Вернувшись в управление, Лунин получил в свое полное распоряжение поверхность небольшой тумбочки и пухлую папку, в которой были собраны все имеющиеся на данный момент документы по убийству Дарьи Мещерской. Погрузившись в чтение, Илья даже не заметил, как закипел включенный Шестаковой чайник, и, лишь когда она поставила на угол тумбочки кружку с горячим кофе, оторвался от созерцания фотографий с места преступления. — Еще и шоколадка? — обрадовался он, услышав, как Ирина Владимировна зашелестела оберткой. — Обещаю завтра что-нибудь купить к кофе. — Если вы купите еще и сам кофе, то я окончательно смирюсь с вашим присутствием, — усмехнулась Шестакова. — Кофе-то я куплю, — отмахнулся Лунин, — это ерунда. Вот когда я настоящего преступника найду, тогда вы точно скажете спасибо за то, что я приехал. — Вы все еще пытаетесь убедить меня, что убийство совершил не Лунин? — Улыбка, появившаяся было на лице Ирины Владимировны, мгновенно исчезла. — Вам не кажется, что это пустая трата сил да и времени? Причем больше вашего, хотя и моего тоже. — Ну, времени у меня много, целый отпуск, — Илья сделал маленький глоток еще горячего кофе и вернул кружку на тумбочку, — сил, конечно, поменьше. Я ведь, знаете ли, только с больничного вышел, но это ничего, я с собой витамины привез. Каждый день пью, сил набираюсь. — И чем же вы таким болели, Илья Олегович? Надеюсь, это не очень заразно? — Я, конечно, не медэксперт, — Лунин отломил квадратик от шоколадной плитки и быстро отправил себе в рот, — но мне кажется, переломы воздушно-капельным путем не передаются. Только через прикосновения. — И кто же это к вам так прикоснулся? — Мир не без добрых людей. — Илья сделал еще глоток кофе и благодушно улыбнулся. — Кофе и шоколад, идеальное сочетание, верно? Это как кетчуп и пельмени. По отдельности тоже вкусно, но вместе совсем другое. — Может быть, я, правда, кетчуп не ем, — покачала головой Шестакова. — Пельмени тоже редко. Не хотите, значит, рассказывать, как в больницу угодили. — Да там ничего особенного. — Лунин отломил от шоколадки еще один кусок, на этот раз покрупнее. — Приехал в один городишко, хотел задать несколько вопросов, а мне там не рады оказались. Представляете? Глупая ситуация вышла, еле выкрутился. — Илья машинально потер левое плечо. — Надеюсь, здесь мне ничего не угрожает. — С моей стороны точно нет, — фыркнула Ирина Владимировна. Лунин удовлетворенно кивнул. — А что, есть еще какие-то заинтересованные стороны? Не получив ответа на свой вопрос, Илья допил кофе и, решив держаться от соблазна подальше, отнес недоеденную шоколадку на подоконник. — Видите ли, Ирина Владимировна, у меня нет цели во что бы то ни стало доказать невиновность Лунина. — Неужели? — Она скрестила на груди руки и откинулась на спинку кресла, словно желая увеличить между ними дистанцию. — Именно! Моя цель так же, как и вас, установить преступника. — А преступник, можно подумать, еще не установлен? — Можно подумать, установлен, — передразнил Илья. — Да, у вас есть Лунин. Замечательно, я не против. Давайте считать его одной из версий. Пусть даже основной, если вы так настаиваете, но все равно одной из, не единственной. Вы дело сами читали? — Вообще-то я его составляла, — возмутилась Шестакова. — Это понятно, — кивнул Лунин, — так бывает. Что-то напишешь, а потом перечитываешь и думаешь, господи, как я мог такую чушь написать. — И где же вы там чушь увидели? — Да нигде, — примирительно улыбнулся Илья, — это я так, к слову. У вас там и написано все замечательно, и фотографии красивые, только доказательств причастности Лунина к убийству ведь нет никаких. — Как это нет? А часы? — Ну что — часы? Я же вам там, на месте, показывал, Мещерская могла сама, падая, уронить часы. А теперь, когда я посмотрел фотографии, я уверен, что именно так все и было. — И откуда же у вас такая уверенность? — Ну как откуда? Из вашего дела. Вот смотрите. — Лунин вскочил на ноги и положил папку с делом на стол перед Шестаковой. — Видите фотографию? Мне кажется, ее одной достаточно, чтобы понять, что Лунин невиновен. Бросив короткий взгляд на снимок, Ирина Владимировна подняла глаза на Илью и тяжело вздохнула. — Вообще-то этот снимок, точнее, то, что на нем изображено, является основным доказательством вины вашего брата. — Мы же договаривались, — попытался было возразить Лунин, но Шестакова не дала ему договорить. — Ни о чем мы с вами не договаривались! Вся эта ваша игра, «Я не Лунин», меня уже за день утомила. Если вы «не Лунин», то часы вашего «не брата» найдены на месте преступления, а из этого напрашивается прямой вывод, что и сам «не брат» был там же. Что здесь, по-вашему, можно толковать двояко? — Посмотрите на фотографию. — Илья постучал пальцем по снимку. — Вы видите, что ремешок порван? — И что? Его могла порвать Мещерская, когда пыталась защититься. — Неужели? — Саркастически усмехнувшись, Лунин перевернул несколько страниц и показал другую фотографию. — Это с таким-то маникюром? Как она могла порвать ремешок и не повредить ногти? Хотя ладно, все может быть. Но в таком случае она непременно поцарапала бы Лунину запястье, и на ногтях остались бы следы кожи. А что нам говорят эксперты? — Он вновь стремительно перелистнул несколько страниц. — А ничего они не говорят! Нет никаких следов. — Но у Лунина на запястье есть свежая царапина, между прочим, довольно глубокая, — возразила Шестакова. — Это хорошо, — кивнул Илья, — хорошо, что глубокая. Чем глубже царапина, тем больше из нее выделений. Так ведь? Но на руках Мещерской их нет. Вывод из этого достаточно очевиден: убитая Лунина не царапала. И еще, Ирина Владимировна, ответьте мне на один вопрос. Место преступления хорошо осмотрели? Ничего там, случайно, заваляться не могло, между камушками? — Вы что-то нашли? Хватит уже говорить загадками. — Нет, — развел руками Лунин, — я ничего не нашел. И вы не нашли. Логично предположить, что этого на месте преступления и не было. — Не было чего? — устало выдохнула Шестакова. — Ну как чего? Кусочка ремешка. — Лунин вновь вернулся к первоначальному снимку. — Вот здесь он порвался, замечательно. А где кончик? Ветром унесло? Если хотите, можем вернуться, поискать вместе. — Послушайте, не надо думать, что вы один такой наблюдательный. Я тоже заметила, что части ремешка не хватает. Куда она делась, я не знаю, но это ведь кожа. В конце концов, ее могла проглотить пробегавшая мимо собака. Но это ведь ничего не меняет, даже наоборот. — И какой же у вас тут оборот вырисовывается? — скептически уточнил Лунин. — Элементарный. Этим как раз объясняется то, что на ногтях Мещерской нет следов биологических материалов. Ей не надо было срывать часы с руки Лунина. Ремешок был уже порван, часы лежали у него в кармане и преспокойно себе оттуда выпали. Он ничего не заметил и покинул место преступления. А мы их нашли. — Ирина Владимировна захлопнула папку. — Такое объяснение вас устраивает? — Так себе, — поморщился Илья, — конечно, сугубо теоретически, такое может иметь место, вот только я что-то не встречал людей, которые носят в карманах часы с рваными ремешками. Ну, разве что, когда несут их в ремонт. Я, конечно, могу представить, опять же сугубо теоретически, что еще не протрезвевший Лунин проснулся, зачем-то потащился на улицу, там встретил Мещерскую и убил ее. Это, так сказать, соответствует моим представлениям о жизни в деревне. Но чтобы он на ночь глядя потащил с собой часы… В поселке ведь нет ремонта часов, особенно ночного? — Значит, он порвал ремешок, когда шел навстречу Мещерской, — возразила Ирина Владимировна, — это, кстати, объясняет, почему на месте убийства не обнаружили кусочек от этого ремешка. Он потерял его где-то по дороге. Логично? — Логично, — пробормотал Илья и упрямо тряхнул головой, не желая признавать поражение. — А если я докажу, что ремешок был порван раньше? — Вот вы докажите, а потом мы над вашими доказательствами думать будем, — усмехнулась, довольная итогом дискуссии, Шестакова, — а пока — извините. — Хорошо, — Лунин возбужденно прищелкнул пальцами, — версию с Луниным пока отбрасывать не будем. Признаю, она имеет право на существование. — Надо же, удивительный прогресс. Мне как, вам в пол поклониться? — съязвила Ирина Владимировна. — Пока рано. — Илья задумчиво потер подбородок. — У меня к вам две просьбы. Выполните? — Излагайте, я подумаю. — Первая просьба простая. Я глянул протокол допроса. Он же вам фактически ничего не сказал. — Кроме того, что «Я, Лунин, не убивал Дарью Мещерскую»? Ничего. — Наверняка из него можно еще что-нибудь вытащить. Дайте мне возможность с ним пообщаться. — Как вы себе это представляете? Вы хотите навестить его в следственном изоляторе? Завтра же об этом узнают в прокуратуре. Вы представляете, какой скандал будет? — Да знаю я, — вздохнул Илья, — мне Хованский говорил, что у него с местным прокурором взаимная нелюбовь. Затребуйте его к себе. Организуйте ему, например, очную ставку. — Это с кем же? — Какая разница? — пожал плечами Лунин. — Можно с матерью, пусть подтвердит, в какое время он пришел домой после пьянки. Не хотите мать, пригласите его собутыльников, пусть подтвердят, во сколько он ушел. — Для всего этого очной ставки не требуется. Достаточно просто их допросить, что я, если вы внимательно смотрели дело, уже сделала. Илья наклонился над столом и, доверительно улыбаясь, изрек: — Следователь — фигура процессуально самостоятельная, хотите провести очную ставку, так проводите. — А если я не хочу? — Шестакова подняла голову так, что их с Луниным взгляды на мгновение встретились. — Ой, у вас, оказывается, глаза зеленые, — удивился Илья, — нечасто встретишь. Вы сказали изложить просьбы, вот я и излагаю. Продолжать можно? — Ну попытайтесь. К удивлению Лунина, в голосе собеседницы ему послышалось едва уловимое сочувствие. — Только я вам сразу скажу, — устав стоять, Лунин опустился на стул, — вторая просьба немного для вас сложнее будет. Тут думать надо.