Синее и зелёное пламя волнами исходит от ступней старика, его ладоней и рук. Тот огонь горит ярче всего в его груди, формируя в центре воронку, похожую на облако. Глаза его деда также слегка светятся тем же иномирным огнём, но сквозь языки пламени Дэгс всё равно видит те добрые тёмно-карие радужки. Дэгс расхаживает перед ним туда-сюда. Жалуется. В основном. Да. В основном жалуется. Он расхаживает туда-сюда по пустынной земле и говорит. Он не совсем уверен, с кем говорит — с самим собой или со стариком. — Я практически уверен, что всё запарываю, — Дэгс останавливается, смотря на свои ноги, на пустыню из красного камня, но толком ничего не видя. — Что я вообще делаю здесь? Такое ощущение, будто я пытаюсь убрать песок с пляжа длиной в несколько километров, используя для этого пинцет. Сжав руки в кулаки, он разворачивается. Он шагает обратно по пустыне туда же, откуда пришёл. — Почему, чёрт возьми, они мне ничего не говорят? — рычит он. — Почему я получаю всё… это… без инструкции к применению? Без единого намёка, для чего это? Откуда я должен знать, что с этим делать? Его дед усмехается. Он не в первый раз выслушивает эту тираду. Наверное, он должен раздражаться или хотя бы заскучать, но старик лишь ласково улыбается ему. — Ты считаешь это смешным, старик? — ворчит Дэгс. — Да. — Ну конечно. — Просто сделай с этим что-нибудь, — советует его дед. — Что-нибудь. Супер. Очень помогло, бл*дь. — Что-нибудь хорошее, — добавляет его дед. Дэгс бросает на него раздражённый взгляд, сдерживая то, что ему хочется сказать. В конце концов, это всё же его дедушка. Некоторые границы Дэгс не может пересекать, хоть теперь старик и мёртв. — Ты её уже нашёл? — спрашивает его дед прежде, чем Дэгс определяется, что хочет сказать. — Ту, которую ищешь. Ты её нашёл? За местом, где сидит его дед, по пустынному небу плывут образы. Трёхмерные, живые образы, наполненные присутствием и дыханием. Они такие реальные, что Дэгс может лишь таращиться на них. Они для него не новы. Он всё это видел прежде. Он старается не думать о них, когда находится не здесь, не в этом безвременном пространстве, но они жили в закоулках его сознания со времени тех идиотских галлюцинаций наяву в восемнадцать лет, когда он был достаточно глупым, чтобы употребить наркотический коктейль, вручённый его другом Юрием. Ему не нужно спрашивать у деда, что тот имеет в виду. Он имеет в виду её. Она во всех этих видениях. Она живёт в каждом из них. Некоторые кристально ясные. Другие различить сложнее; они изменяются, завихряясь и искажаясь, пребывая в неизменном движении. В таких он видит лишь проблески то тут, то там, мимолётные образы губ или глаз, ветра, развевающего длинные тёмные волосы, мельком кожу и шепоток её смеха. Она выглядит по-разному от образа к образу… от одного временного периода к другому. Её лицо, её цвет волос, рост, даже пол. И всё же он знает, что это она. Он никогда не задаётся вопросом, кто она. Скрещивая руки на груди, он наблюдает, как её будущее и прошлое разворачивается и проигрывается всюду вокруг него. Как всегда, он притворяется, будто не смотрит на настоящее, не ищет в тех образах себя, то есть, Дэгса Джордейна, персону, которой он является сейчас, в этой версии времени. Но он ищет. Он ищет каждой унцией своего существа. Он не может найти себя. Он не может найти Дэгса Джордейна. — Будь терпелив, — говорит его дед. Дэгс фыркает с искренней злостью. Это слишком. Он был терпелив. Он только и делал, что ждал. Прошло почти десять лет с тех пор, как эти проклятые видения закрепились в его голове, и Дэгс ждал, и ждал, и ждал, и ждал, и ждал, и ждал. Он хмуро смотрит на старика, собираясь накинуться на него по-настоящему, довести своё нытьё до реального недовольства… Но его дед снова заговаривает. — …Ты разве не собираешься ответить? — произносит он. Дэгс дёрнулся, проснувшись. Ещё не открыв глаза полностью, он сел, практически рывком выпрыгнул из кровати, направляя ноги в проём алькова, в котором спал. Он остановился прямо на краю, едва не выскользнув из невысокого отверстия на пол с каменной плиткой. Вместо этого он ухватился за стену, свесив ноги из проёма и дыша тяжелее, чем должен был. На мгновение воцарилась тишина. Затем его телефон снова зазвонил, звуча неприлично громко в помещении с высокими потолками. Боже. Почему, чёрт возьми, он не отключил звук? Затем он вспомнил. Он лёг спать сразу после обеда. Он не отключил рингтон, как обычно, потому что вернулся домой из полицейского участка, сбросил обувь и буквально вырубился. Телефон всё ещё звонил. Часы перед возвращением в его подземную квартиру постепенно просачивались в разум Дэгса. После завтрака Кара отвела его обратно в участок. Он так и не дал ей записывать его допрос без присутствия адвоката, так что она просто показала ему скетч полицейского художника, нарисованный со слов Азии Джексон, а также фото Джейсона Тига при его прошлом аресте. Дэгс подтвердил, что это выглядит в точности как тот парень, которого он помнил по переулку. К тому моменту копы связались с людьми в студиях, где работал Тиг. Все они, услышав новости о том, что Джейсон разыскивается для допроса в связи с насильственным преступлением, выразили лишь совершенное изумление. По словам всех до единого, Джейсон Тиг был лапушкой. Они знали про его предыдущую судимость, но говорили, что это было до того, как он стал трезвенником. Тига-трезвенника любили и уважали все, с кем он работал. С тех пор у него не было ни единой проблемы с законом. У Тига также не было разногласий с женщинами, он не преследовал коллег, не имел склонности к насилию и даже вспыльчивого характера. В последнее время он не злоупотреблял ни алкоголем, ни наркотиками. В Голливуде это делало его исключением из правила. Единственный странный поступок, который Тиг совершил в последнее время — это исчезновение. Они находились в разгаре съёмок, и однажды он просто не пришёл на работу. Это было настолько нехарактерно для Джейсона Тига — вот так забить на обязательства, что студия послала сотрудника к нему домой. Они искренне волновались, что с ним что-то случилось. К сожалению, его не удалось найти и спросить.