– И она, скорее всего, жила в пряничном домике в самой чаще леса. – Ага, точняк, – согласился Морис. И, не удержавшись, с ходу присочинил – ведь иначе он не был бы Морисом! – Только домик был не пряничный, а из хрустящих хлебцев, потому что ведьма сидела на диете. Гризельда, она такая – обеими руками за здоровый образ жизни. Девочка озадаченно нахмурилась. – Нет, сказка не так рассказывается, – возразила она. – Простите, соврал: на самом деле домик и впрямь был пряничным, – быстро поправился Морис. Тот, кто тебя кормит, всегда прав. – И наверняка у ведьмы были здоровенные бородавки. – Мисс, – с искренним видом заверил Морис, – некоторые из этих бородавок обладали настолько ярко выраженным характером, что у них даже друзья завелись. Эгм… как вас звать, мисс? – Пообещай, что не будешь смеяться? – Ладно. – Как знать, может, еще рыбные головы найдутся. – Меня зовут… Злокозния. – А! – Что, уже смеешься? – угрожающе произнесла девочка. – Нет, – недоуменно отозвался Морис. – С какой бы стати? – То есть ты не считаешь, что это нелепое имя? Морис перебрал в памяти знакомые имена: Гуляш, Фасоль Опасно-для-Жизни, Гуталин, Сардины… – А что такого, имя как имя, – откликнулся он. Злокозния снова подозрительно зыркнула на него, но тут же переключилась на парнишку, который сидел себе со счастливой, отрешенной улыбкой – так он обычно улыбался, когда не находил, чем еще заняться. – А у тебя-то имя есть? – спросила она. – Ты, случайно, не третий и младший сын какого-нибудь короля, а? Если твое имя начинается с «принц», это почти наверняка ключ к разгадке. – Мне кажется, меня зовут Кийт, – отозвался парнишка. – Ты не говорил, что у тебя есть имя! – удивился Морис. – Так меня никто и не спрашивал. – Кийт – имя не многообещающее, – нахмурилась Злокозния. – В нем не ощущается никакой тайны. Ощущается просто Кийт – и все. А ты уверен, что это твое настоящее имя? – Так меня назвали. – Ага, вот это уже ближе к истине. Легкий намек на тайну, – внезапно заинтересовалась Злокозния. – Как раз достаточно для создания интриги. Тебя наверняка похитили во младенчестве. Скорее всего, ты и впрямь законный король какой-нибудь страны, но злодеи нашли кого-то очень похожего на тебя и подменили младенца. В таком случае у тебя должен быть волшебный меч, только волшебным он, конечно же, не выглядит, сам понимаешь, – до тех пор, пока тебе не придет срок явить свою истинную суть. Тебя, наверное, нашли на крыльце. – Да, все так, – подтвердил Кийт. – Вот видишь? Я всегда права! Морис всегда бдительно отслеживал, чего людям нужно. Он нутром чувствовал: Злокознии нужен кляп. Но он впервые слышал, чтобы глуповатый парнишка рассказывал что-либо о себе. – А что ты делал на крыльце? – полюбопытствовал кот. – Не помню. Агукал, наверное, – предположил Кийт. – Ты ничего нам не говорил, – упрекнул Морис. – А разве это важно? – пожал плечами парнишка. – А в корзиночке рядом с тобою наверняка лежал волшебный меч, или, может, корона. А еще у тебя есть загадочная татуировка или родимое пятно странной формы, – продолжала Злокозния. – Не думаю. Никто и никогда ни о чем таком не упоминал, – возразил Кийт. – Там лежал только я и еще одеяльце. И записка. – Записка? И это, по-твоему, не важно?! – В записке говорилось: «девятнадцать пинт и клубничный йогурт», – сообщил Кийт. – А! От такой записки толку мало, – покачала головой Злокозния. – Но почему девятнадцать пинт молока? – Меня нашли на крыльце Гильдии Музыкантов, – объяснил Кийт. – А Гильдия очень большая. Вот про клубничный йогурт ничего не знаю. – Найденыш и сирота – это очень хорошо, – похвалила Злокозния. – В конце концов, из принца может вырасти только король, а из загадочного сироты – кто угодно. Скажи, тебя били, морили голодом и запирали в чулан? – Да вроде нет, – Кийт посмотрел на девочку как-то странно. – В Гильдии все были очень добры. Там ведь по большей части приятные люди. Они меня многому научили. – У нас тут тоже есть Гильдии, – сообщила Злокозния. – Они учат мальчиков на плотников, каменщиков и все такое. – Гильдия научила меня музыке, – рассказал Кийт. – Я – музыкант. Причем хороший. Я сам зарабатываю себе на жизнь с шести лет. – Ага! Загадочный сирота, необычный талант, тяжелое детство… вот все понемногу и складывается, – подвела итог Злокозния. – Клубничный йогурт, по-видимому, не так уж и важен. А вдруг твоя жизнь сложилась бы по-другому, если бы йогурт был банановый? Как знать? А какую музыку ты играешь? – Что значит какую? Музыка, она музыка и есть, – отозвался Кийт. – Музыка – она везде, если прислушаться. Злокозния оглянулась на Мориса. – Что, он всегда такой? – полюбопытствовала она. – Я в жизни не слышал, чтобы он был так разговорчив, – отозвался кот. – А вам наверняка не терпится все узнать обо мне, – предположила Злокозния. – Но вы, конечно же, слишком вежливы, чтобы приставать с расспросами. – Само собою, – кивнул Морис. – Что ж, вы, я полагаю, не слишком удивитесь, если я скажу, что у меня две злобные сводные сестрицы, – поведала Злокозния. – И я должна делать всю тяжелую работу по дому! – Ну надо же, – откликнулся Морис, гадая про себя, а найдутся ли в здешних запасах еще пара-тройка рыбьих голов, а если найдутся, то стоят ли они того. – Да-да, почти всю работу, – неохотно уточнила Злокозния. – Какую-то ее часть, во всяком случае. Представляете, меня заставляют прибираться в собственной комнате! А там ужасный беспорядок! – Ну надо же. – А еще это едва ли не самая маленькая спальня во всем доме. Там шкафов почти нет, а книжные полки уже просто не помещаются! – Ну надо же. – И все со мной невероятно жестоки. Обратите внимание, мы с вами сидим в кухне. А я – дочка мэра. Должна ли дочка мэра мыть посуду по меньшей мере раз в неделю? Я так не считаю! – Ну надо же. – И вы только посмотрите на эти нищенские отрепья, в которые я вынуждена одеваться! Морис пригляделся внимательнее. В одежде он разбирался неважно. Ему вполне хватало шкурки. Но на его неискушенный взгляд, платье Злокознии выглядело как любое другое. Все вроде на месте. Никаких дыр – кроме тех трех, из которых торчали руки и голова. – Вот тут, смотри, – и Злокозния указала на какое-то место на подоле, что, на Морисов взгляд, ничем не отличалось от остального платья. – Мне самой пришлось подшивать, представляешь? – Ну надо ж… – Морис прикусил язык. Со своего места он отлично видел пустые полки. И, что куда важнее, отлично видел, как из трещины в ветхом потолке вниз по веревке спускается Сардины. С рюкзачком на спине. – И в придачу ко всему именно я должна всякий день выстаивать длиннющие очереди за хлебом и колбасой… – продолжала Злокозния, но Морис вслушивался еще менее внимательно, чем прежде. Сардины, ну кто ж еще! Идиот! Вечно лезет впереди капканного взвода! Из всех кухонь этого города ему понадобилось объявиться именно здесь! А девчонка в любой момент может обернуться – и тогда визгу не оберешься! Причем Сардины небось решит, что это ему аплодируют. Он жил так, словно жизнь – это спектакль. Остальные крысы просто бегали туда-сюда, пищали и устраивали беспорядок, и этого вполне хватало, чтобы убедить человеков: случилось крысиное нашествие. Но Сардины – о нет, Сардины на такие мелочи не разменивается! Ох уж этот Сардины с его мяуурзявым песенно-танцевальным номером! – …А крысы сжирают все подчистую, – рассказывала Злокозния. – А чего не сожрут, то попортят. Это просто ужас какой-то! Совет закупает еду в других городах, но там излишков тоже негусто. Нам приходится приобретать зерно и все прочее у торговцев, которые приплывают вверх по реке. Вот поэтому хлеб стоит так дорого. – Дорого, говоришь? – откликнулся Морис. – Мы все перепробовали: капканы, и собак, и кошек, и отраву, а крысы все равно множатся, – жаловалась девочка. – И такие хитрые сделались! В капканы больше не попадаются! Ха! Я всего-то один раз получила 50 пенсов за хвост. И что толку предлагать 50 пенсов за хвост, если крысы такие ушлые? Крысоловам приходится пускать в ход все новые и новые уловки, чтобы изничтожать этих гадин – так они говорят. – За ее спиной Сардины внимательно оглядел кухню и подал знак крысам, поджидающим сверху, втянуть веревку. – А тебе не кажется, что самое время сказать себе: прочь отсюда! – предположил Морис. – А что это ты рожи корчишь? – осведомилась Злокозния, буравя его взглядом. – Эгм… ну, ты ведь знаешь, бывают коты, которые все время улыбаются? Слыхала про таких? Ну а вот я странные рожи корчу, – в отчаянии импровизировал Морис. – А иногда прямо сдержаться не могу, ору: «Пошел прочь, прочь пошел!» – вот видишь, опять не сдержался. Это болезнь такая. Наверное, надо с психотерапевтом посоветоваться… ох, нет, не делай этого, только не сейчас… ой, вот оно, опять!.. Сардины выудил из рюкзачка соломенную шляпу. В лапке он держал тросточку.