— Очень просто. Сказал, что фильм снимает крупная компания американская. Полная секретность, чтобы кадры со съемочной площадки в Интернет не утекли. — И что, поверили? — За те деньги, что я им заплатил, во что угодно поверить можно. Мы их всех в Самаре собрали, а потом еще два дня везли на автобусе с закрашенными окнами. Так что не беспокойся. Иди лучше сюда, кино начинается. Прекратив метаться по тесной комнате, Рассказов занял место перед экраном ноутбука. Снимали из заходящего на посадку вертолета. Из-за шума лопастей расслышать что-либо было невозможно, было видно лишь, как стоящие на крыльце особняка люди начали торопливо ложиться прямо на ступени, накрывая головы руками, а со всех сторон выскакивали облаченные в черную форму автоматчики, с опущенными на лица балаклавами. Вертолет опустился на лужайку метрах в пятидесяти от особняка, его сдвижная дверца распахнулась, и камера, покачиваясь при каждом шаге оператора, стала приближаться дому. Рассказов увидел, как единственный, не пожелавший лечь на пол высокий мужчина начал что-то эмоционально высказывать стоящему рядом с ним автоматчику, на что тот отреагировал коротким ударом стволом автомата прямо в солнечное сплетение разгневанному мужчине. Тот схватил руками за живот и повалился на ступени крыльца. — Это же надо — Сергиевича так приложить, — подпрыгнул от восторга Павел Дмитриевич, — да я это видео готов каждый день пересматривать. Надо было этого парня премировать, кто так сделал. — Этот парень как раз с тобой рядом, — усмехнулся Дорохов, — так что зря ты про премию ляпнул. Смотри дальше, не отвлекайся. Оператор со своей камерой уже был на крыльце, в непосредственной близости от происходящих событий. «— Поднимите его, — властно прозвучал женский голос. Пытавшегося спорить с автоматчиками мужчину мгновенно подхватили с двух сторон и поставили на ноги. На требование представиться он отреагировал нервно, за что тут же получил еще один удар автоматным стволом, правда, уже не такой сильный. — Сергиевич Иван Юрьевич, губернатор… — Энергичнее! — Губернатор Среднегорской области. — Кому принадлежат эти сумки? — Я не знаю. — Лицо губернатора судорожно дернулось, и он жалобно, по-детски выкрикнул: — Я не знаю! Вы слышите? Не знаю я, что это. Через мгновение перед камерой стоял уже другой мужчина, ниже ростом, с круглым, раскрасневшимся лицом и наворачивающимися на глаза слезами. Представившись директором строительной компании «Среднегорскдорстрой» Кольцовым, он торопливо начал объяснять, что в сумках лежат деньги, много денег. И деньги эти предназначены губернатору Сергиевичу за покровительство в получении тендера на строительство объездной магистрали вокруг города Одинска. — Откройте сумки, — скомандовал женский голос. — То, что находится в сумках, — это взятка, так? — Так, — выдохнул Кольцов. — И в каком размере? — Полтора… полтора миллиарда рублей. Стоявший рядом с Кольцовым губернатор выдохнул на ухо своему подручному: — Сука ты! — Губернатор взглянул в объектив видеокамеры. — Сука! Вы все здесь суки!» Искаженное от злобы лицо замерло, затем экран потемнел. Рассказов откинулся на спинку дивана и несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь привести в порядок эмоции. — Представляешь, если это видео в Интернет выложить, на Ютьюб, или еще куда? Такое веселье начнется. — Нельзя, Паша. — Дорохов вышел из программы просмотра и захлопнул крышку ноутбука. Тогда деньги и тех, кто их взял, начнут искать. Не только покровители Сергиевича, но и все силовики. Не ради денег, из принципа. — Может, пусть поищут? Ты же говоришь, что к нам не подкопаться. Дорохов устало вздохнул. — Хочешь, я тебе историю одну расскажу, из жизни? — Валяй, — лениво кивнул Павел Дмитриевич, все еще мысленно находясь на ступенях крыльца губернаторской резиденции. — Сидит как-то на ветке ворона, держит грецкий орех в скорлупе и, извини, к заднице его примеряет. — Интересно, из чьей жизни история, — рассмеялся Рассказов. — Слушай дальше. Мимо бежала лиса. Посмотрела она на ворону и спрашивает: «Ты что, кума, делать собралась?» Та и отвечает: «Как что, обедать, конечно». Лиса посмеялась и говорит: «Чтобы обедать, еду надо ко рту прикладывать». Посмотрела тогда на нее ворона и сказала: «Съесть-то я его съем, это просто. Я хочу проверить, как он из меня выходить будет. Вдруг разорвет». — Это вот сейчас к чему было? Боишься, как бы нас с тобой самих не разорвало? — нахмурился Павел Дмитриевич. — Нет, Миша, не будет такого. Мы теперь с тобой сами лисы. Одну ворону уже наказали, еще одна пока цела, в министерство ездит, жизни радуется. Пусть радуется, пока. Думаю, мы годик, а то и побольше выдержим паузу. Пусть наша ворона расслабится как следует. Что скажешь? — Я так скажу, — Дорохов встал с дивана и с наслаждением потянулся, — пойдем-ка на массаж, нас там уже девочки заждались. — Кстати, о девочках, — спохватился Рассказов, — эту девицу, которая допрос вела, ее потом опознать не смогут? — Не смогут, — уверенно отозвался Михаил Афанасьевич, — там всего три человека без масок было. Это семья, муж с женой и сестра мужа. Все актеры, живут в Германии, их родители эмигрировали еще в начале девяностых. Работают в одном провинциальном театрике, деньгами не избалованы. Я им по сто тысяч евро заплатил каждому, так что болтать они не будут, а опознать их даже мама родная не смогла бы. Там столько грима наложено было, ты не представляешь. Носы накладные, щеки. В общем, профессионально отработано. — Тоже мне друзья Оушена, — усмехнулся Рассказов. — Ладно, пошли помассажируемся. А то я, похоже, в бассейне плечо потянул. * * * Домой Трошин вернулся, когда уже стемнело. Молча прошел на кухню, не подогревая, вывалил из сковороды на тарелку остатки макарон с жареной свининой. Затем достал из холодильника начатую бутылку водки. — Все хорошо? — Неслышно спустившаяся со второго этажа Ленка положила руки ему на плечи. — Ты будешь? — Он отозвался вопросом на вопрос, кивнув на бутылку. — Нет. — Ленка отрицательно покачала головой. — Что-то случилось? — Что у меня может случиться? — Николай отнес бутылку и тарелку с макаронами к столу и вернулся, чтобы забрать рюмку и кетчуп. — Яму выкопали, завтра бетон заливать будем. Жизнь идет полным ходом. Усевшись за стол, Трошин одну за другой опустошил две рюмки и только после этого приступил к еде. Он равнодушно забрасывал в рот холодные макароны, интенсивно работая нижней челюстью. Лицо его при этом оставалось неподвижным, словно на него была натянута неживая, резиновая маска, а глаза смотрели куда-то в противоположную стену, украшенную многочисленными семейными фотографиями. Наклонившись к мужу, Ленка осторожно поцеловала его в макушку. Николай вздрогнул и, быстро обернувшись, прижался лицом к телу стоящей рядом жены. — Ты меня любишь? — Ленке показалось, что его голос доносится прямо из ее живота. — Люблю, конечно. — Она провела рукой по волосам мужа. — У тебя точно все хорошо? Трошин еще сильнее прижался к жене. На какое-то мгновение ему показалось, что он прижимается не к Ленке, а к матери, а сам он маленький и беззащитный мальчишка, который совершил очередную глупость и теперь страшно боится, что его накажут. Ему захотелось заплакать, рассказать обо всех совершенных им в своей жизни глупостях. Конечно же, мать поначалу немного пожурит его, потребует дать обещание, что впредь ничего такого он делать не будет. И он, конечно же, пообещает. Вовсе не потому, что ему ничего не стоит обмануть доверчивое материнское сердце. Совсем нет! Он и в самом деле готов поклясться, что больше никогда не сотворит подобного. Он исправится, обязательно исправится, и тогда мать сможет гордиться им, с радостью показывать его своим знакомым и говорить: «Вот мой сынок, Коленька», а глаза ее при этом будут светиться от счастья. Незаметно от жены Николай вытер проступившую вдруг слезу и отстранился. — Лучше некуда, — буркнул он, возвращаясь к недоеденным макаронам, — шла бы ты, спать ложилась. Поздно уже. Постояв еще несколько мгновений возле уткнувшегося в тарелку мужа, Ленка тихо вздохнула и ушла на второй этаж. Когда полчаса спустя Николай поднялся на второй этаж, жена уже спала. Не зажигая света, он быстро разделся, улегся на своей стороне кровати, накинув на себя край одеяла, а потом долго лежал не в силах уснуть, вглядываясь в темноту и пытаясь представить, что же из этой темноты рано или поздно вынырнет ему навстречу. Глава 20, в которой утро преподносит Лунину один неприятный сюрприз, а вечер — другой Пить хотелось невыносимо. Измученный обезвоженный организм требовал хотя бы глотка воды, но налитая тяжестью голова никак не желала отрываться от подушки. В конце концов Лунин решился и откинул одеяло в сторону. Сделав несколько глубоких вдохов, словно ныряльщик перед длительным погружением, он свесил ноги на пол и рывком сел. В то же мгновение голова мстительно ответила пронзительной болью. Зажмурившись, Илья схватился за виски и начал интенсивно растирать их ладонями. Спустя несколько секунд, поняв, что легче не становится, он осторожно, стараясь не беспокоить больную голову резкими движениями, двинулся на кухню. Чайник оказался пустым, тогда Лунин открыл кран с холодной водой и набрал полную кружку воды. После второй кружки он почувствовал некоторое облегчение. — Встану я с похмелья, гляну, что за рожа! Больше пить не буду, — уже умывшись, Илья рассматривал свое опухшее за ночь лицо в зеркало, — но и меньше тоже. Это же надо было так вчера назюзюкаться. Где-то за стеной послышался возмущенный лай. Спохватившись, Лунин выбежал в прихожую и распахнул дверь гостиной. Рокси бросилась ему на ноги и жалобно заскулила. — Ты меня извини, конечно, — Лунин схватил болонку в охапку и потащил в ванную комнату, — на улицу я тебя сейчас не поведу, сил нет. Вот тебе емкость, — он посадил удивленную собачонку в ванную, — сделаешь свои дела, скажешь. Вернувшись на кухню и включив чайник, Лунин прижался лбом к оконному стеклу, почти не успевшему охладиться за короткую июньскую ночь. Он лениво разглядывал редких прохожих, которые либо, как он сам, уже опоздали к девяти часам на работу, либо вовсе на нее не собирались. Интересно, Илья потер ноющий затылок, что вчера вообще было? И ведь не спросишь ни у кого, даже обидно. Лунин с досадой оглянулся на лежащий на столе абсолютно бесполезный мобильник. Словно почувствовав к себе внимание, телефон ожил, замерцал экраном и наполнил квартиру радостным перезвоном. Номер звонящего в записной книжке не значился, на экране высветился лишь длинный ряд цифр. Поколебавшись, Илья решил все же ответить. — Господин Лунин? — Незнакомый голос был полон утренней бодрости. — Илья Олегович? — Он самый, — пробормотал Илья, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой выключая газовую конфорку под закипевшим чайником. — Я вас не разбудил? — полюбопытствовал неизвестный. — Нет, опоздали, — буркнул Лунин, тщетно пытаясь вспомнить, куда он мог спрятать пачку с пакетированным чаем. — Чем обязан? — Илья Олегович, — сочувственно вздохнул незнакомец, — у вас вчера, если вы, конечно, помните, был насыщенный вечер. А вслед за ним не менее бурная ночь. — Надо же. — Лунин наконец нашел упаковку с чайными пакетиками и бросил один из них в кружку с кипятком.