного… поработали. Ну, сначала я просто помочь хотела… Кайя ее слушал, но смысл доходил медленно. Настроение сегодня было совершенно нерабочим. И вид бумаг, разложенных на полу – Урфин тоже так делает, когда пытается в чем-то разобраться, – вызвал одно желание: сжечь их. – …а потом вот так получилось, что… – Изольда вздохнула и потерла кончик носа. – Эта ферма продает больше, чем может. В разы больше. Они особо не пытаются прятаться, наверное, думают, что если с продажи платят налог, то все хорошо. Вот.