Часть 30 из 49 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он смущенно улыбнулся, но ничего не ответил.
– У меня уже ноги затекли, – пожаловалась я. – Скоро он там? И придёт ли вообще?
Мы все сделали, как планировали. Как и говорил Герман, он громко позвал меня на «свидание», когда мы расходились по домам, напомнил о встрече во всех соцсетях, а затем еще и позвонил и сделал то же самое по телефону. На случай, если наш аноним агент службы безопасности и прослушивает наши звонки. Мы предприняли все. Он должен был узнать. Он не мог остаться в стороне.
Прошло еще полчаса, прежде чем мы услышали первый шорох. Тела напряглись. Шуршали опавшие промерзшие листья. Кто-то шёл по лесу. Судя по походке, это был мужчина; так сказал Герман, хотя я понятия не имела, как можно отличить мужскую походку от женской, да ещё и по звуку.
– Приготовь верёвку, – шепнул Герман.
Я полезла в рюкзак, стараясь создавать как можно меньше шума. Веревка, веревка…где же она? В голове промелькнула мысль, маленькая надежда, что она не найдётся. А это значит, что мне не придется никого связывать. Да, именно так мы договорились с Германом – план «А»: он хватает человека, а я связываю ему руки. Что будет дальше, мы не придумали – решили действовать по обстоятельствам. Все это казалось мне сумасшествием. Руки дрожали то ли от страха, то ли от холода. Но наконец эта несчастная веревка все-таки нашлась.
– Он рядом, идём.
В нескольких метрах от нас промелькнул силуэт. Герман был прав, это все-таки оказался мужчина. Чёрная толстовка с натянутым на голову капюшоном и камуфляжные штаны – это все, что я успела увидеть. Он что-то держал в руке, что-то белое и достаточно большое. Кажется, ведро от краски. Но…зачем? Что он приготовил на этот раз?
Я осторожно пробиралась вслед за Германом.
– Эй, постой! – крикнул он, и мужчина тут же остановился, недоуменно озираясь по сторонам. Это был скорее даже не мужчина, а молодой парень. Вполне подходящий возраст для человека, который мог отправлять тайные записки.
Кажется, парень хотел что-то спросить, но не успел. Кулак Германа оставил отметину прямо на его скуле. Потеряв равновесие, он упал на землю и согнулся от боли. Тут же воспользовавшись этой ситуацией, мой напарник ловко скрутил ему руки, как это делают заправские полицейские в криминальных фильмах про наркодиллеров.
– Давай, Даша!
На ватных ногах я подошла к неизвестному и начала обматывать его руки верёвкой в районе кистей.
– Медленно, слишком медленно, Даша!
Я пыталась делать это быстрее, но руки не слушались. Мы только что напали на человека. Эта мысль затуманивала сознание. Хотя, торопиться было некуда – парень и не думал вырываться. Кажется, он испугался еще больше, чем я.
– А теперь отвечай, какого лешего ты здесь забыл? – выкрикнул Герман, вновь занеся кулак, когда я наконец закончила свою «работу».
Кажется, незнакомец хотел что-то сказать, но вышло лишь невнятное бормотание. Он закашлялся и сплюнул сгусток крови.
– Отвечай, когда с тобой разговаривают! Спрашиваю последний раз: что ты тут делал?
Наш пленник наконец приподнял голову и повернулся в нашу сторону. Впервые я увидела его лицо под чёрным капюшоном. В тот же миг земля ушла из-под ног. Я ожидала увидеть кого угодно, но только не этого человека. Нет, этого не может быть.
– Ромыч? – изумленно прошептала я.
– Даша? – прохрипел друг, делая вид, что удивлён не меньше моего.
– Что за… – разглядывая пленника, точно пытаясь убедиться, что мы оба ошиблись и это не мой одногруппник, Герман сделал пару шагов назад. – Что ты, черт подери, здесь делаешь? Это твоих рук дело?
– Что – «это»? – снова прохрипел Ромыч и выплюнул очередной сгусток крови. – Что здесь вообще происходит? Вы все с ума посходили?!
– Не заговаривай зубы, – начинал злиться Герман, – и отвечай, какого черта ты все это делаешь?
– Я…я… – начал закипать Ромыч. – Я ректору пожалуюсь! Я все ему про вас расскажу, Герман Андреевич. Расскажу, как вы связываете в лесу своих студентов. Вы мне, между прочим, зуб выбили! Все доказательства на лицо! Да Вы просто ненормальный! Вас уволят к чертовой матери, если немедленно не отпустите меня!
Я положила руку Герману на плечо и тихо, стараясь, чтобы не слышал друг, произнесла:
– Он прав. Если в университете узнают, нам больше никто не поверит. Тебя уволят, а меня отчислят. Лучше развяжи его.
Но похоже Ромыч всё-таки услышал:
– «Тебя»? С каких это пор мы общаемся с преподами на «ты»? И что вы вообще делаете в этом вонючем лесу вдвоём? Или…неужели это и есть тот самый парень, Даша?
Мне казалось, что в этот момент в его глазах рухнул весь мир.
– Какое это имеет значение? Ты…ты предал меня! – я почувствовала, как к горлу подступает ком. Ромыч, мой друг…неужели все это время, притворяясь милым в университете, он терроризировал меня за его пределами? Неужели все эти записки – дело его рук? Это могло бы многое объяснить. Мы учились вместе с Туре, и он прекрасно знал его почерк. Он мог подделать его с необычайной лёгкостью, как зачастую подделывал подписи преподов. Он знал обо мне все. Знал про старую башню, знал мое расписание. И любил меня. А значит ревновал. Неужели это он заказал Германа? Неужели…он правда на такое способен? Но как ему удаётся так неподдельно изображать удивление? Делать вид, будто видит нас вместе впервые? Нет, это определённо не тот Ромыч. Не он, не мой друг. Совершенно другой человек, которого доныне я совсем не знала.
– Что ты несёшь, Даша? О чем ты говоришь? Это ты! Это все ты! Ты нас предала!
От этих слов я опешила.
– Ты променяла нас всех: твоих друзей, Туре! Как же быстро ты о нем забыла! – продолжил Ромыч, и я не поверила своим ушам. Он говорил совсем как тот человек, который отправлял мне записки. Нет, нет, нет! Этого не может быть. Этого не должно быть.
– Но скажи, Рома, ты был бы рад, если бы я забыла о нем ради тебя?
В лесу воцарилась гробовая тишина. Казалось, даже птицы и ветер улетели куда-то на другой конец земли. Ни шороха, ни стука, лишь мы и тяжёлое молчание. Не могу поверить, что я сказала то, что сказала. И, кажется, оказалась права.
– Я так и знала, – наконец выдохнула я. – Мне жаль, что ты оказался не другом, а лицемерным мешком дерьма! Не смей ничего говорить ни о Германе, ни о Туре. И никогда больше ко мне не подходи. И свои гребаные бумажки тоже засунь себе куда подальше! Имей уважение к Туре хотя бы потому, что он был твоим другом. Даже если все эти годы ты ему завидовал и мечтал оказаться на его месте.
Я сделала два шага назад, поворачиваясь к нему спиной и всем видом давая понять, что на этом разговор окончен.
– Развяжи его, Герман.
Я слышала за спиной возню и шум распутывающихся верёвок, но больше не хотела смотреть на это. На душе зияла и кровоточила огромная рана; слёзы рекой стекали по щекам и, падая на куртку, замерзали и превращались в сотни маленьких льдинок.
– А знаешь, Даша, – услышала голос за спиной я, – в этом лесу я собирал клюкву для матери. Она приехала ко мне несколько дней назад, а вчера заболела. Но откуда тебе это знать? Ведь ты никогда не интересовалась, как у меня дела и что происходит в моей жизни. Ромыча можно использовать только как жилетку! И кто после этого из нас предатель, Даша?
– Уходи, Рома, – процедила сквозь зубы я, – уходи!
– Если ты подумала, что это реально я писал тебе все эти записки, то ты просто полная дура! Иди ты к черту, Даша!
И вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь хрустом свежего снега вперемешку с сухими листьями под ботинками Ромыча. Он уходил.
Я почувствовала руку на своём плече, но оборачиваться не стала. Рана кровоточила все сильнее.
– Я не знаю, что сказать тебе, Даша, – тихо произнёс Герман. – Не знаю, что вообще нужно говорить в таких ситуациях. Но только дай мне знак, и я сделаю все, что ты скажешь. Хочешь, я догоню его? Хочешь, набью ему морду?
– Не надо, Герман, – сквозь слёзы улыбнулась я. Это была горькая улыбка, полная отчаяния и обиды.
Ничего больше не говоря, он обнял меня со спины. Крепко, прижимаясь своей щекой к моей, забирая всю мою боль.
Домой шли молча. Каждый думал о чем-то своём. Не сговариваясь, точкой назначения мы выбрали его дом – возвращаться к себе не хотелось. Хотелось остаться с Германом. Среди всего того дерьма, что происходило в моей жизни, он был единственной искоркой, приносившей радость и позволявшей не утратить веру в человечество.
Глава 25
ДАША
Вместе с вечерними сумерками на землю крупными хлопьями опускался снег. Вернувшись домой, я первым делом скинула дурацкий горнолыжный костюм, который в один миг вдруг стал казаться тесным и неудобным. Герман же сразу отправился на кухню: зашумел чайник, что-то загремело в холодильнике.
За время нашей лесной вылазки я порядком продрогла, поэтому, с удовольствием укутавшись в мягкий плед Германа, легла на диван и свернулась калачиком. Этот дом был уютным, тёплым, он даже стал казаться мне почти родным, но сейчас все это не имело значения. Я видела лишь черно-белые краски и безысходную пустоту. Вся жизнь казалась именно такой. Меня бросил парень. Потом он умер. После чего кто-то стал не только присылать записки от его имени, но и делать действительно ужасные вещи. Он порвал мою любимую игрушку. Убил мою кошку. А на десерт – оказывается, вполне вероятно, что этот «кто-то» – мой лучший друг. Никому не пожелаю такого «счастья».
– Ты совсем замёрзла, – констатировал Герман, присаживаясь рядом и нежно поглаживая разметавшиеся по подушке волосы. – Чайник скоро закипит.
– Как думаешь, это действительно Ромыч? Я имею ввиду…делает все это?
– Я не знаю, Даша. Честно не знаю. Это может быть он, но точно с такой же вероятностью может быть и не он. Вся эта история с мамой и клюквой звучит как бред. К тому же, аноним действительно много о тебе знает. Столько, сколько может знать только близкий человек. Такой как Ромыч. Но… Не знаю, в то же время я не верю, что он вообще на такое способен.
– Вика сказала, что Ромыч влюблён в меня. Он мог ревновать к Туре.
– Время покажет. Если это Рома, то вряд ли он скоро как-то проявит себя.
– Но он может наоборот сделать это специально, чтобы отвести подозрения!
– Это глупо. Он понимает, что сейчас мы будем особенно внимательны.
– Черт, не могу больше думать об этом! Ненавижу!
От злости я пнула лежащую в ногах подушку.
– Чайник закипел, – с тёплом в голосе сообщил Герман. – Я приготовил заварку твоего любимого имбирного чая. И у меня есть для тебя еще кое-что.
Пришлось все-таки покинуть свой уютный домик из пледа и проследовать за ним на кухню, где царил приятный аромат имбиря, а на тумбе стояла гигантская банка «Нутеллы».
– Папа всегда давал мне шоколадную пасту, когда я грустил. Разрешал есть хоть столовыми ложками или даже прямо руками. Ты не поверишь, но так действительно вкуснее! Мама, конечно же, всегда ругалась. А он тайно подзывал меня к себе и вручал целую банку. Эта «Нутелла» вся твоя. И если она сделает твоё настроение лучше хоть на самую малость, значит, все не зря.
И хотя прежде улыбаться мне совершенно не хотелось, сейчас я просто не могла сдержаться. Я обожала шоколадную пасту. И, когда ваша жизнь катится не пойми куда, но у вас есть гигантская банка «Нутеллы» – в этом мире еще не все потеряно.
– Герман, – я с удовольствием облизала палец, которым зачерпнула большую порцию пасты, и тут же посерьёзнела, – ты объезжал адреса, которые мы нашли?
Мне вдруг захотелось сменить тему и хотя бы ненадолго перестать думать об анониме и том факте, что им мог оказаться Ромыч. Но Герман лишь отрицательно покачал головой.
– Но почему?
– Я…я не знаю. Я боюсь. Не знаю, что делать, когда туда приеду. Что я ему скажу? Здравствуй, папа, я твой блудный сын? Может быть, он вообще не хочет меня видеть? Или уже давно умер?