— Но зачем тогда она вас сюда притащила? — хлопнул по столу ладонью подполковник. — Если ей так хотелось, чтобы все выяснилось, она просто могла прийти к нам и во всем признаться. — Нет, — Илья взглянул на подполковника, затем перевел взгляд на притихшую Ирину, — ей вовсе не хотелось, чтобы выяснилось именно всё. Вся штука в том, что она рассуждала так же, как вы. — Это как? — нахмурился Антон Александрович. — Так же, как и вы, она была уверена, что я буду стараться доказать невиновность Анатолия. В то, что я буду стараться найти настоящего преступника, никто из вас почему-то не верил. — Илья усмехнулся. — У меня такое ощущение, что я многих разочаровал. Подполковник хотел было что-то возразить, затем внимательно посмотрел на мрачно сидящего напротив него Лунина и понимающе кивнул. — Так, с этим делом мне, будем считать, все понятно, — наконец изрек Летягин. — А что вы там про Княжевич говорили? По ней есть какие-то подвижки? — Есть, — преодолевая себя, произнесла Шестакова, — Илья Олегович и в этом деле сумел отличиться. — Как нам с Ильей Олеговичем повезло, — хмыкнул подполковник, наконец обративший внимание на состояние подчиненной, — а что это мы такие кислые? Голова болит али еще чего? Могу таблеточку предложить, сама знаешь, у меня обезболивающее всегда припасено. Ирина отрицательно покачала головой. Она никак не могла собраться с силами и сказать Летягину, что, зная о том, что ее родной брат совершил убийство, она оставила его почти на целые сутки без присмотра, надеясь, что он сам утром явится в следственный комитет. Что вместо этого Николай с самого утра заявился к мэру города, Миткевичу, посадил его в машину и увез в неизвестном направлении. Что полчаса назад ей звонила жена Миткевича и, вся в слезах, рассказывала, что все стоят на ушах по поводу приезда губернатора, а ее муж куда-то уехал с Николаем и пропал. Что, судя по всему, надо объявлять Николая в розыск, как лицо, совершившее тяжкое преступление, причем, похоже, уже не одно. Илья удивленно приподнял брови, когда откуда-то из-под стола мощно рявкнуло: We will, we will rock you! Достав из кармана мобильный телефон, Антон Александрович взглянул на экран и, прежде чем ответить на звонок, негромко пробормотал: — А этому что от меня надо? — после чего прижал телефон к уху и преувеличенно бодро прокричал: — Доброе утро, Дмитрий Евгеньевич! Рад вас слышать. В трубке что-то возмущенно заклекотали. Что именно говорил собеседник Летягина, Илья разобрать не мог, он видел лишь, как медленно угасает фальшивая радость, появившаяся было на лице подполковника. — Я понял вас, Дмитрий Евгеньевич. Не переживайте так сильно, — наконец отозвался сделавшийся к этому времени совсем мрачным Летягин. Очевидно, предложение «не переживать» вызвало бурю эмоций у невидимого Дмитрия Евгеньевича. Из телефона вновь послышалось что-то гневное и неразборчивое. — Я вам еще раз говорю, успокойтесь, — не выдержал Антон Александрович. — Я во всем разберусь. Лично приеду и разберусь. Закончив разговор, Летягин нервным движением убрал телефон обратно в карман и, не глядя ни на кого из присутствующих, пробормотал: — Черт знает что в районе творится! Уже мэров хитят. — Это Миткевич звонил? Он живой? — не удержалась от вопросов Ирина. — Миткевич? — с грустью взглянул на нее Антон Александрович. — Да что с ним станется? * * * Тело Николая увезли в морг только после того, как были закончены все необходимые в подобных случаях следственные действия. Сам Лунин, да и Ирина большую часть этого времени провели, расхаживая из стороны в сторону по огромной пустой стоянке для дальнобойщиков, расположенной прямо за зданием мотеля. Каждый из них перемещался в пространстве по своей собственной траектории, старательно выверяя ее так, чтобы не приближаться друг к другу ближе, чем на несколько метров. Пройдя несколько кругов с окаменевшим от горя лицом, Ирина останавливалась и принималась плакать. Плакала она совсем беззвучно, прижимая к лицу тонкие, с яркими, цвета фуксии, ногтями. Наплакавшись вволю, она растирала по лицу слезы уже насквозь промокшим платком. Затем она вновь трогалась с места, а через несколько кругов вся история повторялась. Илья, на которого Ирина первый раз набросилась еще в кабинете Летягина, ходил по площадке молча, изредка прикасаясь рукой к разодранной ногтями цвета фуксии щеке. В конце концов, устав и поняв, что объясниться с Шестаковой у него не получится, он ушел в машину. Первоначально озвученная версия была одна — самоубийство, и все же по указанию Летягина у возмущенного мэра были взяты смывы с рук, чтобы провести проверку на возможное наличие пороховых частиц, а следственной группе была поставлена задача тщательно проверить возможность того, что смертельный выстрел в сердце Трошину нанес кто-то другой. — Когда в здание заходят два мужика, да еще с ружьем, а потом выходит только один, — не договорив, Антон Александрович вздохнул и ткнул пальцем в грудь назначенного им на это дело следователя. — Разберись. Разберись, как следует. И все же озвученные вскоре выводы экспертов, хоть и предварительные, были достаточно однозначны. Поскольку Николай сидел на полу, прислонившись спиной к стене, тело его после наступившей почти мгновенно смерти изменило свое положение совсем незначительно, и представить точную картину произошедшего особого труда не составило. В момент выстрела карабин был приставлен прямо к груди Трошина. В связи с тем, что взятые у Миткевича смывы показали отрицательный результат, а других свидетелей смерти Николая не оказалось, за основу были взяты именно показания мэра. Насильно усадив Дмитрия Евгеньевича в машину, Трошин привез его в здание построенного им мотеля, где начал жаловаться на то, что вложенные им в строительство миллионы пропали безвозвратно, так как, согласно проекту строительства, на данном участке съезд с магистрали не предусмотрен. Сам он, Миткевич, ни к объездной дороге, ни к потерянным инвестициям Трошина отношения не имеет и полагает, что был похищен им как единственный, находящийся в относительно свободном доступе представитель власти. После того, как были озвучены все претензии, Трошин схватил стоявший в углу лом и нанес удар по стене прямо над головой мэра, в результате чего тот, испытав сильное потрясение, на какое-то время потерял сознание. Очнулся Миткевич от грохота выстрела. Увидев залитого кровью Трошина, он вскочил на ноги и опрометью бросился бежать. Выскочив из здания, он кинулся к автотрассе, где и попал под колеса губернаторского автомобиля. Два дня спустя Выйдя на крыльцо, Лунин остановился и, крепко ухватившись за перила, повел головой из стороны в сторону. Придя к выводу, что за прошедшие несколько дней ничего, заслуживающего интереса, в округе не появилось, он неторопливо спустился по ступеням. — Ты думаешь, я с тобой поеду? — сунув руки в карманы, он стоял, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. — Почему бы и нет? — Илья пожал плечами. — Почему бы и нет, — пробормотал Анатолий, забираясь на пассажирское сиденье «хайландера». Всю дорогу до дома они ехали молча, не обменявшись больше и парой слов. Словно почувствовав возникшее в салоне напряжение, Рокси тоже молчала, свернувшись клубочком на заднем сиденье. Когда, добравшись до пункта назначения, «хайландер» остановился, Анатолий, все так же молча, вышел из машины. Илья поморщился от сильного удара захлопнувшейся дверцы. — Тебе ключи не нужны? — Он подошел к стоящему у калитки брату. — А я-то думал, в какое дерьмо они завалились, — выхватив у Ильи связку, Анатолий отпер калитку. — Не пригласишь? Вопрос ударился в спину уже заходящему во двор Анатолию. Обернувшись, тот некоторое время хмуро разглядывал застывшего неподвижно Илью, держащего под мышкой белоснежную болонку, после чего отвернулся. — Заходи, коли не боишься. — Есть чего? — Закрыв калитку, Илья щелкнул задвижкой. — Да кто его знает, — Анатолий уже возился с входным замком, — по пьяни человека прибить — это ж вообще плевое дело. — Он вновь обернулся на брата и, мрачно усмехнувшись, добавил: — Я так думаю. — А что, — полюбопытствовал Илья, — будем пить? — Ты как хочешь, — Анатолий пожал плечами, — а я точно выпью. У тебя собака не кусается? Рокси возмущенно фыркнула. — Не должна. — Уклонившись от прямого ответа, Илья поднялся на крыльцо и вошел в дом. Два часа спустя они были на том же крыльце, оба уже изрядно выпимшие, но еще твердо держащиеся на ногах. За все это время они перебросились лишь несколькими короткими фразами, самой длинной из которых была: «Дай сюда нож», брошенная в сердцах Анатолием, по мнению которого брат слишком долго не мог содрать пленку с куска сервелата. — В общем, так, братец, — Анатолий поставил прихваченные им из дома рюмки на ступеньку крыльца и сам уселся рядом, — сейчас мы с тобой все это дело допьем, — он открутил крышку у еще непочатой бутылки и разлил водку по рюмкам, — а завтра ты оклемаешься и уедешь отсюда. Навсегда уедешь. Сев на ступень выше, Илья поставил рядом с бутылкой принесенную им из кухни тарелку с закуской. — Чего бы ты там в своей башке сейчас ни удумал, — продолжал между тем Анатолий, — мать я тебе никогда не прощу. Никогда. Резким движением он схватил со ступени обе рюмки и буквально впихнул одну из них Илье в руку. — Давай выпьем. За мою мать. Чтоб она быстрее вернулась. Чтоб сил у нее хватило. Он с силой ударил своей рюмкой о рюмку Ильи, так что водка выплеснулась и потекла им по пальцам. Влив остатки в рот, Анатолий тут же вновь наполнил свою рюмку и залпом опустошил ее. — Вот, теперь нормально, — удовлетворенно выдохнул он и покосился на брата. — Скажи ты мне, братец, зачем вообще сюда приперся? Сколько я тебя не видел? Двадцать пять лет, больше? Зачем, Илюша? — Ты все равно не поверишь. Илья покачал головой и поднес к губам рюмку. Вкус водки он уже не чувствовал, так же как и не ощущал эффекта от все возрастающего в организме количества алкоголя. — Ну ты попробуй, удиви меня. Там видно будет, поверю я или нет. — Тогда неси гитару. — Закрыв глаза, Илья устало прислонился к перилам. — Гитару? — Гитару, — не открывая глаз, Илья улыбнулся. — Говорят, поешь хорошо. Захотелось послушать, вот и приехал. — Я знал, — Анатолий медленно встал и теперь смотрел на брата сверху вниз, — я знал, что в менты одни дебилы идут. Но чтоб до такой степени, — не договорив, он нервно махнул рукой и ушел в дом. Вот и все, Илья попытался прижаться к балясине так, чтобы было удобнее, но при любом положении она врезалась либо в лоб, либо в щеку. Пора баиньки. — Пора баиньки, — вслух повторил Лунин, когда подбежавшая Рокси ткнулась холодным мокрым носом ему в руку. — Не спи, замерзнешь! Рокси неожиданно грубо рассмеялась. Открыв глаза, Илья увидел сидящую у его ног болонку и стоящего возле крыльца брата. Через шею Анатолия был перекинут широкий кожаный ремень, на котором держалась черная, поблескивающая лаком гитара. Проведя рукой по струнам, Анатолий немного подкрутил колки, после чего опять взял несколько пробных аккордов. Оставшись довольным звучанием, он взглянул на Илью. — Ну, какие будут заявки? Сегодня первый и последний раз для мента играю. — Я не мент, — тихо возразил Илья. — Ой, не мент. — Анатолий ехидно усмехнулся. — А кто ты у нас? Следователь? Есть разница? — Я тебе не мент, — медленно, с трудом выговаривая слова, произнес Лунин. — Я — брат. Я — твой брат. Двоюродный, конечно, но других у тебя все равно нету. — Угу, — причмокнув губами, Анатолий устроился на крыльце, положив гитару на колено, — родственник, значит. Ну, давай, родственник, говори, чего душа изволит.