– Нет. Он жив, я это чувствую. И определённо будет только рад увидеть тебя. – Все это так сложно, – тяжело вздохнув, Герман закрыл лицо руками. – Это проще, чем кажется, – с этими словами я спрыгнула с кухонной тумбы, на которой сидела все это время, и подошла к нему. Нас разделяли считанные сантиметры. – Мы поедем вместе. Я буду рядом. Если, конечно, тебе это будет нужно. Только не сдавайся, слышишь меня, Герман? Не сдавайся! Я отодвинула его руки от лица и заставила посмотреть мне в глаза. И, казалось, в тот момент я увидела в них все: боль, тоску, одиночество и…что-то еще. Что-то тёплое, сокровенное, как огонёк маленькой свечи. В его глазах горел свет. В них теплилась жизнь. – Знаешь, что я понял, Даша? – тихо, почти шёпотом произнёс он. – Что? – еще тише спросила я. – Не знаю, как я жил все эти годы. Когда в твоей жизни нет любви, нужна ли она тебе вообще, такая жизнь? Ты просыпаешься, завариваешь себе кофе, идёшь на работу, вечером возвращаешься домой, но совершенно не понимаешь, для чего это. Ты просто делаешь это, потому что так надо. Но это не жизнь. У меня есть работа, есть деньги, гигантский особняк, дорогая машина, но это никогда не приносило долгой радости. Это воспринималось как должное, как правильное. Я считал, что это круто – думать только о карьере и не знал, что бывает по-другому. Забыл, как оно – по-другому? Я всегда был в этом доме один. И если бы жил один в однокомнатной квартире, думаю, ничего бы не поменялось. Без любви это все не нужно. Все бессмысленно. Когда у тебя нет любви, то и жизни тоже нет. А сейчас…впервые за долгие годы я наконец-то почувствовал, что живу. – Что ты хочешь этим сказать? Сердце бешено стучало. Он молчал, точно слова вдруг стали тяжёлым, почти неподъёмным грузом. А потом наконец сказал: – Я люблю тебя, Даша. Кажется, я влюбился в тебя с того самого дня, когда ты вихрем влетела в мой кабинет. В доме стало настолько тихо, что было слышно, как тикают часы над камином в соседней комнате. Пытаясь обуздать вихрь, что бушевал внутри, я не могла вымолвить и слова. – Прости, – выдохнул он и, отстраняясь, шагнул в темную бездну гостиной. – Герман! Постой! Он остановился, но не обернулся. – Не уходи, – отчаянно прохрипела я. – Ты нужен мне! Герман не двигался. Тогда я сама сделала шаг в его сторону. Настолько близко, что чувствовала его запах – кардамон, нотки кедра и сандал. Этот аромат сводил с ума. Я осторожно опустила руки на его плечи. Он был напряжен. Я чувствовала это каждым сантиметром своего тела. Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха: – Ты очень-очень сильно мне нужен, – прошептала я. – Я без тебя не могу. Напряжение не сходило. Герман смотрел куда-то вдаль. Хоть я и не видела его глаз, но знала это. Именно в эту секунду в его душе происходила борьба. Но за что он боролся? С чем? Он казался мне таким открытым, но в то же время таким далёким и загадочным. – Не молчи, пожалуйста, – я обняла его за спину, – скажи хоть что-нибудь, иначе я сойду с ума. Все, что происходило дальше, точно было не со мной. Резким движением он вырвался из моих объятий, и я даже не поняла, каким образом в следующую секунду оказалась на барной стойке, отделяющей гостиную от кухни. Он больше не стоял ко мне спиной. Лицо к лицу. Губы к губам. Он целовал меня с такой страстью и отчаянием, точно я только что умерла и воскресла. Точно мы были на грани, на краю гигантской бездны, и своим поцелуем он пытался спасти меня от падения. Внутри разгорался пожар. Гигантский костёр, потушить который могли лишь его руки, его холодные руки, пробравшиеся под пламя моей одежды. Они исследовали каждый сантиметр спины, гладили шею, спускались ниже, так осторожно, и в то же время – так нетерпеливо. Я скинула его толстовку, вслед за ней на пол полетела футболка. Я хотела видеть его таким, какой он есть – с обнаженным торсом и обнаженной душой, открытым и откровенным, смелым и уязвимым. И в эту секунду он был именно таким. Через призму его тела я видела самые далекие уголки его души. Он слишком долго закрывался от мира, слишком долго жил в себе и я чувствовала, как отчаянно желал открыться. И это было мое. Мое и ничьё больше. Здесь и сейчас, в эту самую минуту, он открывал это только мне, свою душу и свое тело. Его глаза горели, когда он прошептал: – Я ждал тебя. Ждал многие годы, просто раньше этого не знал. – Теперь неважно, что было раньше, – я пыталась успокоить сбившееся дыхание. Его палец нежно заскользил по моей шее от яремной ямки до подбородка. Добравшись до цели, Герман несколько секунд молча смотрел мне в глаза, прикусывая губу (и это было, черт подери, до безумия сексуально!), а затем ловким и быстрым движением запрокинул мою голову. Я следила за тем, как отсвет фар проезжавшего по темной улице автомобиля перемешивался со слабым светом кухонной лампы, когда он покрывал поцелуями шею. Герман. Лишь он существовал для меня в эту минуту. Только он и этот вечерний свет. Герман смотрел на меня безумными глазами. Это сводило с ума. Не прерывая зрительного контакта, я положила руку на плечо и медленно спустила лямку бюстгальтера. – Ты снова играешь с огнём, Даша, – прохрипел он. – Я не железный. И не смогу держать себя в руках. – Тебе и не нужно. – Но я не могу не спросить… – Молчи. Молчи и ничего не спрашивай, – с этими словами я резко сползла к краю стойки, вплотную прижимаясь к нему. Тело к телу. Я чувствовала каждый его изгиб, и мне это нравилось. Я хотела взять инициативу в свои руки. Поэтому, не задумываясь, спустила вторую лямку. Кружевной бюстгальтер медленно пополз вниз, и я расстегнула застёжку, помогая телу окончательно избавиться от этого лишнего предмета одежды. – Ты совершенна, – прошептал Герман. Он подхватил меня на руки. Ноги машинально обвили его спину. Мы не переставали целоваться, когда я опустилась на мягкую ткань дивана. Не переставали целоваться, когда он наконец снял с себя спортивные штаны. Не переставали целоваться, когда моя рука проскользнула в его боксеры, в ответ на что он издал стон, полный желания и мучения от того, что не может получить желаемое в сию же секунду. Второй рукой я непроизвольно вцепилась в его спину (завтра там наверняка останутся царапины от моих ногтей!). Если бы не сделала этого, разорвалась бы на крошечные кусочки от переполнявших чувств. Герман сжал мою грудь, и его поцелуи стали еще требовательнее, еще напористее. По мере того, как руки опускались ниже, он запустил палец под резинку моих трусиков и стянул их, небрежно откидывая куда-то в темноту комнаты. Было совершенно удивительно, что именно сегодня я надела свой любимый комплект белья, ведь направляясь выслеживать анонима, я даже подумать не могла, во что это может вылиться. Это была последняя деталь, разделявшая наши тела. Я предстала перед ним полностью обнаженной и ни капли об этом не жалела. – Ты уверена, что хочешь этого? – Прекрати задать глупые вопросы, зная, что сводишь меня с ума. Его пальцы гуляли между моих ног. – Хочу услышать это от тебя. – Я люблю тебя, – выдохнула я. – И хочу быть с тобой. – О черт, Даша. Это была бомба замедленного действия. Триггер. Слова, которых было достаточно, чтобы он сорвался с цепи, потерял контроль. Когда он вошёл в меня, я ощутила то же самое. Вместе мы были одним гигантским безумием, сумасшествием, комком чувств и эмоций. Я чувствовала, что нахожусь на грани, едва сдерживалась, чтобы не закричать. Сейчас, в эту минуту он был как никогда уязвим, да и я тоже. Его эйфория заводила меня еще сильнее. Мне нравилось видеть волну удовольствия на его лице, и я хотела, чтобы он это знал. Осторожно отстраняясь, я заставила его перекатиться на спину. Теперь я была сверху. Управляла всем процессом, погружая нас в еще большее сумасшествие. Я была на исходе, когда он шумно выдохнул. Чувствовала, как пульсируют артерии в его теле, и это позволило мне окончательно потерять голову. Выдыхая в унисон, я медленно опустила голову на его грудь. – Моя невероятная, – с тёплом в голосе прошептал он. Вместо ответа я осторожно и легко коснулась губами его кожи. Рука Германа нежно погладила мои волосы. – Если бы мне на первом занятии по оперативной хирургии сказали, что однажды произойдёт между нами, я бы просто покрутила пальцем у виска. Он рассмеялся, так легко и непринуждённо. Мы лежали на диване и смотрели на глубокое синее ночное небо, проглядывающее через панорамные окна его гостиной. Сегодня на нем не было ни облачка, лишь россыпь серебряных звезд. – Видишь эти яркие звёзды, образующие трапецию? А за ними хвостик? Почти как «ковш» большой медведицы, только перевёрнутый, и хвостик более витиеватый? – Мне кажется, что на этом небе сплошные трапеции и хвостики, – пожала плечами я. Герман рассмеялся. – А что ты смеёшься, – надула губки я, – астрономия – не мой конёк. – Это созвездие льва, – прошептал Герман, касаясь губами макушки моей головы. – Обычно его видно весной, в марте-апреле, но сейчас…эти яркие звезды…это точно лев! Видишь, он улыбается тебе? – Ох, Герман, ты такой балабол, – рассмеялась я в ответ, – это всего лишь трапеция с хвостиком. Она не может улыбаться. Хотя, скажу тебе по секрету, я не вижу даже трапецию. – Ты такая не романтичная, – усмехнулся он. – Пойдём пить имбирный чай? – В таком случае, придется кипятить воду вновь – чайник наверняка уже давным-давно остыл. А пока я совсем не хочу отпускать тебя, – я зарылась лицом в плед, который покрывал наши тела. Через час мы все-таки выбрались из нашего диванного домика и переместились на кухню. Вода в чайнике и правда остыла, но согреваться больше не было необходимости – нам обоим было горячо и без чая. Но Герман все равно настоял на том, чтобы мы выпили его, прежде чем пойти спать. По его словам, чай отлично успокаивал. Правда, не смотря на это, заснули мы все равно ближе к утру. Я отправила маме СМС, что останусь ночевать у Вики, и молилась всем богам, чтобы подруга случайным образом меня не выдала. Конечно, стоило позвонить ей и предупредить, что на сегодняшнюю ночь она служит моим «прикрытием», но Вика стала бы непременно задавать вопросы (пожалуй, даже целую кучу вопросов), отвечать на которые мне не хотелось. Не сейчас, не в этой волшебной атмосфере уютного вечера. Утром я проснулась от стойкого ощущения, что на меня кто-то смотрит. Оно не подвело – оперевшись на локоть, Герман разглядывал мое лицо без всякого зазрения совести. – Который час? – сонно пробормотала я, на что он лишь пожал плечами. – Счастливые часов не наблюдают. Выбравшись из плена тёплого одеяла, я потянулась за лежащим на тумбочке телефоном. Одиннадцать утра и пять пропущенных от мамы. – И давно ты не спишь? Черт, мама звонила.