Разглядев наконец в потемках ступеньки, ведущие к дверце с окном, он судорожно прыгнул на первую. Слава богу, она была не слишком высокой. Сердце бешено заколотилось, руки вцепились в перильца, располагавшиеся как раз у его пояса, дыхание сотрясало тщедушную грудь. Не может быть! Чуть-чуть не дойдя до верха, Скотт остановился перед дверью, которая теперь была ненамного выше его. На стекле были написаны несколько слов, но их невозможно было прочесть. Вдруг он буквально кожей ощутил что-то живое, страшное, напоминающее слабые электрические разряды, – не смог удержаться и, поднявшись еще на две ступеньки, застыл перед самой дверью. У него перехватило дыхание. Это был его мир, тот мир, где такие, как он, могли сидеть в креслах или на кушетке, не проваливаясь в них с головой; подходить к столу и брать любую вещь, а не проходить под ним, не нагибаясь; включать и выключать лампы, а не стоять беспомощно под ними, как под деревьями. Она вышла из маленькой комнаты и увидела его. Мышцы на лице дернулись. Скотт дрожал, глупо разглядывая женщину. Возглас изумления готов был вырваться из его горла. Женщина будто приросла к полу. Одна ее рука была прижата к щеке, а глаза расширились от потрясения. Время остановилось, исчезло, перестало существовать. Женщина смотрела прямо на него. «Это мираж, – настаивал его рассудок, – это только мечта». Потом женщина медленно, напряженно двинулась к двери. Скотт отпрянул, чуть было не соскользнул с края ступеньки, но, налетев на поручень, устоял. Когда она открыла крошечную дверь, он не без напряжения выпрямился. – Кто вы? – испуганно прошептала женщина. Он не мог отвести взгляд от ее нежного лица, от точеного носика и губ, от зеленых бусинок-глаз, от маленьких, напоминающих розовые лепестки ушек, едва видимых сквозь чистое золото волос. – Пожалуйста, входите, – сказала она, придерживая распахивающийся халат тонкими, белыми, как гипс, руками. – Меня зовут Скотт Кэри, – ответил он сорвавшимся на писк голосом. – Скотт Кэри, – повторила красавица. Имя было незнакомо ей. – Вы… – она смешалась, – вы… как я? Теперь Скотта уже трясло. – Да. Да! – О, – выдохнула она. Они смотрели друг на друга. – Я… я слышал, как вы пели, – проговорил Скотт. – Да, я… – И нервная улыбка, пробежав по бледным губам, исказила их. – Пожалуйста, – робко повторила она. – Вы не хотите зайти? Скотт без колебаний шагнул в фургон. Все было так, как будто он знал эту женщину всю жизнь и теперь вернулся к ней после долгого путешествия. Он прочитал слова, написанные на двери: «Миссис Том Большой Палец». Скотт глядел на нее со странной, темной страстью. Красавица закрыла дверь и повернулась к нему лицом. – Я… я была удивлена, – произнесла она, еще плотнее запахивая желтый халат. – Это так странно. – Знаю, – кивнул он, прикусив нижнюю губу. – Я уменьшающийся человек, – выпалил Скотт, ощутив вдруг страстное желание сообщить ей об этом. – О, – после минутного молчания произнесла красавица. Скотт не знал, что звучало в ее голосе – разочарование, жалость или опустошенность. Их глаза встретились. – Меня зовут Кларисса, – сказала женщина. Их руки соединились. Скотт, казалось, не мог дышать: воздух застревал в горле. – Что вы здесь делаете? – спросила она, высвободив руку. – Я… пришел… – Это было все, что смог выговорить Скотт. Он продолжал смотреть на нее, все еще не доверяя собственным глазам. Стыдливый румянец побежал по ее щекам. И, глубоко вздохнув, Скотт начал успокаиваться. – Я… я… извините. Все дело в том, что я никогда… – Он беспомощно повел руками. – Никогда не видел таких… Это… – Скотт дернул головой. – Я не могу выразить словами… – Я знаю, знаю, – торопливо вступила она, пристально посмотрев на него. – Когда… – Женщина запнулась и откашлялась. – Когда я увидела вас перед дверью, то не знала, что подумать. – Кларисса нервно засмеялась. – Думала, схожу с ума. – Вы одна? – неожиданно спросил Скотт. Она недоуменно взглянула на него и переспросила: – Одна? – Я имею в виду ваше… имя. Ну то, на двери, – уточнил он, не понимая, что задевает ее за живое. Кларисса успокоилась, и лицо ее смягчилось. Она грустно улыбнулась и повела маленькими круглыми плечиками. – А, это мой псевдоним. Всего лишь псевдоним. – Понятно, – кивнул Скотт, в смятении силясь проглотить тяжелый сухой комок, застрявший в горле. Кончики пальцев пощипывало так, будто они отходили после обморожения. – Понятно, – повторил он. И они все смотрели друг на друга, словно не могли поверить, что это происходит наяву. – Полагаю, вы читали обо мне, – добавил Скотт. – Да, – ответила она. – Сочувствую… Не дав ей договорить, он мотнул головой. – Это не важно. – Дрожь пробежала по его спине. – Так хорошо, что… – Скотт замер, глядя в ее мягкие глаза, и тихо-тихо пробормотал: – Так хорошо, что… Его руки дрожали от подавляемого желания: хотелось протянуть их и коснуться ее. – Так странно было увидеть эту… комнату… здесь, – говорил он, нервно пожимая плечами. – Я так привык к огромным вещам, что, когда увидел маленькие ступеньки, ведущие сюда, наверх… – Я рада, что вы поднялись, – перебила Кларисса. – И я тоже. Она опустила взгляд, но тут же снова подняла его на Скотта, как будто боялась, что тот исчезнет. – Я здесь абсолютно случайно, – объяснила Кларисса. – Обычно я не работаю вне сезона. Но владелец здешних аттракционов, мой старый приятель, оказался в затруднительном положении, и я… В общем, я рада, что все так получилось. Они не отрываясь смотрели друг на друга. – Постоянное одиночество, – сказал он. – Да, – прервала она мягко, – может, и так. Они опять помолчали. Кларисса беспомощно улыбалась. – Если бы я остался дома… – снова начал Скотт, – то не встретил бы вас. – Да, конечно. Дрожь короткими волнами пробежала по его рукам. – Кларисса. – Да? – У вас прелестное имя, – сказал Скотт, в то время как страсть, сотрясая его, пыталась вырваться наружу. – Спасибо, Скотт. Он прикусил губу. – Кларисса, я хотел бы… Она пристально смотрела на него. Потом без единого слова подошла, прижалась к нему щекой и замерла. А Скотт обнял ее и прошептал: – О боже… Кларисса всхлипнула и, неожиданно обхватив Скотта руками, прильнула к нему. Безмолвно обнявшись, они стояли в тихой комнате, и по их прижатым друг к другу щекам бежали слезы. – Милый, милый, милый, – ворковала она.