Итак, что имеется? Отвергнутый любовник, причем непростой, с гонором, да к тому же сынок еще более непростого родителя. Такие всегда с трудом признают поражение, да и то только в том случае, когда не остается другого выхода, кроме как постучать рукой по ковру, давая знак, что сдаешься. То, что у Анатолия и Головкова-младшего отношения были хуже некуда, — это тоже понятно, хотя, после пары попыток, к тому же безуспешных, набить морду более удачливому сопернику можно уже было и успокоиться. Или нет? Илья задумался, как бы он поступил в такой ситуации. Скорее всего, он бы просто ничего не делал. Если уж так сложилось, что женщина выбрала не тебя, остается только самому выбрать другую женщину. Во всяком случае, именно это представлялось Лунину логичным. Или же можно остаться в гордом одиночестве. Кстати, интересно, разве в одиночестве есть место гордости? Одиночество — это, прежде всего, покой. Ну и еще, конечно, скука смертная, мысленно добавил Лунин. А вот гордость — она всегда в толпе. Ты в центре, и все взгляды обращены только на тебя, потому что ты лучший. Во всяком случае, все так думают, и от этого ты несказанно собой горд. Вот что такое гордость. Хотя, может, это гордыня? Лунин пнул еще один попавшийся на его пути камушек и чуть было не поскользнулся, на мгновение потеряв равновесие. Гордость, гордыня… Понавыдумывают же всего! Надо будет посмотреть, что о гордости писал этот чудак Монтень, в старину ведь любили порассуждать о подобных материях. В любом случае к семейству Головковых стоит присмотреться повнимательнее. И может быть, даже не столько к сыну, сколько к отцу. Уж больно их вчерашняя встреча Илье не понравилась. На самом деле встреч было две. Сидевшая за столом тетка бросила взгляд на стену, на которой висели старые, наверняка оставшиеся еще от деда часы с кукушкой, и вдруг засуетилась. — Вот мы с тобой лясы-то точим. А мне ведь за молоком бежать надо. Небось, Клавдия думает, что я и не приду уже. — Так давайте я тоже разомнусь, — вскочил Лунин. — Рокси, айда пройдемся. — Со мной пойдешь? — удивилась тетка, доставая из кухонного шкафа небольшой блестящий бидон из нержавейки. — Ну пойдем, пусть посмотрят, какой племяш у меня вымахал. Когда Татьяна Васильевна распахнула калитку, Рокси первой выскочила на улицу и тут же на кого-то изо всех сил залаяла. Лунин, спешивший узнать, что же привлекло внимание болонки, на полном входу влетел в спину неожиданно застывшей тетки. — Вот он, прикатил, ирод, — произнесла не оборачиваясь Татьяна Васильевна, после чего, горделиво распрямив плечи, шагнула за калитку. Вышедший за ней следом Илья увидел черный «туарег», стоящий перед неторопливо сдвигавшимися в сторону автоматическими воротами. Переднее стекло с левой стороны было опущено, а сам водитель внедорожника, высунувшись из машины, с любопытством разглядывал оглашающую звонким лаем окрестности болонку. — Что, Татьяна, пса сторожевого себе завела? — ехидно полюбопытствовал он у соседки, а заметив показавшуюся в проеме калитки массивную фигуру Ильи, добавил: — Мужчина, про пса, это я не вам. Это я про собачку. Моська дерзкая какая, ничего не боится. — А что, есть повод кого-то бояться? — уточнил Лунин и негромко причмокнул губами, подзывая к себе не на шутку разошедшуюся Рокси. — А вы вообще кто, мужчина? — нахмурился Головков. — А вы? — Илья затворил калитку и подхватил на руки подбежавшую к нему болонку. — Я-то живу здесь, — было видно, что тон Лунина не пришелся по нраву водителю внедорожника, — так что могу знать, кто тут, возле моего дома, шляется. — Видите, как все замечательно, — Илья почесал Рокси за ухом, и она благодарно лизнула его руку, — вы тут живете, а я с собачкой гуляю. Давайте каждый будет продолжать заниматься своим делом. — Повернувшись к тетке, Лунин кивнул. — Ведите, Татьяна Васильевна. Из нас троих дорогу только вы знаете. За молоком тетка ходила в расположенный почти на самом краю деревни дом, один из немногих в поселке, сохранившихся с тех времен, когда маленький Илюша приезжал в Ясачное на все лето. Почти все в округе за два с лишним десятка лет было перестроено, либо снесено и отстроено заново. Часть домов не просто говорили, буквально кричали о благополучии их владельцев, но в то же время хватало и достаточно скромных одноэтажных или с надстроенной деревянной мансардой построек. Поздний июньский вечер, когда солнце бесконечно долго катится по горизонту и никак не может проститься с миром до завтра, позволял Лунину беспрепятственно рассмотреть все произошедшие в поселке изменения. К радости Татьяны Васильевны, в доме местной молочницы еще было достаточно многолюдно. Как понял Лунин, жительницы села, большей частью уже достаточно немолодые, собирались здесь не только ради молока, но и для того, чтобы удовлетворить извечную тягу человека, особенно, если этот человек — женщина, к общению. Еще Илье довольно быстро стало понятно, что собравшиеся в этом доме люди в виновность Анатолия не очень-то верят, а если кто-то и допускает такую возможность, что его двоюродный брат мог совершить преступление, то держит свои сомнения при себе, чтобы не обидеть Татьяну Васильевну, пользующуюся уважением в этом небольшом коллективе. Так что, когда тетка представила его как следователя по самым важным делам, приехавшего из Среднегорска, чтобы разобраться, что тут случилось на самом деле, на Илью обрушился одобрительный гул женских голосов. — А видный-то какой парень, кровь с молоком! Самая старшая из присутствующих явно вознамерилась потрепать Илью по щеке, как из-за ног хозяина на середину комнаты выкатился миниатюрный, украшенный голубым бантом пушистый белый комочек и приветственно произнес: — Ав! Внимание собравшихся тут же, к немалому облегчению Ильи, переключилось на Рокси. Полчаса спустя, вдоволь налюбовавшись болонкой и обсудив все появившиеся за день новости, женщины начали расходиться. Обратный путь Татьяна Васильевна проделала под руку со своей обычной вечерней спутницей. Нина Сергеевна, а именно так звали ее товарку, жила на той же улице, что и Лунины, только еще на несколько домов дальше. Сам Илья всю дорогу шел сзади, неся в одной руке бидон с двумя литрами молока, в другой холщовую сумку Нины Сергеевны, в которой при каждом шаге побулькивала почти полная трехлитровая банка. Проходя через проулок, в котором убили Мещерскую, женщины непроизвольно ускорили шаг, а миновав место, где было обнаружено тело, обе почти одновременно перекрестились. Распрощавшись с теткиной приятельницей и вернув ей банку с молоком, Илья повернулся к Татьяне Васильевне. — Я, пожалуй, заходить не буду, время уже позднее. Так что держите ваше молоко, а я поеду. Забрав протянутый Ильей бидон, Татьяна Васильевна другой рукой коснулась его плеча. В сгущающихся сумерках ее глаза лихорадочно блестели. — Илюша, — она впервые за весь вечер назвала его по имени, — ты ведь сможешь помочь Толе? — Я постараюсь. — Лунин вздохнул, не желая давать тетке невыполнимых обещаний. — Я еще заскочу к вам на днях. Илья сделал небольшой шаг назад. Татьяна Васильевна, поняв, что другого ответа уже не будет, кивнула: — Хорошо, Илюша. Ты приезжай, в любое время приезжай, как надумаешь. Калитка негромко щелкнула, закрываясь. Рокси, догадавшись, что лимит приключений на день исчерпан, задрала голову, вопросительно глядя на Лунина. — Поедем домой, баиньки, — подмигнул ей Илья, доставая из кармана брелок сигнализации. «Хайландер» пискнул и моргнул габаритными огнями. Почти в ту же секунду послышался режущий слух скрип металла о металл, а затем гулко ударилась обо что-то с трудом открытая задвижка. В темноте вначале был виден только маленький красный огонек. На пару секунд он сделался ярче, а затем описал дугу и, опустившись ниже, завис в метре от земли. Держащий в руке сигарету человек неторопливо приблизился к Лунину. Рокси недовольно тявкнула, но Илья, не давая болонке дальнейшей возможности высказаться, подхватил ее на руки и быстро закинул в салон машины. — Засов у вас туго открывается, — обернулся он к подошедшему совсем близко Головкову, — на всю улицу грохот. — Так ведь пользуюсь редко, — тот вновь поднес сигарету ко рту, — в основном же на машине. Утром уехал, вечером приехал. Вы, смотрю, тоже уезжать собираетесь. — Попрощаться вышли? — Лунин хотел было сесть в машину, но решил, что Головков сочтет это проявлением неуважения. — Я не пойму, ты кто будешь. — Одновременно отбросив в сторону сигарету и видимость вежливости, подполковник ухватился рукой за дверь «хайландера». — Адвокат, что ли? Я вроде всех адвокатов здесь знаю. Или ты не местный? — Михаил Эдуардович, — Лунин перевел взгляд на руку, вцепившуюся в дверь его машины, — могу сказать, что верно только одно из двух ваших предположений. — Видишь оно как, — Головков оскалил зубы в кривой усмешке, — ты и имя-отчество мое знаешь, Татьяна, видать, рассказала. А я так о тебе вообще ничего не знаю, неправильно оно как-то. Илья подумал, что спешить, конечно же, не стоит и лучше еще хоть немного потянуть время. День, два. Сколько получится. Чем позже Головков все узнает, тем лучше. — Следственный комитет, майор Лунин. — Илья сунул раскрытое удостоверение под нос опешившему подполковнику и с удовлетворением заметил, как неестественно большие, навыкате глаза полицейского от изумления еще больше увеличились в размерах. И верно, пучеглазый, заметил про себя Лунин, пряча удостоверение во внутренний карман пиджака. — Время позднее, Михаил Эдуардович, так что я сейчас поеду. А если у вас появится желание что-то обсудить, вы вполне можете меня найти в управлении. Я имею в виду, Одинское управление, — уточнил Лунин и как можно вежливее попросил: — Ручку с двери уберите, чтоб не прищемить вас случайно. Головков быстро отдернул руку, словно металл двери вдруг раскалился добела, и отступил на полшага назад. — Вот оно как, ради родственничка суетитесь, значит. — Из темноты голос подполковника звучал угрожающе. — Родня как-никак, — пожал плечами Илья и, уже садясь в машину, добавил: — Думается, вы ради сына тоже на многое готовы пойти. Верно, Михаил Эдуардович? Ответа так и не прозвучало. Пожав плечами, Лунин захлопнул дверь и почти тут же заработал двигатель «хайландера». Освещая фарами пустынную улицу, внедорожник медленно тронулся с места. Его габаритные огни пару раз качнулись, переваливаясь через самодельные, обустроенные жителями села лежачие полицейские, затем исчезли за поворотом. Только после этого гулко захлопнулась железная калитка и отчаянно заскрипел металлом о металл запирающийся засов. Приехав в управление за полчаса до начала рабочего дня и уточнив на вахте, что Шестакова еще не приезжала, Илья решил дождаться ее на улице. Заложив руки за спину, он слонялся из стороны в сторону перед крыльцом следственного комитета, размышляя о своей вчерашней поездке в Ясачное. — Чуть свет уж на ногах! Услышав веселый голос у себя за спиной, Илья обернулся. Он так погрузился в размышления, что совсем не заметил, как Ирина Владимировна припарковала на стоянке свой автомобиль, небольшую двухдверную «Киа» белого цвета, вышла из машины и теперь стояла вполоборота к Лунину на ступенях крыльца. — Да, что-то не спится. — Илья поспешил к Шестаковой. — Эх вы, не знаете классиков, — рассмеялась Ирина Владимировна. — Я все больше детективы читаю, — смущенно улыбнулся Лунин. — А что там у классиков? — Не важно, — она легко взбежала по ступенькам, — пойдемте, раз вам не спится. На площадке второго этажа им навстречу вышла невысокая полная женщина лет пятидесяти, которая, увидев Шестакову, тут же бросилась к ней, раскинув в стороны руки. — Ирочка, дорогая моя, поздравляю! Выглядишь просто замечательно! Вот желаю тебе так всегда и выглядеть, чтобы ничего не менялось. Чтоб мужики все вокруг шеи выворачивали да глазами хлопали. — Ой, Ольга Дмитриевна, — Шестакова наклонилась и прижалась щекой к лицу толстушки, — боюсь, они так глазами до самой моей старости хлопать будут. — Ничего, не бойся, — женщина похлопала Ирину Владимировну по спине и немного отстранилась, — я к тебе днем забегу еще сегодня, поболтаем. — Непременно, — Шестакова с улыбкой кивнула, — к двум часам жду всех на торт, ну и вечером, как договаривались. — Да, я помню, в восемь у Ежика. Послав Шестаковой воздушный поцелуй, толстуха заспешила вниз по лестнице, успев бросить на Лунина оценивающий взгляд. — Так что получается, вы сегодня именинница? — Перескочив несколько ступенек, Илья поравнялся с Ириной Владимировной. — Получается. — А я без подарка, — расстроился Илья, — но все равно примите мои поздравления. А с подарком я что-нибудь за день непременно придумаю. — За поздравления спасибо, конечно, а насчет подарка, — Ирина Владимировна с усмешкой взглянула на Илью, — лучший подарок, который вы может мне сделать… — Это уехать назад в Среднегорск, — быстро докончил фразу Лунин. — Заметьте, не я это сказала, — рассмеялась Шестакова, — коли уж о подарках зашла речь, то у меня для вас один как раз имеется. К десяти на допрос привезут вашего Лунина. Илья замер, ухватившись за лестничные перила. — Так что у вас будет возможность с ним пообщаться, естественно, в моем присутствии. — Лучше наедине. Хотя бы недолго, минут десять. — Какой все же вы человек, — Ирина Владимировна осуждающе вздохнула, — неблагодарный.