– По какому вопросу? – неприязненно осведомился полный мужчина со внушительными залысинами, в котором я с трудом опознала Лешку Рябчикова. Вернее, теперь уже он смело мог именоваться не Лешкой, а Алексеем Петровичем. – По личному, – ответила я и ввалилась в кабинет. За мной внутрь просочилась Милка. – Не узнал? Мужчина подслеповато прищурился, разглядывая нас, а потом по-бабьи ахнул: – Лара! Ты? – Я. – С ума сойти можно, а я и не узнал тебя сразу, – охая и ахая, Алексей тяжело поднялся из-за стола – мешал выпирающий из пиджака живот. – Вообще не изменилась! – Да будет тебе. Вот, мимо проходила, решила зайти, узнать, как дела. – Да как они могут быть? – беззаботно отозвался Алексей. – Женился в прошлом году, ребеночка завели. Все как у людей. А ты как? Замужем? Я тактично проглотила замечание о том, что заводят домашних животных, а не детей, и непринужденно ответила: – Не замужем, детей нет. Но на жизнь не жалуюсь. – Да успеешь еще, – «успокоил» меня Рябчиков, и нахмурился: – Подожди, ты сказала, мимо проходила? И что же тебя привело в наше отделение? Усевшись на стул, я кратко пересказала события того дня, когда мы нашли Рамова. Лешка крякнул, почесал затылок и заметил: – Да, ну и дела. Я так понимаю, тебе интересно, как дело движется? – Хотелось бы знать, – сдержанно кивнула я. – Вот Милка, – я нашарила рукой плечо сестры и подтолкнула ее вперед, – очень переживает. Ночами не спит, все о погибшем думает. Милка, которая ночью спала, как убитая, вытаращила глаза и согласно поддакнула. Лешка понимающе закивал и осторожно, косясь на Милку, начал рассказывать: – Дело простое. Самоубийца ваш, то есть гражданин Рамов, скончался еще ночью, в промежутке между двенадцатью и двенадцатью тридцатью ночи. Признаков насильственной смерти не обнаружено. Употребил снотворное, в крови найдено солидное количество алкоголя. Родных у погибшего не оказалось, труп опознали работники фирмы. По словам Елены Казаровой, в последнее время Рамов часто жаловался на жизнь, говорил о том, что ему все надоело и он хочет «избавиться от всего». Вот и… Алексей замолчал. – Леночка? – ахнула Милка. – Это она так сказала? Я ткнула Милку локтем вбок, и расплылась в улыбке: – Спасибо, Леш. А то мы мучились – вдруг, если бы раньше приехали, то успели спасти. – Нет, – Рябчиков мотнул подбородком, – он еще ночью таблеток нажрался. Часов в одиннадцать, я думаю. А в полночь уже все. – Ладно, мы пойдем, – поспешила я откланяться. – Миле, кажется, плохо. Сестрица и впрямь выглядела бледновато, возмущенно хлопая ресницами и что-то бормоча. Попрощавшись с Рябчиковым, мы вышли на улицу и пешком направились в сторону Милкиной работы. – Что думаешь? – Думаю, что Леночка сошла с ума, – кипя от возмущения, причитала Милка. – С чего ей такое говорить? Это же бред. – А вдруг правда? И твой Рамов такое говорил? – Ни за что, – категорично отрезала Милка. – Ты его просто не знаешь. Не такой он человек, чтобы счеты с жизнью сводить. Да и потом, мы за пару недель до этого разошлись, но у него все было в порядке. Никаких склонностей к суициду. – Тогда надо Леночку навестить, – решила я. – Очевидно, что в полиции не знают о том, что Рамов – не Рамов. Пусть пока так и остается. Рассказать всегда успеем… Тут я задумалась о том, что в полиции также не знают об убийстве. Для них Рамов – самоубийца, но моя интуиция вопила обратное. Пользуясь тем, что Милка тоже о чем-то задумалась, я позвонила Агапу. – Радость моя, неужели решила вспомнить о своем верном помощнике? – обрадовался Агап. – Ты должна мне ужин, не забыла? – Помню, но пока времени нет. Агап, в полиции считают, что Рамов покончил жизнь самоубийством. – Бред, – повторил Агап Милкины слова, и добавил: – Или менты в край отупели, или кому-то выгодно, чтобы так считали. – Например? – Тому, кто его убил, разумеется, – бодро откликнулся Агап. – А идеи есть? – Половина города спит и видит Рамова в гробу, – рассмеялся мой друг. – Только твой Стрелецкий, пожалуй, не в этом списке. А как твои дела? Все путем? – Ни шатко ни валко. Ладно, позвоню тебе позже, договоримся об ужине. – Жду с нетерпением, – заверил меня Агап и отключился. Мы с Милкой тем временем подошли к ее работе и, миновав кафе на первом этаже, поднялись на третий этаж. В коридоре нас встречал Володя, Милкин начальник, по обыкновению сжимавший в руке платок, чтобы протирать свою лысину. Завидев нас, он побледнел, открыл рот, и срывающимся голосом завопил на весь этаж: – Ага! А вот и она! Явилась таки! – Володя, – осторожно позвала его Милка. – Что с тобой? – Ко мне в кабинет, – рявкнул Володя. – Живо! Мы не стали спорить, и резво побежали в кабинет к начальству. Беспрестанно протирая голову платком, Володя закрыл дверь, нервно оглянулся и, схватив со своего стола кувшин с водой, начал жадно поглощать его содержимое. – Владимир Михайлович, – перешла Милка на официальный тон. – Что случилось? – Случилось тут, – зашипел Володя в перерыве между глотками. – Ты где шляешься? Я тебе за что деньги плачу? – За работу. – Ну и? – Так ведь нет пока заказов, – развела Милка руками. Володя покраснел и рявкнул: – Так скоро их вообще не будет! А все по твоей милости! – Да объясни нормально, – разозлилась сестрица. – Что ты орешь, как на пожаре? Володя после этих слов неожиданно успокоился и сел в свое кресло. Откашлявшись, мирно начал: – Приходили эти, тагаловские. Болтали что-то про какой-то срок, спрашивали, как тебя найти. А я что? Сижу, как дурак, не знаю, где моя сотрудница ходит. В общем, пригрозили они мне. Сказали, как только появишься, сразу позвонить. – А кто именно приходил? – заинтересовалась я. – Да хрен его знает, – поморщился Милкин начальник. – Два каких-то типа с перекошенными рожами, и с ними хлыщ, нарядный такой, в костюме. То ли адвокат, то ли помощник Тагалова. «Кирилл», – сообразила я, а вслух попросила: – Я так понимаю, вы намерены обещание выполнить? Звонить будете? Володя побледнел и, стиснув пальцами край стола, забулькал: – Много ты понимаешь, пигалица. Ввязались во что-то… У меня семья, дети. Работа. Если Тагалов контору прикроет, я как их содержать буду? Ты мне денег дашь? Я вздохнула. – Никто вас об обратном и не просит. Звоните, только дайте нам полчаса форы. Скажете, что мы только что ушли. – А вы что делать будете? – с опаской посмотрел на нас Володя. Милка ответила за меня: – Хотим еще раз с Костей переговорить. – Так нет его на рабочем месте, – буркнул Володя. – Ладно, так уж и быть. Позвоню через полчаса. Все же ты мне не чужая. Да и флешку не ты украла – я же тебя как облупленную знаю. Ладно, давайте, девчат. Мы поблагодарили его за содействие, и вышли в коридор, не забывая озираться по сторонам. Милка так вообще предложила замаскироваться, купив парики и очки, но эту идею я отвергла. Во-первых, до торгового центра еще добраться надо; во-вторых, времени у нас в обрез. – Так давай у Веры пару платков возьмем, – вдруг осенило Милку. – Она ж вечно их таскает. По-любому у нее и очки найдутся. – Ну, давай, – согласилась я только для того, чтобы успокоить впечатлительную сестрицу. Вера оказалась в своем кабинете. При виде она нас она неловко вскочила, и нервно провела ладонями по лицу, словно утирая слезы. Приглядевшись, я заметила на столе пару скомканных бумажных платков и смартфон. – Милочка, – шмыгнула носом Тюрина. – А ты чего здесь? Вчера опять приходили, тебя искали. – Да уж знаю, Володя сказал, – махнула рукой Милка. – Я поэтому к тебе и зашла. У тебя не найдется лишних платков для головы? И еще очки. В общем, что-нибудь, чтобы не выделяться. По моему мнению, в тюрбанах мы как раз и привлечем лишнее внимание, но я стоически промолчала. Вера направилась к шкафу, пообещав отыскать пару вещей, а я подошла к столу и невольно бросила взгляд на телефон, сиротливо лежащий на краю. Дисплей светился, а на экране была фотография: Вера в обнимку с мужчиной, при чем, судя по обстановке, находились они в кровати.