— Я что-то не то сказал? — спросил он у все еще застывшей на месте хозяйки кабинета. — Вы? — На ее лице не отразилось никаких эмоций. — Ну что вы, все замечательно. Вы можете и дальше оскорблять меня, господин Лунин. Вы же наш гость. Гость может делать что угодно. Вернувшись к стулу для посетителей, Илья не стал садиться, а ухватился руками за спинку. Получив дополнительные четыре точки опоры, Лунин почувствовал себя достаточно устойчивым для того, чтобы продолжать разговор. — И чем же я вас сумел оскорбить? По своему опыту общения с Юленькой Илья знал, что такой вопрос задавать нельзя. Если мужчина не понимает, чем он оскорбил женщину, тем самым, во всяком случае, так считала бывшая супруга, он наносит ей новое, еще более тяжкое оскорбление. И все же любопытство в очередной раз взяло верх над благоразумием. К удивлению Лунина, Ирина Владимировна отреагировала совсем не так, как делала это обычно Юленька. Она не вспыхнула, словно бенгальская свеча, разбрасывающая во все стороны обжигающие искры гнева, не зашлась в истерике и даже не повысила на Илью голос. — Вначале вы оскорбили меня своим приездом. — Шестакова откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. — По вашему мнению, я настолько необъективна, что не сумею разобраться в деле вашего брата без постороннего участия. Лунин взглянул на Рокси. Та тоже замерла, сидя на полу и наклонив голову набок, внимательно вслушиваясь в каждое сказанное незнакомой ей женщиной слово. — А теперь вы оскорбили меня еще раз. Вы действительно полагаете, что я не могу справиться ни с одним делом без вашей помощи? — Вовсе нет. — Илья взял со стола кружку. Кофе уже совсем остыл, но тем не менее он сделал несколько быстрых глотков. — Мне кажется, Ирина Владимировна, что вы меня неправильно воспринимаете. Вы смотрите на меня как на Лунина. — А что, на вас можно смотреть как-то иначе? — Лунин сидит у вас в камере. Вот и все, другого Лунина здесь нет. Считайте меня прикомандированным в вашу следственную группу сотрудником, — Илья наклонился, попытавшись заглянуть в глаза Шестаковой, — просто сотрудник. Просто Илья. Ничего сложного. Ничего оскорбительного. Если в деле Лунина окажется все так просто, как вы полагаете, я тут же уеду, если нет, может быть, вам и в самом деле будет от меня какая-то польза. Что там с этими Княжевичами, я не знаю. Не хотите — можете мне не рассказывать. Захотите поделиться — хуже никому не будет. Если я правильно понял, с их делом у вас действительно проблемы. — Ладно, просто Илья, — она наконец открыла глаза, — давайте сделаем так. Вы сейчас поедете на квартиру. Немного отдохнете, оставите там собаку, ну а я за это время немного соберусь с мыслями. К двум часам вы вернетесь сюда, и тогда посмотрим, какая от вашего присутствия может быть польза. Глава 9, в которой влиятельные жители Среднегорска понимают, что не так уж и влиятельны Три года назад, точнее, чуть меньше Закончив телефонный разговор, Сергиевич вновь поднял трубку, теперь уже внутреннего телефона, и приказал секретарю отменить все назначенные на вторую половину дня встречи, а заодно распорядился, чтобы машина была готова к выезду. Конечно, могут еще начать названивать из Москвы, их ведь буквально распирает под вечер, особенно в пятницу, с какой-нибудь, якобы неотложной, ерундой. Но, в конце концов, на то он и губернатор, чтобы иметь возможность самому регулировать свой рабочий график. На сегодня хватит, главное дело он уже сделал. Ну, не так чтобы вот прям своими руками, но ведь это кто на что учился. Он, Сергиевич, поставил задачу, и вот теперь она, наконец, выполнена. Тендер проведен. Проведен грамотно, красиво, без сучка и задоринки. Все, как положено, несколько участников, начальная стоимость контракта даже снизилась на целых двести миллионов. Сергиевич улыбнулся. Восемнадцать миллиардов восемьсот миллионов рублей. Такова конечная сумма. И это просто замечательно, а еще замечательнее то, что эта сумма достанется не абы кому-то, не этому наглецу Рассказову, как говорят, пытавшемуся пролезть к кормушке за его, губернаторской, широкой спиной, не столичным прохиндеям, готовым ухватиться за что угодно, лишь бы платили деньги. Нет, деньги достанутся правильному человеку, который сделал правильные выводы из состоявшейся месяц назад встречи и не стал искать окольных путей, а просто как следует все обдумал и дал верный ответ. Жаль, конечно, что Кольцов не может сразу перечислить всю сумму, пока от него в качестве аванса поступили лишь жалкие сто миллионов, но ничего. Потекут деньги рекой из бюджета, зажурчит ручеек и в его сторону. Кольцов обмануть не посмеет, не та у него ситуация. А попробует юлить, так ему кислород перекрыть труда не составит. Эх, из полей уносится печаль… Весело насвистывая, Сергиевич быстрым шагом пересек кабинет и открыл дверь, ведущую на лестницу, по которой можно было прямиком спуститься прямо во внутренний двор областной администрации, избегая встреч с, возможно, еще сидящими в приемной посетителями. Скучавший на лестничной площадке охранник торопливо спрятал в карман телефон. — Все, Миша, хватит с нас на сегодня работы, — обрадовал его Сергиевич, — едем домой. Уже из машины Иван Юрьевич позвонил жене, предупредил, что приедет пораньше, и попросил поставить на холод шампанское. — Лидочка, ты пару бутылочек убери, пожалуйста. А лучше, знаешь, давай сразу три. Будем сегодня только шампанское пить. — Есть повод? — По голосу жены было слышно, что она рада его хорошему настроению. — Еще какой. — Сергиевич, зажмурившись, представил перед собой миллиард зажженных свечей на гигантском торте, которые ему вот-вот можно будет задуть. Москва напомнила о своем существовании, когда машина губернатора уже подъезжала к загородной резиденции. Взглянув на экран, Сергиевич нахмурился. Причины для звонка этого человека, на первый взгляд, вроде бы не было, но раз он звонил, значит, и причина существовала, вот только губернатору пока она была неизвестна. — Иван Юрьевич, как поживаете, как настроение ваше? — заботливо прошелестел голос находящегося за три тысячи километров собеседника. — Мое почтение, Михаил Дмитриевич. — Сергиевич прижал трубку поплотнее к уху, — вроде бы грех жаловаться. — Жаловаться вообще грех. — В телефоне послышался негромкий смех. — Если я не ошибаюсь, Иван Юрьевич, у вас сегодня тендер должен был состояться. Как все прошло, без происшествий? — Так а какие там могут быть происшествия? Все в штатном порядке. — В штатном — это замечательно, — похвалил собеседник. — В таком случае вы и во всем остальном действуйте в штатном порядке. — Извините, Михаил Дмитриевич, я не очень понял. — Сергиевичу вдруг стало холодно, и он зябко поежился. — Какой именно порядок вы имеете в виду? Некоторое время трубка молчала. Сергиевич уже хотел было уточнить, слышит ли его собеседник, но не успел. — Я имею в виду, что пять процентов суммы контракта должны поступить на предоставленные вам реквизиты. Срок исполнения — неделя, в противном случае итоги тендера будут аннулированы. — Как аннулированы? — Иван Юрьевич почувствовал, что голос его испуганно задрожал. — А что, вы думаете, мы не знаем, что все три участника тендера принадлежат фактически одним и тем же лицам? И что всех прочих вы исхитрились не допустить до торгов. Сергиевич, не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле. Вы меня поняли? — Понял, — обреченно пролепетал Иван Юрьевич. — Хорошо. И еще, Сергиевич. Казаться умнее, чем вы есть, тоже не следует. Это может быть вредно для головы. Надеюсь, вы и сейчас меня понимаете. — Я понимаю, я все понимаю. Иван Юрьевич действительно понимал. Пока он, идиотски улыбаясь, надувал щеки, чтобы набрать в них побольше воздуха, кто-то другой разом задул весь миллиард горящих свечей и ушел, унося с собой предназначенный ему, Сергиевичу, торт. — Ну и замечательно, — подобрел собеседник. — Кстати, скажу по секрету. Через три недели будет рассматриваться вопрос о выдвижении вашей кандидатуры на второй срок. Я намереваюсь вас поддержать, Иван Юрьевич. — Спасибо, спасибо, Михаил Дмитриевич, — больше всего Сергиевичу хотелось сейчас разбить телефон, а затем громко, в голос, разрыдаться, — буду вам очень обязан. — Ничего, — прошелестело в телефоне, — свои люди, сочтемся. Супруга встречала Ивана Юрьевича на крыльце. К ее удивлению, от радостного и оживленного человека, с которым она общалась менее получаса назад, не осталось и следа. Сергиевич прошел на примыкающую к крыльцу террасу, рухнул в первое попавшееся кресло и замер, устало закрыв глаза. Поняв по выражению лица мужа, что случилось что-то очень неприятное, Лидия Сергеевна замерла в нерешительности. Она знала, что в такие мгновения супруга лучше не беспокоить, но и уйти в дом не решалась, вдруг ему что-нибудь понадобится, а ее не окажется рядом. Она оказалась права. Просидев неподвижно пару минут, Сергиевич открыл глаза и медленно, словно у него болела шея, повернул голову. — Ты здесь? — При виде жены лицо его подобрело. — Принеси-ка нам выпить. Посидим с тобой на свежем воздухе. — Шампанское? — на всякий случай уточнила Лидия Сергеевна в надежде, что случившаяся неприятность, возможно, была не так уж и значительна. — Нет, водку, — разрушил ее предположения Иван Юрьевич, — будем пить водку. Не чокаясь. — Кто-то умер? — всплеснула руками Лидия Сергеевна, мысленно перебирая всех знакомых ей сотрудников областной администрации преклонного возраста. — Нет, пока все живы, — хмуро отозвался на переживания супруги Сергиевич, — хотя, знаешь, лучше бы, если б кто-нибудь умер, все веселее было бы. * * * От шлагбаума, перекрывающего въезд в резиденцию губернатора Сергиевича, до автоматических украшенных изящной ковкой ворот усадьбы Рассказова по прямой было не более трех километров. Если же следовать по дорогам общего пользования, расстояние это увеличивалось почти вдвое, но в любом случае было невелико, чтобы добраться на машине и десяти минут не потребуется. — Может, прямо сейчас поехать да морду ему набить? Рассказов сделал еще один глоток и протянул обтянутую воловьей кожей флягу своему спутнику. Тот отрицательно покачал головой, и они продолжили неспешную прогулку по извилистым дорожкам, опутывавшим почти всю территорию усадьбы. Шедший рядом с Павлом Дмитриевичем мужчина был с ним почти одного возраста, хотя и выглядел несколько старше. Причиной тому были непомерно разросшиеся с годами, неаккуратные, пепельного оттенка брови, а также несколько глубоких морщин, пересекавших его высокий, тяжелый лоб и уходивших прямо в заросли седых, жестких волос. — Кому, Сергиевичу? Гениальная идея. — Спутник Рассказова небрежно похлопал его по спине и иронично добавил: — Успехов тебе, Паша. Михаил Афанасьевич Дорохов был знаком с Рассказовым почти тридцать лет, из которых последние десять, после ухода в отставку с должности начальника уголовного розыска одного из районных управлений внутренних дел Среднегорска, работал у него руководителем службы безопасности. Эти давние, проверенные временем и многими пережитыми вместе испытаниями, отношения позволяли ему держаться с Павлом Дмитриевичем на короткой ноге и иногда даже посмеиваться над своим работодателем. — Ну а что? — Выпитый коньяк наполнил Рассказова оптимизмом. — К нему меня пропустят без проблем, а потом, как охранник уйдет, так я нашему дорогому губеру мозги и вправлю. — В этом я как раз не сомневаюсь, — улыбнулся Дорохов. — Только что потом, Паша? Я буду тебе передачки в следственный изолятор возить? — Да ладно тебе, — отмахнулся Павел Дмитриевич, — нам бояться нечего, и так в Сибири живем. — Сибирь, Павел, она большая, — хмыкнул, не соглашаясь, Дорохов, — есть такие места, что тебе и в кошмарных снах не снились. Так что давай ты фляжечку свою мне отдашь, погуляешь со мной немного, успокоишься, а потом пойдем в дом чайку попьем. — Фляжку тебе, разбежался. — Рассказов недовольно встряхнул плечами. — Ты мне лучше, Миша, скажи, чего делать будем, ежели ничего делать нельзя? Губеру в морду дать нельзя, Стрельникова за шею взять ты мне тоже не даешь. А как быть тогда, Миша? Ты понимаешь, в конце концов, на какие деньги меня выставили? — Я понимаю, — угрюмо отозвался Михаил Афанасьевич. — Ни черта ты не понимаешь, — резко обернулся к нему Рассказов. — Пол-ярда, Миша! Пол-ярда! Это бешеные бабки, даже для меня. И что мы сделали? Мы и пальцем в ответ не шелохнули. Это что, правильно? — И что ты своим пальцем делать собирался? В замминистра тыкать? — повысил в ответ голос Дорохов. — Тебя самого в ответ так бы ткнули, костей не соберешь. Я понимаю, если бы у нас на него хоть какая-то зацепка была, так ведь нет ничего. Мои парни и его пасли, и окружение его, если бы хоть где-то этот левый референт засветился, то все, мы его разом взяли бы и всю информацию вытрясли. Но нет его, Паша. А раз нет, то и доказать ты ничего не можешь, как бы ты ни был уверен, что Стрельников всю эту аферу подстроил. — В багажник его загрузить, в лесок вывезти да потолковать как следует, — буркнул, уже успокаиваясь, Павел Дмитриевич, — сам все и расскажет. — Ты понимаешь, какая это статья? — покачал головой Михаил Афанасьевич. — И ты от нее не открутишься, даже если он и отдаст тебе твои деньги. Или ты его в этом лесочке навсегда оставить хочешь? Так ведь, если он исчезнет, ты первым подозреваемым сразу и окажешься.